Литературный быт
Сергей Зенкин
доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института высших гуманитарных исследований РГГУФилолог Сергей Зенкин о русской формальной школе, формах и субъектах литературного быта
Как понимали литературный быт лидеры русской формальной школы? Чем, согласно Борису Эйхенбауму, литературный кружок отличается от литературного журнала? Кого предложил считать субъектом литературного быта Юрий Тынянов? На эти и другие вопросы отвечает доктор филологических наук Сергей Зенкин.
Понятие литературного быта придумали в 20-х годах XX века русские формалисты. Их называют формалистами - на самом деле они были не такими уж формалистами. Они интересовались формой постольку, поскольку она чему-то противостоит, с чем-то борется, поскольку эта форма динамична. И в качестве иного по отношению к этой форме, того, с чем она борется и взаимодействует, они пытались сформулировать понятие быта.
Понятие «быт» было очень актуальным в советской культуре в то время, большевистская власть боролась за новый быт, а поэты говорили о «развороченном бурей быте» (Есенин) или о том, что «любовная лодка разбилась о быт» (Маяковский). Быт представлялся непослушной внешней средой, которая трудно поддается культурному упорядочению.
Примерно так мыслил быт и один из лидеров русской формальной школы, писатель и литературовед Виктор Шкловский. Он писал: «Мы, футуристы, раскрепостили искусство от быта, сделали его свободным от быта». Для него быт - это внешняя жизненная среда, которую искусство осваивает своими приемами, это пассивный материал искусства, который поддается колонизации посредством искусства. Это односторонняя активная преобразовательная деятельность, свойственная эстетике русского авангарда.
Товарищи Шкловского по формальной школе мыслили быт иначе. Они называли его собственно литературным бытом, имея в виду, что в социальной жизни, в быту, за рамками литературы есть какие-то вещи, которые взаимодействуют с литературой и могут усваиваться с нею. Это двустороннее взаимодействие, когда то, что было литературой, может стать бытом, и наоборот.
Здесь было два варианта понимания этого самого быта. Одно решение предлагал Борис Михайлович Эйхенбаум в нескольких своих статьях, одна из которых так и называется - «Литературный быт». По мысли Эйхенбаума, история литературы должна заниматься не только тем, что такое литература, но и тем, как быть писателем, как писатель живет и осуществляет себя в общественной структуре. И поэтому Эйхенбаума на сравнительно позднем этапе развития русской формальной школы заинтересовали институциональные формы существования литературы, те способы организации литературной среды, в которой возникают и циркулируют литературные произведения. Эйхенбаум предложил различать две такие институционализации, две формы. Это, во-первых, литературный кружок или салон и, во-вторых, литературный журнал и издательство.
Они различаются тем, что в салоне или кружке писатели совпадают с читателями, люди пишут тексты фактически для самих себя, для своих ближайших коллег, товарищей, для тех, с кем они встречаются в этом самом салоне. Соответственно, тексты часто получаются небольшими, их удобно читать даже публично. Эти тексты свободно циркулируют между участниками кружка, обсуждаются, в такой ситуации даже частные письма могут превращаться в литературные тексты. И такая деятельность, разумеется, не носит никакого коммерческого характера. Люди пишут ради собственного удовольствия, ради удовольствия тех, с кем они дружат.
Вторая институционализация литературы, которую различал Борис Эйхенбаум, - это, как он выражался, «журнал с редакцией и бухгалтерией», совсем другая форма, в которой писатель и читатель четко отделены друг от друга.
Писатель может совсем не видеть своих читателей - их много, они живут в разных местах, он их не знает.
Он общается с другими людьми, с немногими профессиональными редакторами самого журнала. Более того, его отношения с читателями опосредованы деньгами: читатель подписывается на журнал, а писатель получает гонорар - отсюда бухгалтерия. Кстати говоря, именно от журнала, по-видимому, идет привычная впоследствии форма полистной оплаты литературного творчества, когда устанавливается ставка гонорара за текст определенной длины.
