20 лет
Второго января было двадцать лет как мы приехали в Израиль.
У нас даже нет фотографий дома. Дом, отличный каменный дом, построенный дедом, был продан за 80 тысяч рублей (две тысячи долларов) и два комплекта небьющейся посуды. (Со временем оказалось, что посуда бьется, но львиная доля сервизов разделенна между мамой, мной и сестрой и жива по сей день). Уезжали автобусом, до Кишинева, было много провожающих родственников. Дядя ушел с тюком портьер, выглядел как вор-домушник. На таможне у нас отобрали серебрянный стаканчик и несколько прабабушкиных молитвенников. Это было ожидаемо. Мы выглядели комично - на мне была меховая шапка, очень хорошая, я в таких никогда не ходила, у меня был дранный кролик. А тут наверно норка, или песец. Это папу кто-то попросил эту шапку перевезти через границу. Еще я была в норковой шубе и мама тоже. Папа купил эти шубы наверно из соображений продать их тут и разбогатеть. Естественно, шубы никому не продали, они висят у мамы в шкафу и годы их не берут. Моль их тоже есть отказывается. Про резиновую лодку в багаже я промолчу.
Прилетели мы в очень дождливый день, когда мы подъехали к дому тети, выбило электричество и она нас встречала со свечей.
У новой страны был вкус апельсин, папа сразу пошел работать на "Яхин" и им в конце недели давали унести полную сумку цитрусовых. Когда мы приехали, папе было 45, а маме 37, не намногим больше, чем мне сейчас.
Через несколько месяцев после нашего отъезда началась война в Приднестровье, Бендеры уже не такие, какими я их помню. При СССР это был край текущий молоком и медом, летом приезжали отдыхающие с севера, есть фрукты и овощи. Сейчас это, наверно, одно из самых бедных мест бывшего СССР.
А Страна, ну что страна - это моя страна, я хочу здесь жить.
У нас даже нет фотографий дома. Дом, отличный каменный дом, построенный дедом, был продан за 80 тысяч рублей (две тысячи долларов) и два комплекта небьющейся посуды. (Со временем оказалось, что посуда бьется, но львиная доля сервизов разделенна между мамой, мной и сестрой и жива по сей день). Уезжали автобусом, до Кишинева, было много провожающих родственников. Дядя ушел с тюком портьер, выглядел как вор-домушник. На таможне у нас отобрали серебрянный стаканчик и несколько прабабушкиных молитвенников. Это было ожидаемо. Мы выглядели комично - на мне была меховая шапка, очень хорошая, я в таких никогда не ходила, у меня был дранный кролик. А тут наверно норка, или песец. Это папу кто-то попросил эту шапку перевезти через границу. Еще я была в норковой шубе и мама тоже. Папа купил эти шубы наверно из соображений продать их тут и разбогатеть. Естественно, шубы никому не продали, они висят у мамы в шкафу и годы их не берут. Моль их тоже есть отказывается. Про резиновую лодку в багаже я промолчу.
Прилетели мы в очень дождливый день, когда мы подъехали к дому тети, выбило электричество и она нас встречала со свечей.
У новой страны был вкус апельсин, папа сразу пошел работать на "Яхин" и им в конце недели давали унести полную сумку цитрусовых. Когда мы приехали, папе было 45, а маме 37, не намногим больше, чем мне сейчас.
Через несколько месяцев после нашего отъезда началась война в Приднестровье, Бендеры уже не такие, какими я их помню. При СССР это был край текущий молоком и медом, летом приезжали отдыхающие с севера, есть фрукты и овощи. Сейчас это, наверно, одно из самых бедных мест бывшего СССР.
А Страна, ну что страна - это моя страна, я хочу здесь жить.