(no subject)
Мусоргский с самого утра звенит внутри.
Все идет к тому, к чему дОлжно.
Я мучаюсь тем, что строчек много, но они не выписываются на бумагу.
Много образов, но они не оживают на страницах.
Они все мертвы. Они рождены, но воздуха в их легких нет, а значит, и духа тоже.
Духа нет.
И я пытаюсь смотреть, изучать, слушать. Вглядываться в глаза людей из прошлого, чтобы отыскать в них себя.
Поможет, конечно, поможет.
Так или иначе. Всему свое время и свой срок.
Хорошо, что это бессилие не перерастает ни в гнев, ни в леность.
Было бы куда хуже от этих чувств. Но я научилась аккуратно присутствовать с дурными эмоциями, не плескать их, осторожно существовать с ними, раз уж они пришли, чтобы потом деликатно выгнать, прогнать. Ведь, когда враг на пороге, разве разумно тут же гнать его и пугать оружием? Или же, разумно равнодушно пускать его к себе, не обращая никакого внимания на его действия? О нет, все это требует правильной хитрости. Пусть приходит враг, и будет гостем, но пусть знает, что наступит срок, когда я наберусь нужных сил и уверенности и ему придется покинуть меня и забыть дорогу к моему дому. Я борюсь с тем самым первым проявлением презрения, гнева и ярости, которые возникают во мне при определенных обстоятельствах. Умение быть хладнокровным очень важно. Но хладнокровие должно идти вместе с твердостью духа, если духа не будет, то душевных лед запутает дело окончательно, и не выйдет ничего кроме трагедии. Важно на первых порах ничего не плескать, не будоражить, не кричать, не суетиться. Враг приходит всегда. Враг всегда отступает. Враг всегда возвращается. Но кто есть враг..? Что-то такое, противоестественное правде, но необходимое, в доказательство тому, что все же есть она, правда.
...
Все, конечно, пройдет, вся эта муть. Вся эта беготня со смертью, с венками, с моим дном, на которое я сама опустилась. (Разве дно так плохо? Если есть кому сообщить о том, что ты на дне, то не все так ужасно. Другое дело, если некому. Тогда это уже круг ада, а кажется, будто только дно.. а уже поздно.. поздно.). Возвращается все, но в другом качестве, в других людях, все запечатлевается и сохраняется, воссоздается, и ничто никогда не должно быть забыто.
Ритмы, биение сердца, круговая спираль, карусель, все эти образы хотят, чтобы мы не забыли, как все в мире крутящееся круглое и цикличное.
Мы с ней застряли в этом периоде. Он у нас один на двоих. И почему так вышло, не нам выяснять. Мы можем только утверждать факты. Мне хочется ее слушать, слушать ее версии произошедшего, ведь она, как второе проявление меня, тоже ошибается, тоже идет к вершине. Этот период закончится и мы выдохнем. Помню, что говорила, что мы задышим в апреле? Вот, он, апрель, а становится еще тяжелее. Денег нет, одна музыка.
Одна горькая музыка.
Снова Брель.
Снова Мусоргский. Снова нотная бумага, мятые планы, метели и мой еще не убитый Пушкин. Честное слово! Больше всего боюсь той трескучей зимы, тех сугробов, на которых видны капли крови. Боюсь не из-за морозов, а из-за этих возможных капель. Когда вижу, что кто-то пролил вишневый сок на снег, или лепестки красные валюятся мусором издалека.... меня трясет. Из-за этого мне трудно воспринимать зиму. И весну я не понимаю. И всякий год мне кажется, что я пойму, но вот она приходит, и не приносит ничего, кроме еще одной смерти и новых завершений.
Страшно и смешно... сколько времени прошло.
Я думаю. Буду ли я плакать на похоронах.
Отчего люди плачут на похоронах?
Когда умирала бабушка К. была осень, солнечный день. Моя душа была спокойна. Я плакала только в автобусе, когда мы ехали вместе с гробом. Душно и горько ( и скорее жутко) от ощущения того, что дух покинул тело. Еще плачешь от того, что больше не услышишь голоса человека. Только это. Все остальное? Люди всегда в нас. Они никуда от нас не деваются, они всегда рядом и слышны. Но вот голос... он ушел и все.. где еще его услышишь?
Плачешь скорее по незавершенному... невысказанному, но плачешь эгоистично и в укор себе.
Так быть, в общем, не должно.
Но, да, думаю, что я буду плакать, хоть и предугадать это нельзя и цинично даже рассуждать на эту тему.
Но именно мне важно будет.. отпустить. Ненависть не касалась моего сердца, но его касалось королевская снисходительность, которая граничит в гордостью и высокомерием.
Я этим больна. Иногда кажется, что я прощала врагов так запросто, просто не замечая того, что было. Но это было не от сердца. От сердца тяжелее, я этого еще не умею (уже плачу), но хочу научиться и стремлюсь к этому моменту, как в высшему освобождению.
Видите.
Это мои ворота, которые я сама заперла.
И вот апрель!
Рассказать вам, что в апреле было?
Для меня важного?
И что будет?
8 числа родился Брель
11 умер Быков
12 Гагарин
13 папа родился
14-15 Титаник тонет
дедушка умер в апреле.
и вот...
холодный ветерок прошлого уже совсем рядом.
и стоят две умершие сестры и зовут к себе третью.
