О трагическом оптимизме, информированном рационально vs. иррационально
Достоевский в Париже
28/01/2015("Observador", Португалия)
Филип Пате Дуарте (Felipe Pathé Duarte)
Эпиграф к этой статье прост: «опьяненность смертью» русского революционера-анархиста XIX века сродни «опьяненности Богом» франко-алжирского джихадиста века XXI. Либо Бога нет, и я вступаю на его место, либо Бог есть - и я действую от его имени. Как в первом, так и во втором случае все дозволено и законно.
Нам станут более понятными побуждения джихадиста, если мы обратимся не столько к Корану, сколько к западной литературной традиции, в частности, к таким персонажам, как Кириллов (герой «Бесов» Достоевского) или Адольф Верлок (из «Секретного агента» Джозефа Конрада). Что для Кириллова, что для братьев, совершивших налет на Charlie Hebdo, жажда уничтожения является последней возможностью выйти за грани этого светского мира компромиссов и терпимости, где ни один из них уже не находит «абсолютной» правды. Эти люди являются нигилистами в действии, которые руководствуются логикой разрушения. Они убивают, будучи преисполненными своего рода трагическим оптимизмом, ради поющего завтрашнего дня: будь то либертарный социализм или всеобщий халифат.Оригинал публикации: Dostoiévski em Paris
Опубликовано: 23/01/2015 13:45Читать целиком
То, что оптимизм оптимизму - рознь, вроде бы, вполне очевидное обстоятельство. Однако и отдельно взятая разновидность оптимизма, - а именно, трагически окрашенное оптимистическое умонастроение, - тоже может существенно и сущностно разниться. Об этом хотелось бы развернуто высказаться, предварив изложение некоторыми скромными пояснениями о самом себе, тоже придерживающемся трагически-оптимистически настроенного отношения к миру и его исторической Судьбе.
Предварительное: о времени - через себя
Редко уделяю внимание своей персоне на страницах своего блога. И вообще, ведéние блога для повествования о себе, о каких-то моментах своего повседневного существования считаю совершенно бессмысленным занятием. Бессмысленным, как и всё недостойное того небольшого отрезка времени, который человеку отведен на его пребывание в мире сем. К тому же, mors certa, hora incerta (самое определённое в жизни - это смерть, самое неопределённое - её час).
В то же время в этом моем скромном внимании к своей персоне на страницах блога - совершенно нет ничего от какого бы то ни было скромничания. Просто всё то, что я высказываю на этих страницах, в определенном смысле, есть выражение себя, - как это и полагается в полноценных коммуникативных действиях, включающих, помимо знаковой и смысловой компонент, авто-репрезантативную компоненту. Словом, всё что в душе, и что наиболее значимо для неё, и с чем её носитель (я как личность) идентичностно связывает себя прочными узами, настолько прочными, что оно и составляет смысл этого самого бренно-сиюминутного пребывания в мире, всё это и только это я излагаю на страницах своего блога (именно в постах за свои авторством; равно, как ре- и пере- посты тоже подбирая релевантные, - разумеется, за исключением тех, которые, в основном, служат инфо.поподом)!
Так вот, ввиду всего этого, как-то ещё специально фиксировать внимание на своей скромной персоне нет особой надобности. И в этом, кстати, суть девиза, который присутствует у меня в профиле в словах о себе и принципах коммуникации в сети:
nil ostentationem, omnia ad conscienciam
(лат. - ничего на показ, всё для понимания)
Однако иногда, по ходу дела и вскользь, я все-таки включаю в излагаемые на страницах блога рассуждения и повествования что-нибудь, типа: "что касается лично меня ..." и далее - какие-либо краткие авто-свидетельства. Чисто, как авто-пример в ключе рассуждений/повествований.
И вот, в связи с материалом инфо.повода, возникает надобность в таких авто-обращениях/свидетельствах. Хотя, в данном случае, не в качестве примера, но, по сути, наоборот, в качестве контр-примера (как будет видно далее).
