Мало кто любит больницы, поликлиники, лаборатории и другие медицинские учреждения. В такие заведения редко кто приходит, что называется, «по доброй воле». А радость, смех, да и, пожалуй, жизнь в хорошем ее проявлении можно наблюдать только у входов в родильные дома, у которых периодически появляются толпы родственников с шариками и цветами.
В больницах мы всегда боимся узнать что-то тревожное и страшное о себе, своих близких, и стараемся оттянуть этот неприятный визит как можно дальше. А уж когда боль, проблема или даже уже поставленный диагноз делают жизнь совсем невыносимой, недовольно отправляемся в мед.учреждение. Еще бы! Там всегда очереди, персонал вечно занят чем-то непонятным, а нам же нужно срочно оказать помощь, именно нам. Ведь именно у нас сейчас, как нам кажется, самая неотложная и важная проблема, которую профессиональные врачи должны помочь решить качественно, а главное, быстро. Знакомо? Думаю, каждый человек с таким отношением и настроением обращался в больницы. Я не исключение. И вот однажды, сидя в очереди, я подумала, каково же работается докторам, медсестрам и другому персоналу в медицинских учреждениях? Интерес не в том, хватает ли им зарплаты, почему они выбрали именно такую работу? А каково это каждый день видеть людей, возможности которых в какой-то мере ограничены, людей, которые даже умирают на глазах, плачущих родственников и т.д. Я знаю, что многие люди убеждены в том, что годы такой работы делают мед.персонал более циничным и легче относящимся к болезням и горю. Мне захотелось узнать, так ли это, от практикующего врача-уролога высшей категории Харьковского института урологии и нефрологии Карины Витальевны Диденковой.
Признаться, сначала я думала, что мне придется беседовать с ней на ее рабочем месте, когда выпадет ее очередь дежурить. Все-таки вечером больные уже расходятся по палатам, пациенты, которые лечатся дистанционно, приходят с утра, а вечером, как мне казалось, можно спокойно и обстоятельно поговорить и задать мои дилетантские вопросы. Но вышло по-другому, и не очень приятным ноябрьским субботним вечером она пригласила меня к себе в гости. Было немного неловко дома у врача опять говорить о болячках и работе, но, несмотря ни на что, беседа получилась достаточно доверительной. Я много узнала для себя о «врачебной кухне».
- Карина Витальевна, как отражается Ваша работа на повседневной жизни?
Мне не хватает времени на жизнь вне больницы. Бывает, что я прихожу на работу, и мне предстоит многочасовая операция. Когда я выхожу из операционной, на улице, вот как сейчас, уже ночь. Я смотрю за окно и понимаю, у людей уже прошел день. Они где-то были, кого-то видели, а я все это время простояла у операционного стола, рядом кровь, моча, раны, инструменты, горе и надежда на выздоровление пациента. Я понимаю, что живу вот в такой маленькой ячейке такой большой-большой жизни. И где-то в тот момент, пока я делаю операцию, есть другая жизнь, другие люди, другие эмоции, а для меня это в данный момент недоступно.
- В такие моменты Вы жалеете о том, что у Вас вот такая жизнь?
Я не жалею. Мне просто тоже хочется многое из того, что доступно обычным людям каждый день. Прогуляться в парке после работы или зайти в кофейню с подругами. Но я не жалею, потому что я занимаюсь любимым делом. Год назад, приехав на работу, заглушив мотор машины, я подумала о том, что я не хочу идти на работу. После этого момента всю неделю у меня были одни неприятности. У меня начало все рушиться. У пациентов были осложнения, кровотечения, какие-то неприятные моменты с коллегами. Я только подумала о том, что не хочу это делать, и мне тут же кто-то сверху дал понять: «Это твоя работа. Ты родилась лечить людей и даже не думай о том, чтобы это бросать!».
- Когда Вы поняли, что хотите стать врачом?
