Реализм действительной жизни: "Карамазовы" по Ф.Достоевскому в МХТ, реж. Константин Богомолов
Оригинал взят у _arlekin_ в реализм действительной жизни: "Карамазовы" по Ф.Достоевскому в МХТ, реж. Константин Богомолов
Составы исполнителей со временем в "Карамазовых" меняются мало, но до этого я специально приходил посмотреть, как вместо заболевшего Филиппа Янковского роль Митеньки играет сам режиссер:
http://users.livejournal.com/_arlekin_/2923253.html
Теперь Янковский вернулся и, сравнивая с тем, что делал Богомолов (кстати, Митеньку теперь снова вешают - а Богомолова "расстреливали"), еще очевиднее становится, что Янковский (может, в силу того, что других актерских работ на протяжении долгого времени у него не было) существует в совсем ином, нежели партнеры, ключе. Богомолов как исполнитель будто вбирал в себя весь спектакль, играя не Митеньку, а как бы всю постановку целиком; Янковский же создает конкретный, психологически достоверный и убедительный образ-характер - не знаю, насколько точно это по отношении к режиссерской концепции, но среди остальных персонажей, сплошь ходячих мертвецов возникает вдруг живой человек (пока не убьют) - это неожиданно и любопытно.
Неожиданным показался мне на этот раз и Алексей Кравченко: он в третьем акте проигрывает, конечно, и Миркурбанову, и тем более Вержбицкому, диалоги с которым составляют структурный стержень композиции самого продолжительного по времени действия, особенно третий из них, признание Смердякова с последующим переходом на монолог о Лизавете Смердящей и варевом из младенца-гомункулуса (неизменно приводящий меня в состояние оцепенения), а вот во втором Кравченко явно и мощно выходит на первый план, прежде всего в сцене Алеша-Иван-Катерина Ивановна и следующем дуэтном эпизоде с Алешей. А еще я был удивлен, как сильно за короткий срок изменился внешне Максим Матвеев.
Вообще я, раз уж выпал случай, сознательно сосредоточился больше на втором акте, давно его не пересматривал. Между тем в трехчастных постановках Богомолова, наиболее характерных для него на определенном (уже прошлом) этапе, именно второй акт - внешне самый "спокойный", как в сонатной форме, но и самый "концептуальный". Подобно тому, как в "Идеальном муже" после первого антракта откуда ни возьмись возникает Дориан Грей-Чонишвили и придает "основному" сюжету другое измерение, во втором акте "Карамазовых" разговор идет еще не в связи с убийством Федора Карамазова, а на некоем абстрактном уровне, потому как раз в этих диалогах сосредоточены наиболее жуткие "вставные" страшилки-притчи про жида, отрезающего православному мальчику пальцы и распинающего ребенка, про турок, режущих славянских детей на глазах матерей и прибивающих пленных за уши к забору, наконец, в отсутствие легенды о Великом Инквизиторе, которой Богомолов так отважно, принципиально и демонстративно пренебрег, рассказ про злющую бабу с луковкой, который Александра Ребенок отыгрывает умопомрачительно без видимого напряжения.
У "Карамазовых" есть один - ну да, всего один, но существенный и чрезвычайно досадный лично для меня недостаток: с них не уходит публика, то есть уходят настолько мало, что даже если прибежать только со второго антракта на третье действие, как я делал последние два раза, по-человечески сесть все равно невозможно, а тут я пришел еще и на второй акт. Впрочем, как-то устроился, а на третий пересел просто идеально, уже зная заранее, что второе действие предпочтительнее смотреть из правой части партера, а третий - обязательно из левой, иначе ключевые дуэтные сцены вообще не увидишь, но поди сядь как следует - погоняют в хвост и в гриву. Но оно того стоит, особенно после южноитальянской самодеятельности на Чеховфесте - и не то чтоб я что-то новое в "Карамазовых" от просмотра к просмотру открываю, а просто переживаю эйфорическое состояние. Блин, ну как же виртуозно, и вроде бы ненатужно, но изощренно выстроена композиция, на контрастах почти нетронутого (только перемонтированного) оригинального текста в репликах артистов и ернических режиссерских субтитров, китчевой эксцентрики синхробуффонады и подчеркнуто статичных мизансцен в разговорных эпизодах, где актеры работают либо прямо в зал, либо сидя в профиль к залу (почти что та самая "геометрия", о которой под конец толкует Черт-Миркурбанов), то есть минимальными средствами достигают невероятного эффекта, просто дух захватывает от того, что подобное вообще возможно в театре: Богомолов ржавым консервным ножом открывает такие порталы, такие черные дыры, что тебя туда засасывает - и все.
