Чехов и современный театр
Оригинал взят у lesoteka в 255. КрЯКК 2016. Чехов и современный театр. Лекция Натальи Муратовой. Видеозапись
Что такого особенного находит в Чехове современный театр - театр, который сегодня уходит от автора, уходит в свои интерпретации, в свои режиссерские игры? Авторов, от которых сотни лет не может оторваться театр - явление современное по своей сути - немного, среди них Шекспир, Чехов. Они актуальны всегда. Но достаточно ли такого объяснения? Чем привлекают тексты чеховских пьес режиссеров театров мира?
В начале лекции «Почему современный театр не может расстаться с Чеховым?», прозвучавшей в первый день Красноярской ярмарки книжной культуры в этом году, Наталья Муратова пообещала не давать исчерпывающий ответ на этот вопрос. Но все же, на мой взгляд, она это сделала.
Наталья Муратова - специалист по драматургии Чехова, кандидат филологических наук, автор диссертации «Разрешение конфликта в драмах и комедиях А. П. Чехова», доцент Института филологии, массовой информации и психологии Новосибирского государственного педагогического университета, участник запущенного театром «Старый дом» и образовательным проектом «Открытая кафедра» в Новосибирске этой осенью лектория, посвященного актуальным для драматического репертуара города темам. Автор монографии «Галина Алехина: Философия образа» (2006), научных и критических статей по современной литературе, театру, кино, соавтор учебного пособия «Анализ фрагмента литературного произведения» (2008).
Вот уже около двадцати лет длится ситуация сомнения: а не пора ли расстаться с Чеховым? Многие современные режиссеры задают этот вопрос, тем не менее, продолжает существовать театр, живущий «в режиме чеховского нон-стоп». Отгадка этой загадки, разъяснение этого парадокса в самом Чеховском тексте, считает Наталья Муратова. Его возможности и потенциал не до конца познаны, потому процесс познания и продолжается так долго. Контекст чеховских «Дяди Вани», «Трех сестер», «Чайки» и «Вишневого сада» - это пространство, где нужно искать и можно находить ответы на вопросы, которые ставит перед человеком современность.
Наталья Муратова усмотрела в пьесах Чехова уникальную способность: они могут открыть театр и закрыть его. Так, МХАТ обрел свое лицо, утвердился в своей эстетике благодаря Чехову, благодаря ему же утвердилась в Новосибирске «эра» красноярского режиссера Олега Рыбкина. Поставленный им спектакль «Три сестры» поразил новосибирских театралов. Они увидели другой, новый, опыт прочтения Чехова, новый язык, новую интерпретацию, которые позволят продвинуться на пути к ответу на вопрос «Что есть сейчас мы?».
«Чайка» - спектакль о постановке пьесы. Его по-своему трактуют не только режиссеры, но и критики. Один чеховед предлагала посмотреть «Чайку» в разных постановках, представляя, кто из персонажей пьесы ее ставит: Дорн, Треплев или Медведенко.
В 1960 годы появляется новые после Станиславского интерпретации пьесы. В 1966 году Анатолий Эфрос ставил «Чайку» и удивляется, как комедия может начинаться траурными словами: «Отчего вы все время в черном?». Он захотел вложить эти слова в уста Медведенко, который всё время пребывает в трауре по своей жизни. Этот вариант начала спектакля задал совсем другой ракурс ее восприятия. Выходит, в самом тексте содержатся возможности разных режиссерских видений. Можно даже главным персонажем сделать кого-то другого - не того, кого таковым делали прежде.
XX век не принял Чехова. Иннокентий Анненский использует термин «чеховщина», Мандельштам хотел купить билеты трем сестрам и отправить их в Москву уже в конце первого акта и этим завершить действие. А вот символист Андрей Белый увидел пьесу в совершенно ином ракурсе - увидел не реальные явления, а символы. Москва - это не Москва, это Мечта, то, что находится за пределами видимого, а вишневый сад - это Эдем.
Наталья Муратова приводит примеры разных интерпретаций «Чайки» в современном театре, предложенных разными режиссерами. Одну из постановок - Юрия Бутусова - она характеризует как спектакль про мысль режиссера, который в одном действе показывает сразу несколько интерпретаций. Наиболее колоритный пример - постановка пьесы в японском театре, где вместо людей действуют (или не действуют) андроиды.
