"Ильязд. XX век Ильи Зданевича" в ГМИИ
Оригинал взят у _arlekin_ в "Ильязд. XX век Ильи Зданевича" в ГМИИ
В авторском дизайне афиши парижского доклада Зданевича "Берлин и его халтура" (1923) уже вовсю используется псевдоним Ильязд, но графически оформляется не так, как в других случаях, а в две строки и с отступом во второй:
ИЛЬЯ
ЗД
- сегодня это невольно читается как "три-дэ". Авторы выставки явно стремились к тому, чтобы представить максимально объемно персону Зданевича, при том что в экспозиции много места уделено Пикассо, Эрнсту, Миро и другим соавторам-художникам Зданевича самого первого ряда. Но поскольку герой выставки - Зданевич, причем он сам персонально, как фигура многогранная, а не просто его издательское дело или поэтическое творчество, то выставка получается, во-первых, не чисто художественной, и даже в меньшей степени художественной, чем историко-литературной, а во-вторых, требует огромного напряжения внимания, памяти, да и физических усилий, ну и времени, потому что смотреть тут мало, надо читать, вчитываться в экспликацию, очень подробную, собственно, и составляющую основное содержание выставки, а картинки, графические листы, страницы изданных героем книг - материал скорее иллюстративный.
Открывается выставка тем не менее крупным живописным полотном (и по-моему, оно одно на всю экспозицию такое) - портрет Зданевича кисти Пиросмани, 1913, соответственно - тбилисского периода жизни будущего Ильязда. Кроме серьезного, даже строгого портрета Пиросмани по выставке далее разбросаны другие его изображения, но неизменно графические и карикатурные, начиная с раннего шаржа "Илья Зданевич выступает перед ослами", далее - "Фу - турист", затем "Ильязд - виконт балета" (Алекс Смаджа, конец 1940-начало 1950-х), еще позднее - "У выхода из "Гранд фуршет", "Ильязд и его кошки", 1961 (Мишель Гино, рисунок шариковой ручкой на салфетке и аппликация - вилка из фольги), а еще "Двенадцать портретов Орбандаля" Джакометти (именем для образа взято забытое название средневекового города), составившие целый альбом, для которого Зданевич послужил своего рода "прототипом", но это потом. А первые два раздела, посвященные русскоязычным футуристам (плакаты и другие материалы, анонсирующие выставки, лекции - всплывают имена Гриса, Кирико, Ларионова) и сотрудничеству Зданевича с фирмой Шанель как дизайнера (образцы эскизов для тканей, фото самой Габриэль Шанель, упоминание сотрудничества с Соней Делоне) - не слишком увлекательны, нужны скорее для полноты картины. Предметов тут особо интересных тоже немного (сравнить, к примеру, с гигантской художественной ретроспективой той же Сони Делоне в Париже год назад!), но как вводная часть - любопытно. Не забывают кураторы уточнить, что футурист, дадаист и экспериментатор Зданевич всю жизнь был не чужд "духовности", и пускай скорее с художественно-архитектурной точки зрения, но все же исследовал различные церкви, преимущественно православные, византийские - в Грузии, в Греции и т.п.
Самое интересное и содержательное начинается с "книг художника", которым посвящена большая часть выставки. Довольно наглядно проявляется, как визуальный образ воплощается в тексте, вернее, в отдельных его элементах, в буквах как графических знаках вне прямой их связи с семантикой текста как такового. При том что вирши Ильязда, если воспринимать их именно на текстовом уровне, как мне кажется, сильно отдают графоманией в декадентско-раннесимволистском духе:
Вселенная овладевает нами,
И не успев земной любви черпнуть,
Унизаны алмазами и снами
Пускаемся обратно в Млечный путь...
