Субстантивационный комплекс (или Субстантивация в раннем филогенезе)
Что такое субстантивация? Мы слегка заболтали этот термин, а это вредно и неправильно.
Изначально, первичная субстантивация есть нахождение вещественного, материального «объекта» для остановки сверх-напряженного истероидного срыва (в котором гоминиды краткосрочно балансировали между парадоксальной и ультра-парадоксальной фазой).
И если справедливо утверждение, что субстантивация может сбить суггестию, отправляя сообщество в имитативный транс, то не менее справедливо и другое: она позволяет остановить срывную реагентность, предлагая суггестивную подмену случайным, стохастическим взбрыкам ориентировочной реакции.
Очень кратко и приблизительно обозначим ответ на вопрос - как гоминиды попадали в срывное состояние. Предположим, что какое-то количество миллионов лет гоминиды жили в достатке. Многочисленные и крупные травоядные посредством не менее крупных и специализированных хищников обеспечивали наших предков необходимым количеством костного мозга. И это изобилие позволяло группам гоминидов периодически сбиваться в крупные стада. А как известно, чем больше толпа, тем больше хаоса. Естественно, что все нормативные иерархии слетали к черту. Соответственно, единственным способом прекратить бардак и анархию было обращение к таким неадекватным реакциям, которые могли пробудить имитативный рефлекс и отвлечь все стадо на какую-то абстрактную активность.
Понятно, что никто таких способов ни искать, ни находить не мог, по причине отсутствия целей, задач и вообще всяческой осмысленности. Алгоритм обращения к провоцирующей имитативный рефлекс активности может выглядеть довольно просто: попытка упорядочения пищевой активности - попросту, прямая агрессия старших, утверждающая временный запрет на стремление стада разбивать кости и жрать. А в ответ на это - инфантилизация поведения, т.е. спуск на уровень ориентировочного рефлекса, одним из основных проявлений которого является воспроизведение элементов основных инстинктивных активностей, но без субстантивации. Т.е. формальная имитация сексуального, пищевого и пр. поведения. Грубо говоря, часть стада могла начать имитировать раскалывание костей, но без костей, часть могла начать изображать трахание, но без объектов и/или без совершения самого акта, часть могла воспроизводить элементы оборонительного, агрессивного поведения - крики, биение себя в грудь или что-нибудь подобное.
Короче, дискотека.
Одни долбят камнями по камням или по пустым костям (полезные кости «отобрали», они «запрещены»), другие орут, третьи танцуют ламбаду/летку-енку.
Да, наверное, не одновременно. И не всякий раз. Но суть не в этом, а в том, что сколько-то миллионов или сотен тысяч лет назад у гоминидов возникает и постепенно устанавливается практика прерывания вполне еще нормальной инстинктивной активности - а наведение порядка в разросшемся стаде есть абсолютно естественный, стандартный жест, норма иерархического взаимодействия - с помощью деструктивного, нецелесообразного (чисто биологически) поведения. По сути - а- или даже анти- биологического. Но привязанного, пусть и временно, ситуативно, к какой-то вещественной хуйне субстанции.
Вот это привлечение абсолютно бессмысленных для нормального поведения каких-то объектов для того, чтобы превратить истерическое, срывное поведение в псевдо-нормальное, в как будто бы нормальное, а по сути, имитирующее норму, и есть та самая начальная субстантивация.
Повторим: субстантивация одновременно и останавливает некую данную суггестию, и предоставляет некую иную суггестию. И делает она это с помощью некоего вещественного носителя. Она замыкает на себя моторную и премоторную кору, таким образом существенно упрощая/руинируя актуальные социально-иерархические выяснения, а вдобавок - поскольку моторика на свежую субстантивацию еще не наработана и ни о каком автоматизме еще и речи быть не может, - она сбивает предыдущий актуальный мышечный тонус и задает новый, тем самым - через базальное ядро (стриатум) - отменяет предыдущую статусную характеристику данного существа.
Почему мы можем противопоставить обычный для ранних гоминидов паттерн пищевого поведения (дробление костей камнем и извлечение костного мозга) непродуктивному долблению камнем уже пустых костей, а впоследствии и просто камней? Почему я утверждаю, что во втором случае имеет смысл говорить именно о субстантивации?
Несложно ответить.
Пищевое поведение снабжено целеполаганием и фактом достижения цели, включая сопутствующую био- и нейрохимию. Оно комплексно и включено в сложную конфигурацию нормативного, по сути, животного набора поведений. В рамках этой конфигурации у него есть регуляторы, есть латеральные (связанные) поведения, есть результирующие, замыкающие паттерны и т. п.
