Родная речь на чужбине
mikhail_epstein
Родная речь на чужбине
Я замечал, что когда россияне за границей слышат родную речь у прохожих или соседей (в поезде, ресторане), они стараются не познакомиться, а наоборот, удалиться, перейти на другую сторону улицы и т.п. Как будто все связаны памятью о каком-то общем преступлении или несчастье и стараются выйти из круговой поруки, стереть память о родовой травме (травме родины, а не рождения)...
Лет 20 назад в Швеции, в электричке, я услышал русскую речь - и потянулся "на огонек", заговорил. Вполне интеллигентная молодая пара что-то буркнула в ответ и угрюмо замолчала, а потом, кажется, и вовсе пересела подальше. Тогда меня это сильно задело, но постепенно я стал это воспринимать как правило хорошего тона - не заговаривать с незнакомыми соотечественниками.
Это же правило действует и в самой России. Незнакомец, ищущий общения, изначально воспринимается как угроза. И вообще публичное пространство полно опасностей, как степь, где все кочевники чужие друг другу, - в отличие от приватного, домашнего, где все свои. Очень резко, с ранящей остротой проводится эта черта между своим и чужим. На Западе в публичном пространстве больше тепла и приветливости, а в домашнем не так душа нараспашку, как в России.
Родная речь на чужбине
Я замечал, что когда россияне за границей слышат родную речь у прохожих или соседей (в поезде, ресторане), они стараются не познакомиться, а наоборот, удалиться, перейти на другую сторону улицы и т.п. Как будто все связаны памятью о каком-то общем преступлении или несчастье и стараются выйти из круговой поруки, стереть память о родовой травме (травме родины, а не рождения)...
Лет 20 назад в Швеции, в электричке, я услышал русскую речь - и потянулся "на огонек", заговорил. Вполне интеллигентная молодая пара что-то буркнула в ответ и угрюмо замолчала, а потом, кажется, и вовсе пересела подальше. Тогда меня это сильно задело, но постепенно я стал это воспринимать как правило хорошего тона - не заговаривать с незнакомыми соотечественниками.
Это же правило действует и в самой России. Незнакомец, ищущий общения, изначально воспринимается как угроза. И вообще публичное пространство полно опасностей, как степь, где все кочевники чужие друг другу, - в отличие от приватного, домашнего, где все свои. Очень резко, с ранящей остротой проводится эта черта между своим и чужим. На Западе в публичном пространстве больше тепла и приветливости, а в домашнем не так душа нараспашку, как в России.