Связано это со словами о "своего рода трагическом оптимизме", которого радикалы-террористы оказываются "преисполнены", совершая убийства "ради поющего завтрашнего дня".
Не так давно, разбирая тему оптимистических/пессимистических умонастроений в их связи с историческим временем и его Сутью, а т.ж. в связи с интуицией грядущего и "этажами" человеческого существа, в ходе этого разбора, что касается понимания пессимизма, я пришел к такой, что называется, дихотомии: _прагматически vs. трагически информированный оптимизм_ (см. подробнее). И далее признал, что сам лично склонен ко второму, - в том смысле, что
все обозримые перспективы мне представляются крайне говёными, но, в конце концов, что касается максимально отдаленной перспективы, причём, настолько отдаленной, что "Жаль только - жить в эту пору прекрасную / Уж не придется - ни мне, ни тебе", - в отношение такой перспективы я настроен предельно оптимистически!
И всё это в непосредственнейшей связи с тем, что версия прагматически информированного оптимизма оказывается тотально распространенной, ввиду своей железобетонной впечатанности в общественные бытие, сознание и отношения сверху до низу, и в самое системообразующее начало социально-политической системы (о чём, особенно, последнее время, на страницах блога твержу неустанно, - см. наиболее свежее и злободневно-серьмяжное).
И вот, в связи с инфо.поводом, в котором очень хорошо оговорено о _своего рода_ трагическом оптимизме, возникает необходимость дополнительной дихотомии - в плане уточнения _качества информированности_ этой разновидности оптимизма.
Это, собственно, и вынесено в заголовок поста, подразумевая различие экзистенциальных первоисточников такой информированности:
рациональное vs. иррациональное в человеческом существовании.
Итак.
Собственно, рациональное vs. иррациональное в трагическом оптимизме
Что интересно, опыт таких различий возможен и внутри каждого из этих первоисточников в отдельности.
Вот, например, коллега witeman обрисовал в общих чертах различия внутри иррационального элемента нашей дихотомии. Как раз - в нашем ключе!
Задавшись вопросом: Почему не удался замысел Достоевского, собиравшегося провести Алешу Карамазова через разочарование в Боге и сделать революционером-террористом, witeman следующим образом обосновал закономерность этой творческой "неудачи" нашего классика:... Да, много революционеров-террористов вышло из среды разночинцев и поповских детей, но то всё были люди, "прельстившиеся" идеей социальной справедливости, разочаровавшиеся скорее в церкви и государстве (и даже народе), чем в Боге, в которого, подобно Шатову, сами уже не веровали, хоть и не всегда себе в этом признавались, т.е. настоящей веры, как у Алёши, в них никогда и не было. А вот так, стать террористом "в поиске Бога" можно, но только это - логический тупик и отсутствие всякого выхода. Хотел ли Достоевский заводить Алёшу в тупик?
(Кстати, можно было пойти по пути террориста "во имя Бога", но это уже Шамиль Басаев получается. А Шамиль-то Бога не искал и в нем не разочаровывался, у него вопросов по этой теме не возникало - одни готовые ответы, это не русский типаж.) Алёшу в этом процессе надо было бы "сломать", сделать Смердяковым. Нет вариантов сделать из Алёши террориста "с чистой душой". И у Достоевского не получилось.
Не будем вдаваться в нюансы, связанные с героями Достоевского и их прототипами, - насколько там кто как достиг подлинных высот веры в её религиозном и светском измерениях или зашел в тупик, запутавшись в этих измерениях.