Составы исполнителей со временем в "Карамазовых" меняются мало, но до этого я специально приходил посмотреть, как вместо заболевшего Филиппа Янковского роль Митеньки играет сам режиссер:
http://users.livejournal.com/_arlekin_/2923253.html
Теперь Янковский вернулся и, сравнивая с тем, что делал Богомолов (кстати, Митеньку теперь снова вешают - а Богомолова "расстреливали"), еще очевиднее становится, что Янковский (может, в силу того, что других актерских работ на протяжении долгого времени у него не было) существует в совсем ином, нежели партнеры, ключе. Богомолов как исполнитель будто вбирал в себя весь спектакль, играя не Митеньку, а как бы всю постановку целиком; Янковский же создает конкретный, психологически достоверный и убедительный образ-характер - не знаю, насколько точно это по отношении к режиссерской концепции, но среди остальных персонажей, сплошь ходячих мертвецов возникает вдруг живой человек (пока не убьют) - это неожиданно и любопытно.
Неожиданным показался мне на этот раз и Алексей Кравченко: он в третьем акте проигрывает, конечно, и Миркурбанову, и тем более Вержбицкому, диалоги с которым составляют структурный стержень композиции самого продолжительного по времени действия, особенно третий из них, признание Смердякова с последующим переходом на монолог о Лизавете Смердящей и варевом из младенца-гомункулуса (неизменно приводящий меня в состояние оцепенения), а вот во втором Кравченко явно и мощно выходит на первый план, прежде всего в сцене Алеша-Иван-Катерина Ивановна и следующем дуэтном эпизоде с Алешей. А еще я был удивлен, как сильно за короткий срок изменился внешне Максим Матвеев.
Вообще я, раз уж выпал случай, сознательно сосредоточился больше на втором акте, давно его не пересматривал. Между тем в трехчастных постановках Богомолова, наиболее характерных для него на определенном (уже прошлом) этапе, именно второй акт - внешне самый "спокойный", как в сонатной форме, но и самый "концептуальный". Подобно тому, как в "Идеальном муже" после первого антракта откуда ни возьмись возникает Дориан Грей-Чонишвили и придает "основному" сюжету другое измерение, во втором акте "Карамазовых" разговор идет еще не в связи с убийством Федора Карамазова, а на некоем абстрактном уровне, потому как раз в этих диалогах сосредоточены наиболее жуткие "вставные" страшилки-притчи про жида, отрезающего православному мальчику пальцы и распинающего ребенка, про турок, режущих славянских детей на глазах матерей и прибивающих пленных за уши к забору, наконец, в отсутствие легенды о Великом Инквизиторе, которой Богомолов так отважно, принципиально и демонстративно пренебрег, рассказ про злющую бабу с луковкой, который Александра Ребенок отыгрывает умопомрачительно без видимого напряжения.
У "Карамазовых" есть один - ну да, всего один, но существенный и чрезвычайно досадный лично для меня недостаток: с них не уходит публика, то есть уходят настолько мало, что даже если прибежать только со второго антракта на третье действие, как я делал последние два раза, по-человечески сесть все равно невозможно, а тут я пришел еще и на второй акт. Впрочем, как-то устроился, а на третий пересел просто идеально, уже зная заранее, что второе действие предпочтительнее смотреть из правой части партера, а третий - обязательно из левой, иначе ключевые дуэтные сцены вообще не увидишь, но поди сядь как следует - погоняют в хвост и в гриву. Но оно того стоит, особенно после южноитальянской самодеятельности на Чеховфесте - и не то чтоб я что-то новое в "Карамазовых" от просмотра к просмотру открываю, а просто переживаю эйфорическое состояние. Блин, ну как же виртуозно, и вроде бы ненатужно, но изощренно выстроена композиция, на контрастах почти нетронутого (только перемонтированного) оригинального текста в репликах артистов и ернических режиссерских субтитров, китчевой эксцентрики синхробуффонады и подчеркнуто статичных мизансцен в разговорных эпизодах, где актеры работают либо прямо в зал, либо сидя в профиль к залу (почти что та самая "геометрия", о которой под конец толкует Черт-Миркурбанов), то есть минимальными средствами достигают невероятного эффекта, просто дух захватывает от того, что подобное вообще возможно в театре: Богомолов ржавым консервным ножом открывает такие порталы, такие черные дыры, что тебя туда засасывает - и все.