Долбежка как таковая не имеет ни целеполагания, ни собственной продуктивной семантики, ни устойчивого набора сопровождающих био- и нейрохимических паттернов. Она возникает как способ прерывания неадекватного невротического поведения, а длится уже как самостоятельное медитативное/трансовое поведение. Ее целью/содержанием не могут стать предметы долбления, поскольку они случайны, сменны, не были нужны полчаса назад и не будут нужны после, они не обладают никакой ценностью, никакой семантикой. Она есть просто прямая субстантивация как процесс и как результат, а долбуемые «столовые приборы»/»орудия труда» есть реквизит этого процесса.
Что же она субстантивирует, эта долбанная субстантивация? Невозможность продуктивного завершения и/или продления социального взаимодействия. Именно это и есть задача и смысл по крайней мере ранних, начальных образцов субстантивации (далее - Суб1) - подменять своим существованием нереализуемость социальных взаимодействий. Таким образом, косвенно (опосредованно и т. п.) реализуя их.
А это, в свою очередь, означает, что Суб1 имеет задачи и решения, она, тем самым, целеполагательна и задействует механизм дофамино-серотонинного подкрепления и фиксации достижения цели.
Поскольку Суб1 неотделима от сенсомоторики, от тактильных восприятий, то этот механизм подкрепления есть лишь составляющая более сложного процесса. Более-менее исследована и описана такая экспликация этой составляющей как кортикально-ядерно-таламо-кортикальная петля (CBGTC). Эта С-С-петля совмещает и сенсомоторные, и тактическо-оценочные функции. Она задействует полосатое тело, черную субстанцию, таламус и несколько соседствующих областей теменной коры (моторную, соматосенсорную, дополнительную моторную область и др.).
Если мы рассмотрим эту зону теменной коры в ее историческом развитии, то отметим, что она неуклонно растет от архантропов к палеоантропам и далее кроманьонцам. При этом надо учесть, что измерения эндокранов не могут дать никаких сведений об изменениях размеров базальной ядерной области, а она, безусловно, также должна была увеличиваться.
Итак, гоминиды долбят-теребят свои камни-палки-костяки, С-С-петля уверяет их в результативности данной псевдо-деятельности, цитоархитектонические поля Бродмана от 1го до 7го (темя) дружно растут и множат свои связи с таламусом, гиппокампом, стриатусом etc., а вся остальная публика что же, отдыхает что ль?
Нет, ей тоже есть чем заняться. Вторичная зрительная кора, которая, собственно, и организовала все это безобразие (именно она распознавала камни и кости как уже известные «объекты»), переводит камни в другой разряд, сбрасывая в гиппокамп их новое обозначение: двуипостасная хрень. Для еды и для долбежки. Одна и та же, но разная, и по разному участвующая и в пищевом поведении, и в социально-иерархическом взаимодействии.
В свою очередь, гиппокамп, который сам того не желая, оказался втянут в новый, обременительный процесс, начинает через энторинальную (внешнюю для себя) кору перебрасывать в наиболее близкие к ней височные области неокортекса метки-упоминания (редуцированные отображения) неких странных и непривычных еще для мозга гоминидов контаминаций псевдо-(визуально-тактильно-социально-моторных) образов. Через сотни тысяч лет эти области заметно увеличаться и станут отвечать за речевое взаимодействие (передняя часть височной доли, зона Вернике и др.).
А еще надо не забыть, что в работе Суб1 активно участвуют некоторые области лобной доли, в частности, орбитофронтальная кора (ОФК), которая отвечает за понимание и соблюдение социально-иерархических норм и статусов, управляя этим «пониманием» через обратную связь с амигдалой. И если у ранних гоминидов связь между ОФК и теменными долями идет кросс-базально, через ядро, то впоследствии, с развитием речевого взаимодействия, она будет дублироваться еще и через дугообразный пучок, который связывает лобную и височную кору (считается, что его приоритетная функция - связь условных речевых зон Брока и Вернике).
Примерно так, наверное, функционировал ранний субстантивационный комплекс, который сформировался на процессе перевода первых палеолитических «макролитов» из разряда случайных столовых приборов в разряд псевдо-орудий псевдо-труда (а по сути, что-то вроде баклуш, бирюлек и прочих четок, которыми, тем не менее, можно еще и орудовать).
Что касается более поздних вариантов/моделей субстантивации, скажем так, вторичной или развитой субстантивации, то они изрядно отличаются от ранних. Так, в понятие вторичной субстантивации надо включать не только «реквизит», т. е. вещественность, но и устойчивые поведенческие паттерны, которые, понятное дело, основываются на социально-иерархическом взаимодействии. В какой-то момент поведение станет включать в себя и речевое взаимодействие, которое постепенно превратится в базис нового типа субстантивации, но это произойдет никак не раньше 40-60 тысяч лет тому назад.