Для нас здесь важна четко очерченная идентичностная типология внутри иррационально информированного трагического оптимизма. А именно, культурно-цивилизационная специфика Исламского и Русского миров, с выделением внутри них экзистенциально-метафизического экстремума духовно-восходящего и нигилистического полюсов:
- в случае исламской идентичности - сохранение её религиозной начинки, которая, в случае джихадизма, испытывает то превращение, в котором она становится сильно концентрированным опиумным зельем (не знаю, как бы это описал исламский Достоевский, но что-то вроде: "тварь ли я дрожащая или гурий иметь буду?!");
- в случае русской идентичности - сложные перипетии, неизбежно возникающие ввиду антагонистических отношений между религиозной и светской компонентами этой идентичности, и в случае радикал.революционизма, "боженька", сотворенный по образу и подобию деградировавшего человеческого естества, естественным же образом отвергается (в чём, кстати, справедлив тезис про опиум народа, - см. подробнее), а подлинные Образ и Подобие так и _остаются непробужденными_, соответственно, не задействуются в качестве источника революционно-созидательной энергии построения Царства Справедливости, в результате чего, отвергаются и светские созидательные формы социально-политического действия, равно, как отвергается и весь мир - по типу: "так не доставайся же ты никому!".
Теперь, что касается рационально информированного трагического оптимизма.
И здесь будет кстати вспомнить другого Карамазова - Ивана.
... душа его бурная. Ум его в плену. В нем мысль великая и неразрешенная. Он из тех, которым не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить.
Ф.М. Достоевский. Братья Карамазовы. Книга вторая. VII
Вообще, здесь, прежде всего, надо заметить, что рациональное всегда имеет иррациональную подоснову. Тем более, "душа его бурная" - черта, присущая всем членам семейства Карамазовых (читай - идентичностная черта всех обитателей Русского мира). А наиболее, что называется, акцентуированной чертой она является у Дмитрия (и его склада русских натур) - можно сказать, срединной фигуры, находящейся между религиозным Алексеем и рациональным Иваном. Отсюда - исповедь горячего сердца:
... Красота - это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, а определить нельзя, потому что бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречья вместе живут. Я, брат, очень необразован, но я много об этом думал. Страшно много тайн! Слишком много загадок угнетают на земле человека. <...> Тут дьявол с богом борется, а поле битвы - сердца людей.
Там же. Книга третья. III
Так вот. Это ещё что касается иррационального. Теперь, собственно, рациональное.
А именно: "мысль великая и неразрешенная". Да, вот это уже про специфически рациональное в русской идентичности. Вот и Дмитрий "много думал"... Но акцентуированное выражение этой черты, разумеется, прослеживается у образованных натур, типа Ивана.
Значит, величие мысли, очевидно, связанное с бурной душой. Однако, дух, который призван вносить созидательную энергию в душевную стихию, пребывает либо в полностью спящем, либо полусонном состоянии. И именно поэтому "ум его в плену". Как было замечено (см. подробнее) -
в плену западных идентичностных форм! Отсюда разлад: "Либо гармония, но не покупаемая через примирение с теми, кто причинил страдания. Либо, вообще, никакая гармония не нужна!" (БК. Книга V. IV). И такой разлад, что мысль "разрешается" аж до чертей в реале (БК. Книга ХI. IХ)!...
И в этом, кстати, суть перипетий, о которых говорилось выше, в связи с иррациональной сферой русской идентичности. Кстати же, думаю, как раз Иван мог бы "разрешить" свою мысль в сторону радикал.революционизма. Оно ж ведь не зря говорится: чем чёрт не шутит...
И вот, в том-то всё и дело, что черт может шутить всем, чем не попадя, - но только там, где дух спит. Собственно, это и наблюдается в нынешней ситуации тотально всеохватывающего проникновения и распространения прагматически информированного оптимизма. Той ситуации, где авантюризм пополам со скотством суть иррациональный информ-канал, а игровая комбинаторика с "хитрыми планами" и калькуляцией выгод/рисков - рациональный информ-канал этого умонастроения.
И в целом, это - канализация, в которую сливается всё: культура, история, человеческая сущность и самая возможность быть человеком.
Архиполемическое в трагическом оптимизме: к разрешению мысли великой
Суть проблемы заключается в той самой неразрешенности мысли великой. Можно сколько угодно воспевать и заклинать наши могучие потенциалы, таящиеся в иррациональных недрах души и в сверх-рациональных вершинах духа. Но вырваться из канализационного морока прагматичного оптимизма можно только через тот разрешающий противоречия великий Синтез, который может быть явлен только рационально основанному мышлению и мировоззрению.
