В гостях у Кафки.
Меня достали многие знакомые и близкие люди, в т.ч. родители, тем, что предпочитают закрывать глаза на проблемы, которые просто летят тебе в лицо. Чего они только ни придумывают, как только не рационализируют, но основной тезис всегда одинаков: дескать, я драматизирую/ворчу/слишком многого хочу.
К чему это я? У нас тут давеча состоялась наша ежегодная типа конференция. Я даже взяла себя за жопу и доклад подготовила как бы про науку. Понятное дело, с утра я прифрантилась, т,к, надо было выступать перед человеками, и очень довольная собой, отчалила в сторону работы. Сначала я, правда, сходила к ученице, а потом уже прогулялась пешком до вуза. Итого вышел променад от Авроры до Сампло через Тухачку. И вот по мере приближения к Сампло я стала ловить на себе взгляды прохожих. Причем не восторженные, как я в тот день вполне имела право рассчитывать, а вполне себе сочувственные и даже встревоженные такие взгляды. Мучаясь подозренями и заглядывая в каждую отражающую витрину на пути, я рысью добежала на работы, и первым делом протерла предпоследней салфеткой свои офигенные ботиночки, об офигенности которых знаю только я из-за слоя пыли и грязи, которыми они неизменно покрываются на третьей минуте пребывания на улице. Потом я пошла, так сказать, припудрить носик, глянула в толчке в зеркало, и тут выяснилось, что носик у меня уже припудрен, причем по самое небалуйся, причем омерзительной тараканово-рыжей пылью, так что цветом морды я напоминаю свирепую сашку Бьонсе, при условии, что та Бьонсе не боится сочетать со своими дежурными гимнастическими труселями кустистые рыжие брови и пышные пшеничные усы.
Короче, я в таком шоке от своего нового цветового и стилистического решения, что рызрываюсь между порывами запереться прямо там же в кабинке и разреветься и побежать в учебный отдел показывать эту жуть (т.е. себя) коллегам. Рука сама тянется за телефоном и включает камеру, но тут в толчок вламывается толпа детей. Не знаю, как они отреагировали бы на то как чумазая как чунгачанга завкафедрой ебашит трэш-лук, но мне кажется, что их помрщью луков я бы заебышила больше, чем планировала. Короче, съемку пришлось прервать.
Тогда я стала умываться, что привело только к тому, что я перестала быть похожей на Бьонсе и стала похожа на Зои Салдана, которая за неимением зеленки, нанесла себе аватаровский мейкап с помощью куска свежего дерьма.
Тогда и я извлекла последнюю влажную салфетку и стала со всей дури драить лицо, пока по ощущениям не добралась до кости. В зеркале я увидела себя, только краснокожую, что впрочем было даже кстати, т.к. через пять минут мне надо было выходить с доклладом про индейских авторов. Салфетка, которой я чистила лицо, была грязнее той, которой я протерла ботиночки.
Теперь к экзистенциальным вопросам: как так случилось, что я достигаю эфекта неумеренного автозагара, просто пройдясь по городу? Почему люди считают это нормальным? Например, папа сказал мне что-то духе "потерпи, вот скоро дожди начнутся, всю грязь прибьет". Ну да, а когда тебе человек (или государство) причиняет тебе зло или обманывает, не выполняет своих обязанностей, надо сложить лапки и ждать пока его божынька в рот накажет. Божынька он же что, он не обломается с моей же жопы говно подтереть, а мне самому нельзя - у меня перчатки кружевные и о душе надо думать. И разумеется, я не собираюсь брать в руки метлу и подметать город от Сампло до Авроры (через Тухачку), и даже не призываю людей выходить на субботники, т.к. это глупость бесполезная в условиях полного краха коммунального хвозяйства. Но почему я не имею права на ярость, если я вижу вокруг дерьмо? Почему это меня осуждают другие люди? Наверное, потому что их глаза забиты этим дерьмом, причем они сами с энтузиазмом черпают его пригоршнями и заталкивают его себе под веки, потому что очень горько всю жизни считаться себя человеком, а потом проснуться однажды утром и обнаружить, что ты навозник. О последствиях этого см. у Кафки.