Диапазон возможных пониманий пьес Чехова настолько широк, что режиссер из комедии может сделать драму и наоборот. Общим настроением «Вишневого сада» для зрителя были грусть, ностальгия, прощание с уходящим миром. Чехову же не нравилась такая интерпретация Станиславского, которую он застал (это была его последняя пьеса). Ему не нравились и актеры, которых выбрал режиссер. Чехов спрашивал, почему персонажи плачут? Он был доволен только актером Москвиным, который представлял своего героя комически. Чехов недоволен, что спектакль ставят не как комедию. Он видит в афишах слово «драма» и недоумевает: это комедия! (Разве не захочется прочесть еще раз (или прочесть наконец), но уже непредвзято «Вишневый сад» после лекции Натальи Муратовой?)
Один из критиков предлагает увидеть «Вишневый сад» как последнюю шутку Чехова, который пишет пьесу в 1904 году, умирая. Здесь Наталья Муратова вновь видит эффект закрытия: эта пьеса закрывает творчество Чехова.
У «Вишневого сада» тоже появляются нетрадиционные (если считать прочтение Станиславского традиционным) интерпретации, где режиссеры делают акцент не на сожалении по поводу уходящего мира, сада и несовременных людей. Наталья Муратова приводит пример английской версии пьесы, где главный герой - Лопахин, деятель, деловой человек, который решает проблемы, придумываю проект спасения имения. Именно такое прочтение характерно для большинства современных постановок.
Итак, в самих чеховских текстах есть структурные элементы, позволяющие режиссеру выстроить сюжет, расставить акценты так, чтобы выразительно представить именно ту линию, которую ему представляется важной. Среди таких линий те, которые Чехов не подразумевал. Выходит, пьеса живет своей жизнью, не связанной с породившим ее автором. Очевидно, Чехов заложил в своей пьесе намеренно максимальное количество «взрывчатки», которая когда-то сдетонирует под рукой того или иного режиссера и взорвёт пьесу, в том числе, в самом неожиданном месте. Это впервые происходит еще при жизни Чехова, а уже в следующее после его смерти сто с лишним лет это произойдет несчетное количество раз.
Что же это за структурные элементы? Возможно, пространство текста, следующее за сюжетным отрезком, где пьеса могла логично завершиться: три сестры уехали в Москву, Лопахин женился на Варе и, тем самым, спас имение. Но этого не происходит и действие неторопливо продолжается - часто с длиннотами, паузами, не имеющими уверенного логического продолжения, моментами. Возможно, это и есть те места, где Чехов (невольно?) говорит режиссеру с его видением: «Добро пожаловать в соавторы» (или даже не в со-). Так, когда Лопахин сообщает, что он купил имение, наступает пауза. И она сама, и выход из неё может быть как неприятным удивлением, так и радостью (что именно он купил). И эта пауза, таким образом, может перевернуть пьесу, полностью обусловить ее, сделать спектакль с оптимистичной концовкой.
И, в заключение, одна цитата. Премьера «Чайки» в Александринском театре в 1896 году стала грандиозным провалом. (Наталья Муратова вспоминает и другие два провала чеховских пьес - «Леший» и «Безотцовщина». Триумф «Чайки», состоявшийся спустя два года после первого показа, отыгрывает эти провалы.) Среди тех, кто поддержал Чехова тогда, был известный русский юрист А. Ф. Кони. Он «благодарил писателя за «глубокое наслаждение данные ему …пьесою». «Чайка» - произведение, выходящее из ряда по своему замыслу, по новизне мыслей, по вдумчивой наблюдательности над житейскими положениями, - отмечал А. Ф. Кони. - Это сама жизнь на сцене, с ее трагическими союзами, красноречивым бездумьем и молчаливыми страданиями, - жизнь обыденная, всем доступная и почти не кем не понимаемая в ее внутренней жестокой иронии, - жизнь до того доступная и близкая нам, что подчас забываешь, что сидишь в театре, и способен сам принять участие в происходящей перед тобой беседе. И как хорош конец!» (Прокурова Н. С. Написанное остается: литературно-критическое исследование. Волгоград, 2009. С. 181.)