- неловко даже цитировать, это же, по большому счету, какие-то "горизонты вертикальные в шоколадных небесах", и уж не знаю, что за стихи писал Ильязд по-французски, а русскоязычная его поэзия, помимо того, что вторична и сомнительна в принципе, еще и для середины 20-го века явно устарела стилистически. Зато художники ее оформляли в книгах первоклассные. По мне все-таки главный на выставке художник - Пикассо, замечательное что-то он сделал для книги баронессы Этинген "Полуночные кони", совместные опусы Зданевича и Пикассо - "Афет", "Письмо" (цитированное четверостишие - оттуда), а из всего изобразительного ряда экспозиции запоминаются как раз две африканские головы в профиль, тоже из зала Пикассо. Кроме того, Пикассо принадлежит офорт "Элен и Ильязд", предназначенный для уведомления о последнем бракосочетании Зданевича. Но были у Ильязда книги и с Сюрважем, с Миро (последняя выпущенная Зданевичем "книга художника" - уже в 1974), с Максом Эрнстом - "65 Максимиллиана, или Незаконное занятие астрономией" (правда, там почти чистая абстракция, как ни странно), и особый проект - "Поэзия неведомых слов" с Арпом на титульном листе и далее - Матисс, Брак, Джакометти, Шагал, Миро, Пикассо опять-таки.
Среди страниц из "книг художника" попадаются отдельные вещи не столько художественной, сколько личной для героя ценности - детские рисунки его детей от первого брака: Мишель и Даниэль Зданевич, 10 и 9 лет, от каждого - "Портрет папы" (1937). Ну и, конечно, помимо интереса к православной церковной архитектуре, выставка на каждом шагу подчеркивает, что Зданевич был "русским" (грузино-поляк, он в собственно "россии" и не жил практически), что не считался, в общем-то, эмигрантом (постоянно сотрудничал с советским полпредством - по художественным, в основном, делам - но кто знает, только ли?), и вот это, несомненно, очень мило, показательно, да и в практическом плане небесполезно, его пример - другим наука: вроде и поэт так себе, и художник не ахти (прозу его я, к сожалению, не читал - допускаю, что она стоящая, в свое время галерея "Наши художники", одну из лучших своих, еще замкадных выставок, назвала "Парижачьи" по заглавию раннего романа Зданевича, вот это была действительно художественная выставка, незабываемая!), но устроился неплохо в Европе, и прославился, и, временами живя лучше, временами хуже, достойно протянул век, как настоящий русский интеллигент, оказавшись похороненным в одной могиле с нигерийской принцессой (любимейшей из жен) на грузинском кладбище близ Парижа.
В авторском дизайне афиши парижского доклада Зданевича "Берлин и его халтура" (1923) уже вовсю используется псевдоним Ильязд, но графически оформляется не так, как в других случаях, а в две строки и с отступом во второй:
ИЛЬЯ
ЗД
- сегодня это невольно читается как "три-дэ". Авторы выставки явно стремились к тому, чтобы представить максимально объемно персону Зданевича, при том что в экспозиции много места уделено Пикассо, Эрнсту, Миро и другим соавторам-художникам Зданевича самого первого ряда. Но поскольку герой выставки - Зданевич, причем он сам персонально, как фигура многогранная, а не просто его издательское дело или поэтическое творчество, то выставка получается, во-первых, не чисто художественной, и даже в меньшей степени художественной, чем историко-литературной, а во-вторых, требует огромного напряжения внимания, памяти, да и физических усилий, ну и времени, потому что смотреть тут мало, надо читать, вчитываться в экспликацию, очень подробную, собственно, и составляющую основное содержание выставки, а картинки, графические листы, страницы изданных героем книг - материал скорее иллюстративный.