и есть мы,
и есть я,
и есть она,
и все мы связаны,
и должны быть вместе
Все идет к тому, к чему дОлжно.
Я мучаюсь тем, что строчек много, но они не выписываются на бумагу.
Много образов, но они не оживают на страницах.
Они все мертвы. Они рождены, но воздуха в их легких нет, а значит, и духа тоже.
Духа нет.
И я пытаюсь смотреть, изучать, слушать. Вглядываться в глаза людей из прошлого, чтобы отыскать в них себя.
Поможет, конечно, поможет.
Так или иначе. Всему свое время и свой срок.
Хорошо, что это бессилие не перерастает ни в гнев, ни в леность.
Было бы куда хуже от этих чувств. Но я научилась аккуратно присутствовать с дурными эмоциями, не плескать их, осторожно существовать с ними, раз уж они пришли, чтобы потом деликатно выгнать, прогнать. Ведь, когда враг на пороге, разве разумно тут же гнать его и пугать оружием? Или же, разумно равнодушно пускать его к себе, не обращая никакого внимания на его действия? О нет, все это требует правильной хитрости. Пусть приходит враг, и будет гостем, но пусть знает, что наступит срок, когда я наберусь нужных сил и уверенности и ему придется покинуть меня и забыть дорогу к моему дому. Я борюсь с тем самым первым проявлением презрения, гнева и ярости, которые возникают во мне при определенных обстоятельствах. Умение быть хладнокровным очень важно. Но хладнокровие должно идти вместе с твердостью духа, если духа не будет, то душевных лед запутает дело окончательно, и не выйдет ничего кроме трагедии. Важно на первых порах ничего не плескать, не будоражить, не кричать, не суетиться. Враг приходит всегда. Враг всегда отступает. Враг всегда возвращается. Но кто есть враг..? Что-то такое, противоестественное правде, но необходимое, в доказательство тому, что все же есть она, правда.
...
Все, конечно, пройдет, вся эта муть. Вся эта беготня со смертью, с венками, с моим дном, на которое я сама опустилась. (Разве дно так плохо? Если есть кому сообщить о том, что ты на дне, то не все так ужасно. Другое дело, если некому. Тогда это уже круг ада, а кажется, будто только дно.. а уже поздно.. поздно.). Возвращается все, но в другом качестве, в других людях, все запечатлевается и сохраняется, воссоздается, и ничто никогда не должно быть забыто.
Ритмы, биение сердца, круговая спираль, карусель, все эти образы хотят, чтобы мы не забыли, как все в мире крутящееся круглое и цикличное.
Мы с ней застряли в этом периоде. Он у нас один на двоих. И почему так вышло, не нам выяснять. Мы можем только утверждать факты. Мне хочется ее слушать, слушать ее версии произошедшего, ведь она, как второе проявление меня, тоже ошибается, тоже идет к вершине. Этот период закончится и мы выдохнем. Помню, что говорила, что мы задышим в апреле? Вот, он, апрель, а становится еще тяжелее. Денег нет, одна музыка.
Одна горькая музыка.
Снова Брель.
Снова Мусоргский. Снова нотная бумага, мятые планы, метели и мой еще не убитый Пушкин. Честное слово! Больше всего боюсь той трескучей зимы, тех сугробов, на которых видны капли крови. Боюсь не из-за морозов, а из-за этих возможных капель. Когда вижу, что кто-то пролил вишневый сок на снег, или лепестки красные валюятся мусором издалека.... меня трясет. Из-за этого мне трудно воспринимать зиму. И весну я не понимаю. И всякий год мне кажется, что я пойму, но вот она приходит, и не приносит ничего, кроме еще одной смерти и новых завершений.
Страшно и смешно... сколько времени прошло.
Я думаю. Буду ли я плакать на похоронах.
Отчего люди плачут на похоронах?
Когда умирала бабушка К. была осень, солнечный день. Моя душа была спокойна. Я плакала только в автобусе, когда мы ехали вместе с гробом. Душно и горько ( и скорее жутко) от ощущения того, что дух покинул тело. Еще плачешь от того, что больше не услышишь голоса человека. Только это. Все остальное? Люди всегда в нас. Они никуда от нас не деваются, они всегда рядом и слышны. Но вот голос... он ушел и все.. где еще его услышишь?
Плачешь скорее по незавершенному... невысказанному, но плачешь эгоистично и в укор себе.
Так быть, в общем, не должно.
Но, да, думаю, что я буду плакать, хоть и предугадать это нельзя и цинично даже рассуждать на эту тему.
Но именно мне важно будет.. отпустить. Ненависть не касалась моего сердца, но его касалось королевская снисходительность, которая граничит в гордостью и высокомерием.
Я этим больна. Иногда кажется, что я прощала врагов так запросто, просто не замечая того, что было. Но это было не от сердца. От сердца тяжелее, я этого еще не умею (уже плачу), но хочу научиться и стремлюсь к этому моменту, как в высшему освобождению.
Видите.
Это мои ворота, которые я сама заперла.
И вот апрель!
Рассказать вам, что в апреле было?
Для меня важного?
И что будет?
8 числа родился Брель
11 умер Быков
12 Гагарин
13 папа родился
14-15 Титаник тонет
дедушка умер в апреле.
и вот...
холодный ветерок прошлого уже совсем рядом.
и стоят две умершие сестры и зовут к себе третью.
и есть мы,
и есть я,
и есть она,
и все мы связаны,
и должны быть вместе