Таким образом, журнал и кружок образуют две формы литературного быта, легко прослеживающиеся в русской литературе XIX века, которой занимался Эйхенбаум. Если для начала XIX века, условно говоря, пушкинской эпохи, преобладающим является именно светский кружок - светский или чисто литературный кружок, - то во второй половине XIX века отчетливое преобладание получила именно форма литературного журнала, который мы с тех пор знаем на протяжении более чем столетия. Как видим, Эйхенбаум предлагал понимать литературный быт через социальные институциональные понятия, категории.
Совсем другое понимание литературного быта предложил третий участник русской формальной школы - третий из ее признанных лидеров - Юрий Тынянов. Для него литературный быт складывается не из институций, не из социальных структур, а из текстов. Примером могут служить, например, уже упомянутые мной частные письма. В принципе, это не литературный текст, они обычно функционируют независимо от литературы. Но в некоторых ситуациях они могут превратиться в литературный факт - так называл это Тынянов - литературный быт, литературный факт. Они могут переписываться, циркулировать между разными людьми, даже незнакомыми между собой, и рассматриваться не с точки зрения конкретного жизненного содержания, которое в них излагал автор, а с точки зрения той формы, того стиля языка, которым они написаны, как факты настоящей литературы. И в некоторой эпохе русской литературы именно так и происходило. В ту же самую пушкинскую эпоху многие частные письма писателей функционировали как настоящие литературные тексты. Тогда как позднее они вышли из этой сферы, и современные читатели, если читают переписку писателей - она, бывает, публикуется, - читают ее преимущественно как вспомогательный текст по отношению к романам или стихам, а не для того, чтобы насладиться стилем и мыслью данного писателя.
Сами субъекты литературного быта в этих двух институциализациях - эйхенбаумовской и тыняновской - тоже различаются. Потому что если для Эйхенбаума типичным субъектом литературного быта было то, что он называл литературным поколением, то есть большая, необязательно тесно сплоченная группа людей, которые разделяют общий исторический опыт и привыкли работать в одной и той же социальной среде - например, в той же самой среде кружков или среде журналов и издательств, то Тынянов предложил в качестве субъекта литературного быта так называемую литературную личность - человека, который либо вообще ничего не пишет, либо пишет мало и, может быть, не самые интересные вещи, но своим поведением в литературе, общаясь с другими писателями, становясь, бывает, предметом их сочинений, обеспечивает некоторый постоянный литературный сюжет.
Тынянов приводил в качестве любопытного примера знаменитого стихотворца-графомана пушкинской эпохи графа Хвостова, над которым любили потешаться молодые поэты-романтики в своих стихах - несообразно преувеличенные похвалы этому поэту, «любимому небесами», как выражался Пушкин в «Медном всаднике». По мысли Тынянова, граф Хвостов был вовсе не глупым человеком. Он понимал, что над ним смеются, он понимал, что его стихи плохие, но он соглашался играть роль такого литературного шута. Это странно, потому что он был сенатором и очень знатным вельможей и не потерпел бы над собой насмешек в нелитературной среде. Но, вступая в литературу, он принимал на себя роль шута, становился литературной личностью. И на основе его личности создавались литературные тексты. Вот как работает литературный быт в тыняновском понимании.
Можно сделать вывод, что русские формалисты наметили в общих чертах, не употребляя таких терминов, два подхода к внешнему контексту, в котором развивается литература: социологический и семиотический. Если первый подход, эйхенбаумовский, разрабатывается впоследствии социологами литературы - одним из них является, например, Пьер Бурдье во Франции в конце XX века, - то семиотический подход через сложную структуру литературного пространства, через взаимообратимость ее сфер, через переходы текстов, пересекающих границу литературы и нелитературы, разрабатывал, опираясь во многом на наследие русских формалистов, Юрий Михайлович Лотман.
Источник: http://postnauka.ru/video/46563
Дополнительно: Е. И. Воробьева. Литературная ситуация и "литературный быт" (пдф).
Б.М. Эйхенбаум
Литературный быт
// Эйхенбаум Б. М. О литературе. М.: Сов. писатель, 1987. - С. 428-436.
доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института высших гуманитарных исследований РГГУФилолог Сергей Зенкин о русской формальной школе, формах и субъектах литературного быта
Click to viewКак понимали литературный быт лидеры русской формальной школы? Чем, согласно Борису Эйхенбауму, литературный кружок отличается от литературного журнала? Кого предложил считать субъектом литературного быта Юрий Тынянов? На эти и другие вопросы отвечает доктор филологических наук Сергей Зенкин.
Понятие литературного быта придумали в 20-х годах XX века русские формалисты. Их называют формалистами - на самом деле они были не такими уж формалистами. Они интересовались формой постольку, поскольку она чему-то противостоит, с чем-то борется, поскольку эта форма динамична. И в качестве иного по отношению к этой форме, того, с чем она борется и взаимодействует, они пытались сформулировать понятие быта.
Понятие «быт» было очень актуальным в советской культуре в то время, большевистская власть боролась за новый быт, а поэты говорили о «развороченном бурей быте» (Есенин) или о том, что «любовная лодка разбилась о быт» (Маяковский). Быт представлялся непослушной внешней средой, которая трудно поддается культурному упорядочению.
Примерно так мыслил быт и один из лидеров русской формальной школы, писатель и литературовед Виктор Шкловский. Он писал: «Мы, футуристы, раскрепостили искусство от быта, сделали его свободным от быта». Для него быт - это внешняя жизненная среда, которую искусство осваивает своими приемами, это пассивный материал искусства, который поддается колонизации посредством искусства. Это односторонняя активная преобразовательная деятельность, свойственная эстетике русского авангарда.
Товарищи Шкловского по формальной школе мыслили быт иначе. Они называли его собственно литературным бытом, имея в виду, что в социальной жизни, в быту, за рамками литературы есть какие-то вещи, которые взаимодействуют с литературой и могут усваиваться с нею. Это двустороннее взаимодействие, когда то, что было литературой, может стать бытом, и наоборот.
Здесь было два варианта понимания этого самого быта. Одно решение предлагал Борис Михайлович Эйхенбаум в нескольких своих статьях, одна из которых так и называется - «Литературный быт». По мысли Эйхенбаума, история литературы должна заниматься не только тем, что такое литература, но и тем, как быть писателем, как писатель живет и осуществляет себя в общественной структуре. И поэтому Эйхенбаума на сравнительно позднем этапе развития русской формальной школы заинтересовали институциональные формы существования литературы, те способы организации литературной среды, в которой возникают и циркулируют литературные произведения. Эйхенбаум предложил различать две такие институционализации, две формы. Это, во-первых, литературный кружок или салон и, во-вторых, литературный журнал и издательство.
Они различаются тем, что в салоне или кружке писатели совпадают с читателями, люди пишут тексты фактически для самих себя, для своих ближайших коллег, товарищей, для тех, с кем они встречаются в этом самом салоне. Соответственно, тексты часто получаются небольшими, их удобно читать даже публично. Эти тексты свободно циркулируют между участниками кружка, обсуждаются, в такой ситуации даже частные письма могут превращаться в литературные тексты. И такая деятельность, разумеется, не носит никакого коммерческого характера. Люди пишут ради собственного удовольствия, ради удовольствия тех, с кем они дружат.
Вторая институционализация литературы, которую различал Борис Эйхенбаум, - это, как он выражался, «журнал с редакцией и бухгалтерией», совсем другая форма, в которой писатель и читатель четко отделены друг от друга.
Писатель может совсем не видеть своих читателей - их много, они живут в разных местах, он их не знает.
Он общается с другими людьми, с немногими профессиональными редакторами самого журнала. Более того, его отношения с читателями опосредованы деньгами: читатель подписывается на журнал, а писатель получает гонорар - отсюда бухгалтерия. Кстати говоря, именно от журнала, по-видимому, идет привычная впоследствии форма полистной оплаты литературного творчества, когда устанавливается ставка гонорара за текст определенной длины.
