Допускаю, что вас не купали, как Гвидо ребёнком в хмельном молодом вине, допускаю охотно, что ваши обиды серьёзней его неурядиц вдвойне,
и может быть, вы не так знамениты, богаты, не так элегантно нервны, талантливы более, менее сыты и вас не мучат тревожные сны -
неважно. Вы смотрите, смотрите: здесь жизни заколдованный круг, в вихре непрерывных открытий знакомым всё становится вдруг -
Румбу танцует Сарагина, Берег моря, ветер, смех. Детство улыбкой арлекина Предрекает вам успех. Нежность дорогой длинной Всё же должна прийти. Сзади восемь с половиной, Надо прыгнуть к девяти.
Милые образы, я не любил вас, вас заслоняла событий пыль. Я соберу вас, что б ни случилось, в этот девятый мучительный фильм.
Я слышал мненье, что всё это мрачно - герой задыхается в автомобиле, герой стреляется, героиня плачет, и нет к тому же единства стиля.
Признайтесь, а вам никогда не хотелось покончить с собой и со всем на свете? Вот так и Гвидо - он ищет целость, вокруг осколки волочит ветер.
Широкая жизнь на широком экране. Смотрю - на простой чёрно-белой ленте - Как душу художника мучит регламент (по-итальянски звучит - reglamenti).
Я Вам благодарен, синьор Феллини, за то, что Вы Мастер, за то, что Вы честны, и мысли у Вас не похожи на линии, и с модой потрёпанной Вы несовместны.
Я Вам благодарен, синьор Мастроянни, Вы близки нам по вере и духу. Сквозь Ваш пессимизм звучит созиданье, Не слышит это лишённый слуха.
Жены интеллект, любовницы глупость, философа чувственность, мудрость клоуна - собрать всё это в искусства округлость, творить, как дышать, отбросив условное.
Понять и отбросить бессилие критика, что славит уход из искусства Рембо. С живою душой и умом аналитика заставить звучать цирковой тромбон.
Как в детстве, как в цирке - труба, барабан, клоуны, праздник, румяна с мелом. Детство флейту подносит к губам. Все милые образы в белом, в белом.
Не надо зрачок подозрительно суживать. Смотрите щедрее, вам станут ясны сплетенные в фильме в чудесное кружево явь и бред, и мечты, и сны.
Тогда вам откроется трепетно, нежно - не в восьми, так хотя бы в одной половине - предчувствие счастья, улыбка надежды в прекрасном и светлом твореньи Феллини.
Сергей Юрский (студент) - Г.А.Товстоногову (своему учителю, критиковавшему "8 1/2")
Если найду точные тексты, поделюсь. Пока что предполагаю, что С.Юрский по молодости воспринял замечание Г.А.Товстоногова чересчур остро. А между тем: "ТОВСТОНОГОВ. ...Старайтесь смотреть все фильмы Феллини, Антониони, Висконти. Каждый из этих режиссеров - пример прекрасной работы с артистами. И через артистов выход в образное решение! Обратите внимание, какое значение они придают мизансцене. Можно остановить пленку в любом месте, каждый кадр - картина. Но какая органика мизансцены! Вот в чем дело! Потому что мизансцена - не самоцель, а средство поиска сути, истины." И все же, Товстоногов - прежде всего театральная школа, а Феллини - киношная.
Значит, не вообще, а в частности. Вскоре и у нас в СССР стали снимать в таком "экзистенциальном" духе. Тот же "Июльский дождь". Пуркуа бы и не па, когда хорошо получается.
Не слабым, а неоправданно сложным почему-то. Но, знаете, выстраданное несогласие гораздо выше дежурного согласия (на том лишь основании, что "гений же").
Сегодняшним рассказам о временах тутулитаризма я не верю, всегда перепроверяю или, при невозможности, оставляю вопросы открытыми. Но факт остается фактом: "8 1/2" получил гран-при III Московского межднуародного кинофестиваля в 1963 году, по легенде - благодаря председателю жюри товарищу Г.Чухраю. Допускаю, что были и голоса против.
Уж во всяком случае, не тутулитарное политбюро могло что-то решать ;) Другое дело, любопытно, кто из членов жюри как оценивал фильм. Но это вряд ли известно. В жюри был Жан Маре, Серджи Амидеи, Стэнли Крамер, Ян Рыбковски из Польши, других не помню или не знаю.