К чему это я? У нас тут давеча состоялась наша ежегодная типа конференция. Я даже взяла себя за жопу и доклад подготовила как бы про науку. Понятное дело, с утра я прифрантилась, т,к, надо было выступать перед человеками, и очень довольная собой, отчалила в сторону работы. Сначала я, правда, сходила к ученице, а потом уже прогулялась пешком до вуза. Итого вышел променад от Авроры до Сампло через Тухачку. И вот по мере приближения к Сампло я стала ловить на себе взгляды прохожих. Причем не восторженные, как я в тот день вполне имела право рассчитывать, а вполне себе сочувственные и даже встревоженные такие взгляды. Мучаясь подозренями и заглядывая в каждую отражающую витрину на пути, я рысью добежала на работы, и первым делом протерла предпоследней салфеткой свои офигенные ботиночки, об офигенности которых знаю только я из-за слоя пыли и грязи, которыми они неизменно покрываются на третьей минуте пребывания на улице. Потом я пошла, так сказать, припудрить носик, глянула в толчке в зеркало, и тут выяснилось, что носик у меня уже припудрен, причем по самое небалуйся, причем омерзительной тараканово-рыжей пылью, так что цветом морды я напоминаю свирепую сашку Бьонсе, при условии, что та Бьонсе не боится сочетать со своими дежурными гимнастическими труселями кустистые рыжие брови и пышные пшеничные усы.
Короче, я в таком шоке от своего нового цветового и стилистического решения, что рызрываюсь между порывами запереться прямо там же в кабинке и разреветься и побежать в учебный отдел показывать эту жуть (т.е. себя) коллегам. Рука сама тянется за телефоном и включает камеру, но тут в толчок вламывается толпа детей. Не знаю, как они отреагировали бы на то как чумазая как чунгачанга завкафедрой ебашит трэш-лук, но мне кажется, что их помрщью луков я бы заебышила больше, чем планировала. Короче, съемку пришлось прервать.
Тогда я стала умываться, что привело только к тому, что я перестала быть похожей на Бьонсе и стала похожа на Зои Салдана, которая за неимением зеленки, нанесла себе аватаровский мейкап с помощью куска свежего дерьма.
Тогда и я извлекла последнюю влажную салфетку и стала со всей дури драить лицо, пока по ощущениям не добралась до кости. В зеркале я увидела себя, только краснокожую, что впрочем было даже кстати, т.к. через пять минут мне надо было выходить с доклладом про индейских авторов. Салфетка, которой я чистила лицо, была грязнее той, которой я протерла ботиночки.
Теперь к экзистенциальным вопросам: как так случилось, что я достигаю эфекта неумеренного автозагара, просто пройдясь по городу? Почему люди считают это нормальным? Например, папа сказал мне что-то духе "потерпи, вот скоро дожди начнутся, всю грязь прибьет". Ну да, а когда тебе человек (или государство) причиняет тебе зло или обманывает, не выполняет своих обязанностей, надо сложить лапки и ждать пока его божынька в рот накажет. Божынька он же что, он не обломается с моей же жопы говно подтереть, а мне самому нельзя - у меня перчатки кружевные и о душе надо думать. И разумеется, я не собираюсь брать в руки метлу и подметать город от Сампло до Авроры (через Тухачку), и даже не призываю людей выходить на субботники, т.к. это глупость бесполезная в условиях полного краха коммунального хвозяйства. Но почему я не имею права на ярость, если я вижу вокруг дерьмо? Почему это меня осуждают другие люди? Наверное, потому что их глаза забиты этим дерьмом, причем они сами с энтузиазмом черпают его пригоршнями и заталкивают его себе под веки, потому что очень горько всю жизни считаться себя человеком, а потом проснуться однажды утром и обнаружить, что ты навозник. О последствиях этого см. у Кафки.