Видеозапись лекции
Что такого особенного находит в Чехове современный театр - театр, который сегодня уходит от автора, уходит в свои интерпретации, в свои режиссерские игры? Авторов, от которых сотни лет не может оторваться театр - явление современное по своей сути - немного, среди них Шекспир, Чехов. Они актуальны всегда. Но достаточно ли такого объяснения? Чем привлекают тексты чеховских пьес режиссеров театров мира?
В начале лекции «Почему современный театр не может расстаться с Чеховым?», прозвучавшей в первый день Красноярской ярмарки книжной культуры в этом году, Наталья Муратова пообещала не давать исчерпывающий ответ на этот вопрос. Но все же, на мой взгляд, она это сделала.
Наталья Муратова - специалист по драматургии Чехова, кандидат филологических наук, автор диссертации «Разрешение конфликта в драмах и комедиях А. П. Чехова», доцент Института филологии, массовой информации и психологии Новосибирского государственного педагогического университета, участник запущенного театром «Старый дом» и образовательным проектом «Открытая кафедра» в Новосибирске этой осенью лектория, посвященного актуальным для драматического репертуара города темам. Автор монографии «Галина Алехина: Философия образа» (2006), научных и критических статей по современной литературе, театру, кино, соавтор учебного пособия «Анализ фрагмента литературного произведения» (2008).
Вот уже около двадцати лет длится ситуация сомнения: а не пора ли расстаться с Чеховым? Многие современные режиссеры задают этот вопрос, тем не менее, продолжает существовать театр, живущий «в режиме чеховского нон-стоп». Отгадка этой загадки, разъяснение этого парадокса в самом Чеховском тексте, считает Наталья Муратова. Его возможности и потенциал не до конца познаны, потому процесс познания и продолжается так долго. Контекст чеховских «Дяди Вани», «Трех сестер», «Чайки» и «Вишневого сада» - это пространство, где нужно искать и можно находить ответы на вопросы, которые ставит перед человеком современность.
Наталья Муратова усмотрела в пьесах Чехова уникальную способность: они могут открыть театр и закрыть его. Так, МХАТ обрел свое лицо, утвердился в своей эстетике благодаря Чехову, благодаря ему же утвердилась в Новосибирске «эра» красноярского режиссера Олега Рыбкина. Поставленный им спектакль «Три сестры» поразил новосибирских театралов. Они увидели другой, новый, опыт прочтения Чехова, новый язык, новую интерпретацию, которые позволят продвинуться на пути к ответу на вопрос «Что есть сейчас мы?».
«Чайка» - спектакль о постановке пьесы. Его по-своему трактуют не только режиссеры, но и критики. Один чеховед предлагала посмотреть «Чайку» в разных постановках, представляя, кто из персонажей пьесы ее ставит: Дорн, Треплев или Медведенко.
В 1960 годы появляется новые после Станиславского интерпретации пьесы. В 1966 году Анатолий Эфрос ставил «Чайку» и удивляется, как комедия может начинаться траурными словами: «Отчего вы все время в черном?». Он захотел вложить эти слова в уста Медведенко, который всё время пребывает в трауре по своей жизни. Этот вариант начала спектакля задал совсем другой ракурс ее восприятия. Выходит, в самом тексте содержатся возможности разных режиссерских видений. Можно даже главным персонажем сделать кого-то другого - не того, кого таковым делали прежде.
XX век не принял Чехова. Иннокентий Анненский использует термин «чеховщина», Мандельштам хотел купить билеты трем сестрам и отправить их в Москву уже в конце первого акта и этим завершить действие. А вот символист Андрей Белый увидел пьесу в совершенно ином ракурсе - увидел не реальные явления, а символы. Москва - это не Москва, это Мечта, то, что находится за пределами видимого, а вишневый сад - это Эдем.
Наталья Муратова приводит примеры разных интерпретаций «Чайки» в современном театре, предложенных разными режиссерами. Одну из постановок - Юрия Бутусова - она характеризует как спектакль про мысль режиссера, который в одном действе показывает сразу несколько интерпретаций. Наиболее колоритный пример - постановка пьесы в японском театре, где вместо людей действуют (или не действуют) андроиды.