Как уже замечалось, здесь дает о себе знать известная фобия русских перед рацио (см. подробнее), точнее, перед его сколько-нибудь бо́льшим, нежели инструментальное, применением, а именно, применением как мировоззренчески фундаментирующего. Происходит это (как тоже замечалось, см. там же по ссылке) ввиду того, что, по инерции, а точнее, в силу инертности, имеющей место в состоянии духовного сна, рациональность всё время ассоциируется с Западом и его идентичностными особенностями. Т.е. здесь происходит та фундаментальная путаница, которая аналогична подмене Бога "боженькой" в иррациональной сфере.
Между тем западная рациональность - лишь бледная тень того рационального начала, которое заключено в логосе, схватывающем и выражающем гармоничную цельность нашего естества в её созидаемости духовным началом (см. там же)!
Конечно, было бы верхом наивности утверждать, что духовное пробуждение может состояться на основе стройно сложенных концептуальных подпорок. Это было бы даже за пределами прагматически информированного оптимизма. Тем более что на наших глазах рушатся ещё вчера казавшиеся не то чтобы прочными, но достаточно гибкими и упругими, чтобы выстоять перед сильными ударами, концептуальные конструкции, на которых держится этого рода оптимистическое сооружение. Причем, это относится и к западному проекту, и к тому полит.курсу, который проводит российская гос.власть.
Но самое главное то, что на наших глазах происходит чудо духовного пробуждения, свершающегося без полномасштабно и системно выстроенного идейно-концептуального обеспечения! Это - сражающийся Донбасс, и это - нарастающее гражданско-патриотическое участие российского общества в судьбе этой части Русского мира! Участие, призванное вырасти до масштаба, необходимого для спасения этого мира как целого! Участие, мобилизующее все народы, обретающиеся в орбите русского идентичностного начала с его мироспасительным и всечеловеческим мессианством!
Да, берега сходятся и все противоречья вместе живут (исповедь горячего сердца)! И это не только про Красоту, т.е. про ценности эстетического ряда, но и про весь спектр ценностей, составляющих культурный фундамент человеческого бытия и его исторического свершения.
Однако, противоречия, когда они начинают жить вместе, они перестают быть противоречиями. Они из противоречий переходят в то положение, в котором они становятся слагаемыми синтеза. Но это представляется в перспективе, в которой это единство только предусматривается, а там, где расположился сам перспективно-предусматривающий, жизнь предстает как борьба за то, чтобы умозрительно свидетельствуемое снятие противоречий было засвидетельствовано как экзистенциально-метафизический факт.
Всё это к уразумению следующих фундаментальных нюансов.
Внутрицивилизационные противоречия, а именно, архиполемическое противостояние Запада и России внутри христианского мира, это измерение борьбы Дьявола с Богом предстает для русской идентичности как перспектива отторжения и самоочищения. И в этом смысле следует говорить НЕ о снятии, НО об отрицании ложных противоречий, о свидетельствовании и отторжении ловушек западной рациональности, действием которых Россия исторгает себя из _всецело_ Западной цивилизационной общности (=в целом, христианского мира), противопоставляя себя её западной части как "Анти-Запад", но будучи в действительности Альтернативным Западом (см. подробнее).
Далее, помимо внутрицивилизационных противоречий, есть противоречия внутриидентичностные, о которых уже следует говорить как о своих собственных, реальных противоречиях, востребующих историософско-диалектического снятия. И вот что тогда важно уразуметь.
Сначала выдержка ещё из одной статьи, как и материал инф.повода, попавшейся мне на ресурсе "ИноСМИ".
