Самурай и Эдип: семейная история (4)

Apr 08, 2014 20:20




Наталья Олифирович

Психолог, Гештальт-терапевт Семейный терапевт
(Продолжение)
Наша следующая сессия была последней из тех пяти, на которые мы договаривались.
Антон пришел вовремя и какой-то грустный. Я напомнила, что это - наша последняя встреча из тех, на которые мы договаривались, и что в конце мы решим - продолжать или остановиться.
Антон сказал, что его взяли в группу. Что теперь он меньше спит, потому что ему важно успевать делать все то, что он любит - спорт, тренировки по тайскому боксу, книги… Что он входит в ритм, потому что репетиции 3 раза в неделю. Что слова его песни понравились лидеру…
Он говорил, говорил, говорил. Слова были как завеса. Я не чувствовала связи с Антоном, но мои попытки остановить его и поговорить о том, что было прошлый раз, о его запросе, его истории натыкались на вежливое «да, но сейчас мне хочется поделиться с Вами»…
Наконец, заметив, что до конца остается меньше 10 минут, я сказала:
-Антон, то, что Вы рассказываете, очень интересно, но у меня создается впечатление, что Вы от чего-то убегаете. Темы, которые мы затронули с Вами - отношения с отцом, матерью, девушками - сегодня никак не звучат. Я задам Вам один вопрос - о чем Вы сегодня больше всего не хотите говорить?
Я даже не заметила, что перешла на "Вы" - похоже, возникшая между нами дистанция не автомате "переключила" меня в другую модальность.
Антон умолк. На его лице отражалась борьба. Было видно, что он делает усилие над собой. Мне казалось, что еще мгновение - и дверца откроется, и он снова впустит меня…
Но нет. Как скрежет подъемного моста, раздалось вежливое «Все хорошо», еще несколько ничего не значащих фраз - и сессия закончилась. И, будто упреждая вопросы с моей стороны, Антон торопливо произнес:
-Спасибо, Наталья, Вы мне очень помогли. Я Вам еще позвоню, если Вы позволите.
И он исчез. Я еще некоторое время вспоминала о нем. Было ощущение, что я пропустила что-то важное. Не заметила, не обратила внимания… Мне было жаль, что, по моему ощущению, мы никуда не продвинулись… И я начала писать историю нашей краткосрочной и не очень впечатляющей терапии - похоже, чтобы завершить отношения.
И, написав большую часть того, что Вы уже прочитали, я вдруг задумалась о том, что Антон с таким трудом попал ко мне - и так стремительно ушел, что это само по себе кажется симптомом. От кого он хотел уйти? От чего он убежал? Я не знала ответы на эти вопросы, и вряд ли у меня был шанс их узнать…
Наступило лето, закончились пары в университете, клиенты ушли на каникулы. На следующий день я собиралась уезжать на интенсив и собирала чемодан. И вдруг раздался звонок. Звонил Антон. Он попросил о встрече.
Вихрем мелькнула мысль «неудобно», о правилах и о нашем «неправильном» завершении. Я лишь сказала, что завтра утром уезжаю и единственная возможность встретиться у нас сегодня.
Я собрала вещи. Я ждала встречи - и тревога, и любопытство переполняли меня.
И наконец, время настало - он пришел. Все такой же - только одет в обычную черную майку, в обычные джинсы и кроссовки. Бритые волосы на лбу отрасли, он зачесал их в хвост. Он разулся и сел.
Я молча смотрела на него. А он - на меня.
Прошло несколько секунд, которые мне показались вечностью, и он сказал:
-Я пришел попрощаться. Я сделал карту поляка и скоро уезжаю учиться в Польшу.
Я не знала, что ответить. И по автоматической привычке, конечно же, задала вопрос:
-Что Вы хотите мне сегодня рассказать?
Антон опустил глаза. Когда он смотрел в пол, его лицо менялось - как будто с того места, где я сижу, из лица мужчины оно становилось лицом потерянного мальчика, который не знает, что ему делать. Я ждала.
-Я хочу рассказать Вам… Спросить у Вас… В общем… Я не знаю, как к этому подступиться…
Антон снова замолчал. Я его не торопила.
Потом он, словно набравшись решимости, сказал:
-Мне нужно рассказать Вам все.
И он начал.
-Помните, Вы спрашивали у меня про депрессию? И почему меня так заштырило?
-Да, я помню.
-Это было не из-за денег. Все было намного хуже.
-Вы говорили, что думали о самоубийстве…
-Да…
Пауза, емкая и глубокая, повисла, как туман.
-Я слушаю. Попробуй рассказать мне все, что считаешь нужным…
-Мне сложно про это говорить…Помните, я рассказывал, что отец перестал меня бить? Это произошло не потому, что я вырос…
Он снова замолчал.
-Это произошло, когда он попытался меня в очередной раз избить. А я сказал, что знаю его маленькую тайну… Что он… Он постоянно посещает порно-сайты…
Он еще немного помолчал, и, прямо глядя мне в глаза, твердо сказал:
-Порно-сайты для геев.
Я опешила. Коллега, который звонил мне, был обеспокоен беспокойством отца о сексуальной ориентации сына… Неожиданный разворот истории.
-А еще с возрастом я стал понимать, что когда он бьет меня, то чувствует возбуждение. Он начинал тяжело дышать, и, заставляя меня обнажить… спину…
-Попу, - механически поправила я.