Открывается выставка тем не менее крупным живописным полотном (и по-моему, оно одно на всю экспозицию такое) - портрет Зданевича кисти Пиросмани, 1913, соответственно - тбилисского периода жизни будущего Ильязда. Кроме серьезного, даже строгого портрета Пиросмани по выставке далее разбросаны другие его изображения, но неизменно графические и карикатурные, начиная с раннего шаржа "Илья Зданевич выступает перед ослами", далее - "Фу - турист", затем "Ильязд - виконт балета" (Алекс Смаджа, конец 1940-начало 1950-х), еще позднее - "У выхода из "Гранд фуршет", "Ильязд и его кошки", 1961 (Мишель Гино, рисунок шариковой ручкой на салфетке и аппликация - вилка из фольги), а еще "Двенадцать портретов Орбандаля" Джакометти (именем для образа взято забытое название средневекового города), составившие целый альбом, для которого Зданевич послужил своего рода "прототипом", но это потом. А первые два раздела, посвященные русскоязычным футуристам (плакаты и другие материалы, анонсирующие выставки, лекции - всплывают имена Гриса, Кирико, Ларионова) и сотрудничеству Зданевича с фирмой Шанель как дизайнера (образцы эскизов для тканей, фото самой Габриэль Шанель, упоминание сотрудничества с Соней Делоне) - не слишком увлекательны, нужны скорее для полноты картины. Предметов тут особо интересных тоже немного (сравнить, к примеру, с гигантской художественной ретроспективой той же Сони Делоне в Париже год назад!), но как вводная часть - любопытно. Не забывают кураторы уточнить, что футурист, дадаист и экспериментатор Зданевич всю жизнь был не чужд "духовности", и пускай скорее с художественно-архитектурной точки зрения, но все же исследовал различные церкви, преимущественно православные, византийские - в Грузии, в Греции и т.п.
Самое интересное и содержательное начинается с "книг художника", которым посвящена большая часть выставки. Довольно наглядно проявляется, как визуальный образ воплощается в тексте, вернее, в отдельных его элементах, в буквах как графических знаках вне прямой их связи с семантикой текста как такового. При том что вирши Ильязда, если воспринимать их именно на текстовом уровне, как мне кажется, сильно отдают графоманией в декадентско-раннесимволистском духе:
Вселенная овладевает нами,
И не успев земной любви черпнуть,
Унизаны алмазами и снами
Пускаемся обратно в Млечный путь...
- неловко даже цитировать, это же, по большому счету, какие-то "горизонты вертикальные в шоколадных небесах", и уж не знаю, что за стихи писал Ильязд по-французски, а русскоязычная его поэзия, помимо того, что вторична и сомнительна в принципе, еще и для середины 20-го века явно устарела стилистически. Зато художники ее оформляли в книгах первоклассные. По мне все-таки главный на выставке художник - Пикассо, замечательное что-то он сделал для книги баронессы Этинген "Полуночные кони", совместные опусы Зданевича и Пикассо - "Афет", "Письмо" (цитированное четверостишие - оттуда), а из всего изобразительного ряда экспозиции запоминаются как раз две африканские головы в профиль, тоже из зала Пикассо. Кроме того, Пикассо принадлежит офорт "Элен и Ильязд", предназначенный для уведомления о последнем бракосочетании Зданевича. Но были у Ильязда книги и с Сюрважем, с Миро (последняя выпущенная Зданевичем "книга художника" - уже в 1974), с Максом Эрнстом - "65 Максимиллиана, или Незаконное занятие астрономией" (правда, там почти чистая абстракция, как ни странно), и особый проект - "Поэзия неведомых слов" с Арпом на титульном листе и далее - Матисс, Брак, Джакометти, Шагал, Миро, Пикассо опять-таки.
Среди страниц из "книг художника" попадаются отдельные вещи не столько художественной, сколько личной для героя ценности - детские рисунки его детей от первого брака: Мишель и Даниэль Зданевич, 10 и 9 лет, от каждого - "Портрет папы" (1937). Ну и, конечно, помимо интереса к православной церковной архитектуре, выставка на каждом шагу подчеркивает, что Зданевич был "русским" (грузино-поляк, он в собственно "россии" и не жил практически), что не считался, в общем-то, эмигрантом (постоянно сотрудничал с советским полпредством - по художественным, в основном, делам - но кто знает, только ли?), и вот это, несомненно, очень мило, показательно, да и в практическом плане небесполезно, его пример - другим наука: вроде и поэт так себе, и художник не ахти (прозу его я, к сожалению, не читал - допускаю, что она стоящая, в свое время галерея "Наши художники", одну из лучших своих, еще замкадных выставок, назвала "Парижачьи" по заглавию раннего романа Зданевича, вот это была действительно художественная выставка, незабываемая!), но устроился неплохо в Европе, и прославился, и, временами живя лучше, временами хуже, достойно протянул век, как настоящий русский интеллигент, оказавшись похороненным в одной могиле с нигерийской принцессой (любимейшей из жен) на грузинском кладбище близ Парижа.