У России большая история вторжений со всех сторон, но прежде всего с Запада, благодаря чему российская культура пришла к определенному типу мышления, которое извне понять трудно. Прежде всего надо осознать, что когда русские отражают вторжения (а вторжением считают и то, что ЦРУ вместе с Госдепом США управляют Украиной посредством украинских нацистов), они не борются за территорию, по крайней мере - не прямо. Они скорее борются за Россию как концепт. А концепт заключается в том, что на Россию нападали много раз, но никогда никто ее не завоевывал. В российском сознании завоевать Россию значит убить почти всех русских, а как они любят говорить «Нас всех не убьешь».
Численность населения можно со временем восстановить (в конце Второй мировой войны было убито 22 миллиона), но как только утратится концепт, Россия будет потеряна навсегда. Людям на Западе могут показаться нонсенсом слова русских о России как о «крае князей, поэтов и святых», но речь именно о таком ходе мысли. У России нет истории, она сама - история.
И поскольку русские борются скорее за концепт, нежели за конкретный кусок российской территории, они всегда сначала готовы отступить ...
Д. Орлов. Своеобразие русского национального характера
Читая эту, в целом, замечательную статью, я ловил себя на каком-то смешанном, точнее, двойственном чувстве.
То, что сказано про идейное наполнение концепта Россия, - как бы, может, кого не коробило от выражения "бороться за Россию как концепт", - тем не менее, это как раз про ту самую логосную рациональность. Ту рациональность, в которой осмысливается целое человеческого существа в его естественном/духовном, рациональном/иррациональном измерениях. И именно это осмысление позволит обойти ловушки западной рациональности, и благодаря этому, сделать ясной перспективу осознания и преодоления действительных противоречий.
Но, вот, с другой стороны, как раз что касается ложных противоречий, при которых видимость идентичностного самоосознания включает субъекта этого самоосознания в заведомо проигрышный для себя контекст, соответственно, в выгодное для врага концептуальное поле.
Во-первых, утверждения о том, что, отстаивая концепт, русские "всегда сначала готовы отступить" - риторика, ставшая сколь в определенных кругах популярной в качестве "кутузовского плана", столь же однозначно свидетельствующей о пораженческих позициях, известных как "уступантство" (см. подробнее).
Во-вторых, позиция, в которой численность населения представляется вторичной по отношению к концепту. Ложная и очень пагубная позиция, т.к. отстоять концепт можно только при соразмерном его масштабу человеческом ресурсе.
В-третьих, то, что Россия сама - история, а именно - носитель того самого всечеловечески и всемирно мессианского проекта, отнюдь не ведет к тому, что "у России нет истории". Это просто потому, что если у страны нет истории, то она не способна ни стать субъектом, проживающим и творящим историю, ни даже осознать себя таковым субъектом.
В-четвертых, автору - "американскому писателю и публицисту русского происхождения" (см. по ссылке материал), - конечно, видней, как Русский мир представлен в сознании западного обывателя. Но то, что Россия - это "край князей, поэтов и святых", насколько это отторгается сознанием западного элитного субъекта, настолько это подсознательно питает его ненависть к народу, родившему этих обитателей Русского мира. И это как раз, что касается ещё одного момента.
А именно, в-пятых, что касается "российская культура пришла к определенному типу мышления, которое извне понять трудно". Эти трудности оказываются преодолимыми, если понимание настроено в ключе намерения убить. Причем, сделать это руками самого того, кто должен быть убит (см. подробнее). А именно, навязать ему самодовольное, самоуверенное и самолюбующееся себялюбие пополам с упрощенчеством и уступанством во всём - от форм внутриполитического управления, до осознания своего места в мире и всемирной истории.
К сожалению, отмеченные аберрации не являются содержанием приватной авторской позиции. В различных конфигурациях и версиях они достаточно плотно сидят в сознании и подсознании множества представителей российского общества и государства.
А потому я остаюсь на архиполемической позиции трагического оптимизма. Той позиции, в соответствии с которой путь к победе лежит через тернии. Густые тернии двусмысленности и самообмана, которые произрастают на почве прагматически-оптимистического чаяния "благоденствия и процветания".