-Да, именно! - вдруг отчаянно крикнул он. - Именно попу! Он несколько минут примерялся, всхрипывал… В детстве это было страшно… Я ждал этих трех ударов - и всегда думал, что виноват, что плохой, что получаю за дело… Но когда я все понял - это стало еще и противно. И когда я сказал - нет - и рассказал, что я знаю его тайну, он озверел… Он готов был меня убить… И тут мама - хорошо, что она оказалась дома.
-Как ты с этим справлялся?
-Плохо… Я не мог уснуть, мне снились кошмары… А потом - потом стало еще хуже. Мой сосед - мы с ним в одной школе учились, он на год младше - однажды сказал мне, что мой отец… Не могу произнести...
И тут он заплакал… Я вначале растерялась. Но уже через мгновение, проигнорировав все правила и отмахнувшись от призрака профессиональной совести, села рядом и взяла его за руку.
-Я тут, я тебя слушаю - все, что я могла в этот момент сказать. И снова не заметила, как перешла на более близкое "ты".
-Мой сосед - голубой… И он сказал, что у него это было… Было с моим отцом… Это было в то время, когда отец отправил меня работать к другу и не отпускал из дома за границу…
Мое сердце переворачивалось. Вся картинка, которую я строила до этого времени, оказалась совсем не такой, как я думала.
Вытирая слезы, Антон повернул ко мне голову и сказал:
-Я не мог выбрать Путь. Потому что боялся за маму, за сестру. Потому что мне было стыдно.
Опять помолчав, он сказал тихо:
-И я боялся встречаться с девушками. Я думал - вдруг я такой, как мой отец?
Признаюсь, я была растеряна… Все обрушилось на меня как лавина. Все мои предположения были «в молоко»: и конкуренция с папой за маму, и выбор тайского бокса как подобия военносу выбору отца... Я вдруг почувствовала, как сильно Антон был травмирован... И он был готов довериться мне. Его рука была в моей руке.
У нас оставалась только одна, вот эта встреча. Только «здесь-и-сейчас». И она уже длилась не час, а больше.
Были проговорены обиды и боль. Были обозначены ненависть - и сильное желание, чтобы отец замечал его. Были и стыд за такого отца - и сочувствие к нему.
И были девушки - которые интересовали Антона, которые ему нравились, возбуждали, будили воображение. Из нашего разговора стало понятно, что у Антона все в порядке - и с ядерной половой, и с полоролевой идентичностью, и с выбором сексуального объекта… И наконец были произнесены слова - я не такой, как мой отец… Я - гетеросексуал…
И все же оставалась боль и обида. И недоумение - как же поступить? Рассказать матери правду об отце - «убить» отца в ее глазах… Не говорить - обрекать Антона на то, что он переживает в одиночестве уже несколько лет… Непростой выбор, сдобренный ненавистью, печалью, переживанием вины.
Я спросила - какие истории приходят в голову, когда он пытается найти выход? Антон, невесело улыбнувшись, неожиданно ответил:
-История про Эдипа… Я, когда искал себе психолога, читал Фрейда и его идеи об эдипальной стадии развития. Все думал - может, это у меня от конкуренции за мать?
-А что в истории Эдипа похоже на твою?
Антон задумался…
-Отца Эдипа все считали царем, а он на самом деле был плохо воспитанным и наглым стариком, которого нужно было проучить.
- И?
-И Эдип его проучил.
-А ты помнишь, что было дальше?
-Да, невеселая история. Эдип заботился о своей матери, женился на ней…
-А дальше?
-Узнав правду, мать покончила жизнь самоубийством, а Эдип себя ослепил…
-Какие переживания у тебя вызывает эта история?
-Гнев… Отвращение…
-И тогда - что ты думаешь о том, чтобы «проучить отца»?
-Не знаю. Правда, не знаю, что делать.
Я тоже не знала. Что-то из рассказа Антона явно было правдой. Что-то, возможно, он воспринимал в искаженном свете. Да, его отец - бисексуал. И он знает об этом. Похоже, его отец - психопат… Но сложно судить - возбуждался он, когда бил Антона, или злился. Сложно понять, как мать этого не видела. Идеализация матери и обесценивание отца, представление его исчадием ада не принесут мира и покоя в душу Антона.
Я была растеряна. И опять спросила:
-Ты готов стать Эдипом? Ты готов разрушить свою жизнь, жизнь матери и отца?
-Я не знаю. Я не Эдип.
-А кто ты?
-Я? Я… - Антон задумался и после продолжительной паузы сказал: - Я - самурай!
Это был самый странный ответ и самая необычная идентичность, которую я встречала.
-А как бы поступил самурай, которого жестоко воспитывал отец, узнай он все то, что узнал ты?
Похоже, мой вопрос застал Антона врасплох… Он помолчал и потом глухо ответил:
-Самурай уважает отца, что бы тот не делал. И самурай бы следовал кодексу чести.
И вдруг, сжав голову, он застонал:
-А я так больше не могу…
Я все еще сидела рядом, но уже не держала его за руку. Я понимала, что Антон травмирован, что он весь состоит из кусков, что его шить и шить, и непонятно, с чего начать, но у меня нет ни времени, ни волшебной иголки. Папа - гей? педофил? психопат? социопат? Мама - жертва? соучастник? От того, что я ему сейчас буду описывать картинку его жизни, анализировать отношения с матерью и отцом, толку мало. Это долгая, кропотливая работа. Я понимала, что время неумолимо подходит к финишу…

(Продолжение следует)

детско-родительские отношения, Олиферович Наталья

Previous post Next post
Up