Диапазон возможных пониманий пьес Чехова настолько широк, что режиссер из комедии может сделать драму и наоборот. Общим настроением «Вишневого сада» для зрителя были грусть, ностальгия, прощание с уходящим миром. Чехову же не нравилась такая интерпретация Станиславского, которую он застал (это была его последняя пьеса). Ему не нравились и актеры, которых выбрал режиссер. Чехов спрашивал, почему персонажи плачут? Он был доволен только актером Москвиным, который представлял своего героя комически. Чехов недоволен, что спектакль ставят не как комедию. Он видит в афишах слово «драма» и недоумевает: это комедия! (Разве не захочется прочесть еще раз (или прочесть наконец), но уже непредвзято «Вишневый сад» после лекции Натальи Муратовой?)
Один из критиков предлагает увидеть «Вишневый сад» как последнюю шутку Чехова, который пишет пьесу в 1904 году, умирая. Здесь Наталья Муратова вновь видит эффект закрытия: эта пьеса закрывает творчество Чехова.
У «Вишневого сада» тоже появляются нетрадиционные (если считать прочтение Станиславского традиционным) интерпретации, где режиссеры делают акцент не на сожалении по поводу уходящего мира, сада и несовременных людей. Наталья Муратова приводит пример английской версии пьесы, где главный герой - Лопахин, деятель, деловой человек, который решает проблемы, придумываю проект спасения имения. Именно такое прочтение характерно для большинства современных постановок.
Итак, в самих чеховских текстах есть структурные элементы, позволяющие режиссеру выстроить сюжет, расставить акценты так, чтобы выразительно представить именно ту линию, которую ему представляется важной. Среди таких линий те, которые Чехов не подразумевал. Выходит, пьеса живет своей жизнью, не связанной с породившим ее автором. Очевидно, Чехов заложил в своей пьесе намеренно максимальное количество «взрывчатки», которая когда-то сдетонирует под рукой того или иного режиссера и взорвёт пьесу, в том числе, в самом неожиданном месте. Это впервые происходит еще при жизни Чехова, а уже в следующее после его смерти сто с лишним лет это произойдет несчетное количество раз.
Что же это за структурные элементы? Возможно, пространство текста, следующее за сюжетным отрезком, где пьеса могла логично завершиться: три сестры уехали в Москву, Лопахин женился на Варе и, тем самым, спас имение. Но этого не происходит и действие неторопливо продолжается - часто с длиннотами, паузами, не имеющими уверенного логического продолжения, моментами. Возможно, это и есть те места, где Чехов (невольно?) говорит режиссеру с его видением: «Добро пожаловать в соавторы» (или даже не в со-). Так, когда Лопахин сообщает, что он купил имение, наступает пауза. И она сама, и выход из неё может быть как неприятным удивлением, так и радостью (что именно он купил). И эта пауза, таким образом, может перевернуть пьесу, полностью обусловить ее, сделать спектакль с оптимистичной концовкой.
И, в заключение, одна цитата. Премьера «Чайки» в Александринском театре в 1896 году стала грандиозным провалом. (Наталья Муратова вспоминает и другие два провала чеховских пьес - «Леший» и «Безотцовщина». Триумф «Чайки», состоявшийся спустя два года после первого показа, отыгрывает эти провалы.) Среди тех, кто поддержал Чехова тогда, был известный русский юрист А. Ф. Кони. Он «благодарил писателя за «глубокое наслаждение данные ему …пьесою». «Чайка» - произведение, выходящее из ряда по своему замыслу, по новизне мыслей, по вдумчивой наблюдательности над житейскими положениями, - отмечал А. Ф. Кони. - Это сама жизнь на сцене, с ее трагическими союзами, красноречивым бездумьем и молчаливыми страданиями, - жизнь обыденная, всем доступная и почти не кем не понимаемая в ее внутренней жестокой иронии, - жизнь до того доступная и близкая нам, что подчас забываешь, что сидишь в театре, и способен сам принять участие в происходящей перед тобой беседе. И как хорош конец!» (Прокурова Н. С. Написанное остается: литературно-критическое исследование. Волгоград, 2009. С. 181.)
Видеозапись лекции
Click to view