Трудность в том, что все эти рассказы непроверяемы, ибо никак не документированы. если только "перекрестным допросом", но тоже - не все запечатлели один и тот же эпизод.
Конечно же. Поскольку за всем этим стоят престиж и деньги. Конкуренцию никто не отменял ;) Достаточно вспомнить перипетии Лукино Висконти и Дирка Богарта со "Смертью в Венеции".
ребёнком в хмельном молодом вине,
допускаю охотно, что ваши обиды
серьёзней его неурядиц вдвойне,
и может быть, вы не так знамениты,
богаты, не так элегантно нервны,
талантливы более, менее сыты
и вас не мучат тревожные сны -
неважно. Вы смотрите, смотрите:
здесь жизни заколдованный круг,
в вихре непрерывных открытий
знакомым всё становится вдруг -
Румбу танцует Сарагина,
Берег моря, ветер, смех.
Детство улыбкой арлекина
Предрекает вам успех.
Нежность дорогой длинной
Всё же должна прийти.
Сзади восемь с половиной,
Надо прыгнуть к девяти.
Милые образы, я не любил вас,
вас заслоняла событий пыль.
Я соберу вас, что б ни случилось,
в этот девятый мучительный фильм.
Я слышал мненье, что всё это мрачно -
герой задыхается в автомобиле,
герой стреляется, героиня плачет,
и нет к тому же единства стиля.
Признайтесь, а вам никогда не хотелось
покончить с собой и со всем на свете?
Вот так и Гвидо - он ищет целость,
вокруг осколки волочит ветер.
Широкая жизнь на широком экране.
Смотрю - на простой чёрно-белой ленте -
Как душу художника мучит регламент
(по-итальянски звучит - reglamenti).
Я Вам благодарен, синьор Феллини,
за то, что Вы Мастер, за то, что Вы честны,
и мысли у Вас не похожи на линии,
и с модой потрёпанной Вы несовместны.
Я Вам благодарен, синьор Мастроянни,
Вы близки нам по вере и духу.
Сквозь Ваш пессимизм звучит созиданье,
Не слышит это лишённый слуха.
Жены интеллект, любовницы глупость,
философа чувственность, мудрость клоуна -
собрать всё это в искусства округлость,
творить, как дышать, отбросив условное.
Понять и отбросить бессилие критика,
что славит уход из искусства Рембо.
С живою душой и умом аналитика
заставить звучать цирковой тромбон.
Как в детстве, как в цирке - труба, барабан,
клоуны, праздник, румяна с мелом.
Детство флейту подносит к губам.
Все милые образы в белом, в белом.
Не надо зрачок подозрительно суживать.
Смотрите щедрее, вам станут ясны
сплетенные в фильме в чудесное кружево
явь и бред, и мечты, и сны.
Тогда вам откроется трепетно, нежно -
не в восьми, так хотя бы в одной половине -
предчувствие счастья, улыбка надежды
в прекрасном и светлом твореньи Феллини.
Сергей Юрский (студент) - Г.А.Товстоногову (своему учителю, критиковавшему "8 1/2")
Reply
Reply
А между тем:
"ТОВСТОНОГОВ. ...Старайтесь смотреть все фильмы Феллини, Антониони, Висконти. Каждый из этих режиссеров - пример прекрасной работы с артистами. И через артистов выход в образное решение! Обратите внимание, какое значение они придают мизансцене. Можно остановить пленку в любом месте, каждый кадр - картина. Но какая органика мизансцены! Вот в чем дело! Потому что мизансцена - не самоцель, а средство поиска сути, истины."
И все же, Товстоногов - прежде всего театральная школа, а Феллини - киношная.
Reply
Вскоре и у нас в СССР стали снимать в таком "экзистенциальном" духе. Тот же "Июльский дождь". Пуркуа бы и не па, когда хорошо получается.
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
Допускаю, что были и голоса против.
Reply
Другое дело, любопытно, кто из членов жюри как оценивал фильм. Но это вряд ли известно. В жюри был Жан Маре, Серджи Амидеи, Стэнли Крамер, Ян Рыбковски из Польши, других не помню или не знаю.
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
Leave a comment