Таким образом, журнал и кружок образуют две формы литературного быта, легко прослеживающиеся в русской литературе XIX века, которой занимался Эйхенбаум. Если для начала XIX века, условно говоря, пушкинской эпохи, преобладающим является именно светский кружок - светский или чисто литературный кружок, - то во второй половине XIX века отчетливое преобладание получила именно форма литературного журнала, который мы с тех пор знаем на протяжении более чем столетия. Как видим, Эйхенбаум предлагал понимать литературный быт через социальные институциональные понятия, категории.
Совсем другое понимание литературного быта предложил третий участник русской формальной школы - третий из ее признанных лидеров - Юрий Тынянов. Для него литературный быт складывается не из институций, не из социальных структур, а из текстов. Примером могут служить, например, уже упомянутые мной частные письма. В принципе, это не литературный текст, они обычно функционируют независимо от литературы. Но в некоторых ситуациях они могут превратиться в литературный факт - так называл это Тынянов - литературный быт, литературный факт. Они могут переписываться, циркулировать между разными людьми, даже незнакомыми между собой, и рассматриваться не с точки зрения конкретного жизненного содержания, которое в них излагал автор, а с точки зрения той формы, того стиля языка, которым они написаны, как факты настоящей литературы. И в некоторой эпохе русской литературы именно так и происходило. В ту же самую пушкинскую эпоху многие частные письма писателей функционировали как настоящие литературные тексты. Тогда как позднее они вышли из этой сферы, и современные читатели, если читают переписку писателей - она, бывает, публикуется, - читают ее преимущественно как вспомогательный текст по отношению к романам или стихам, а не для того, чтобы насладиться стилем и мыслью данного писателя.
Сами субъекты литературного быта в этих двух институциализациях - эйхенбаумовской и тыняновской - тоже различаются. Потому что если для Эйхенбаума типичным субъектом литературного быта было то, что он называл литературным поколением, то есть большая, необязательно тесно сплоченная группа людей, которые разделяют общий исторический опыт и привыкли работать в одной и той же социальной среде - например, в той же самой среде кружков или среде журналов и издательств, то Тынянов предложил в качестве субъекта литературного быта так называемую литературную личность - человека, который либо вообще ничего не пишет, либо пишет мало и, может быть, не самые интересные вещи, но своим поведением в литературе, общаясь с другими писателями, становясь, бывает, предметом их сочинений, обеспечивает некоторый постоянный литературный сюжет.
Тынянов приводил в качестве любопытного примера знаменитого стихотворца-графомана пушкинской эпохи графа Хвостова, над которым любили потешаться молодые поэты-романтики в своих стихах - несообразно преувеличенные похвалы этому поэту, «любимому небесами», как выражался Пушкин в «Медном всаднике». По мысли Тынянова, граф Хвостов был вовсе не глупым человеком. Он понимал, что над ним смеются, он понимал, что его стихи плохие, но он соглашался играть роль такого литературного шута. Это странно, потому что он был сенатором и очень знатным вельможей и не потерпел бы над собой насмешек в нелитературной среде. Но, вступая в литературу, он принимал на себя роль шута, становился литературной личностью. И на основе его личности создавались литературные тексты. Вот как работает литературный быт в тыняновском понимании.
Можно сделать вывод, что русские формалисты наметили в общих чертах, не употребляя таких терминов, два подхода к внешнему контексту, в котором развивается литература: социологический и семиотический. Если первый подход, эйхенбаумовский, разрабатывается впоследствии социологами литературы - одним из них является, например, Пьер Бурдье во Франции в конце XX века, - то семиотический подход через сложную структуру литературного пространства, через взаимообратимость ее сфер, через переходы текстов, пересекающих границу литературы и нелитературы, разрабатывал, опираясь во многом на наследие русских формалистов, Юрий Михайлович Лотман.
Источник: http://postnauka.ru/video/46563
Дополнительно: Е. И. Воробьева. Литературная ситуация и "литературный быт" (пдф).
Б.М. Эйхенбаум
Литературный быт
// Эйхенбаум Б. М. О литературе. М.: Сов. писатель, 1987. - С. 428-436.