Я об этом не подозревала ни в выпускных классах школы, ни даже, окончив ее. После 10 класса моя мама спросила меня о том, куда бы я хотела поступать, и я не знала, что ей ответить. Тогда она сказала: «Ну в таком случае иди работай!». А куда я могла пойти работать, только окончив школу и не имея никакой специальности? Мои бабушка с дедушкой в то время были заслуженными врачами СССР, поэтому, недолго думая, я пошла в больницу работать санитаркой. Долгое время носила анализы, мыла полы, получала аптеку, в общем, самую грязную работу выполняла. И как раз санитаркой я работала именно в урологическом отделении и там я и поняла, что буду врачом. Причем я у себя не спрашивала, хочу ли я быть врачом, я просто приняла это решение.
Как-то придя домой, я сказала маме, что готова поступать в медицинский институт и хочу стать урологом. Она ответила мне: «Это твое решение. Поступай». И я поступила. Надо сказать, что на первом курсе мало кто из студентов вообще понимает, что такое медицина и организм человека, первокурсников все называют «позвонками» (так как первое, что они изучают в институте, это позвоночник человека). А уж чтобы кто-то сразу знал, какую специализацию выберет - вообще редкость. Но в отношении меня все знали - Карина пришла учиться именно на уролога. На 5м курсе, когда мы получали распределения на основные направления (терапия и хирургия), даже преподаватели знали, что я хочу быть урологом. Родственники и окружающие не верили, что я когда-нибудь смогу делать настоящие операции, они думали, что меня никогда не подпустят к операционному столу. Но я должна была стать врачом. Тогда я этого не понимала, но сейчас я уверена, если что-то тебе дается с огромным трудом, то, скорее всего, это не то занятие, которым ты должен заниматься.
- А Ваши одногруппники к моменту распределения уже представляли свою будущую профессию?
Особенность профессии врача, как, наверное, и многих других профессий, не менее важных, в том, что поступая в институт, 17-летние ребята еще не понимают будущей профессии, не осознают важность и ответственность. Их могли отдать в медицину успешные родители-медики, или же сами ребята выбрали эту работу, как приносящую хорошую прибыль. Но я твердо знаю, что врач, который идет в медицину только чтобы стать богатым, останется нищим. Это такая философия. Врач должен идти в медицину, чтобы лечить людей. Он должен не бояться принимать решения, не бояться ответственности. Ведь решение, которое он примет в отношении больного, судьбоносное не только для самого пациента, но и для его родных, детей, друзей. Если, к примеру, я ошибусь, то я нарушу этот баланс взаимоотношений. А в 17 лет мало кто об этом задумывается. Поэтому, 70% моих сокурсников по окончанию мед.института, навсегда ушли из медицины. А еще некоторая часть ушла в частные клиники, но к медицине это уже не имеет никакого отношения.
- Почему? Сейчас многие люди можно даже сказать, брезгуют отечественными государственными больницами, считая, что там никому до пациентов дела нет.
Я знаю людей, которые предпочли государственным больницам частные. Дело в том, что частные клиники - это бизнес, а не медицина. Там работают те, кто не смог или по каким-то причинам не захотел работать в государственной клинике. Где можно наработать свою клиентуру, получить практический опыт, выслугу лет и высшую категорию специализации. Но парадокс в том, что по законодательству нашего государства (статья 16 Закона Украины «О здравоохранении») медицинской практикой могут заниматься предприятия всех форм собственности при регистрации и ведении деятельности в порядке, который определен законодательством. Медицинскую помощь можно оказывать и в порядке индивидуального предпринимательского дела - это то, что у нас в стране называется частной медицинской практикой.
- Но ведь там же работает большое количество специалистов?
Правильно. Ежегодно в одном только Харькове выпускается около 700 мед.специалистов. Им же нужно куда-то устраиваться. Современные реалии таковы, что больше всего частных клиник специализируются на стоматологии, на следующей ступени по количеству учреждений - диагностические центры, а вот настоящих лечебных медицинских центров среди частных учреждений - крайне мало. У врача в государственной больнице есть возможность получить стаж, выслугу лет. И что, после этого он захочет перейти в частную клинику, сесть на прием и станет выписывать направления на дорогостоящие анализы? Конечно, нет. А займется этим человек, который изучает определенные методики диагностирования и отправляет клиентов в лаборатории. Но это не медицина, это уже коммерция.
- Когда Вы перестали бояться принимать решения?
Из двадцати шести лет, которые я проработала здесь, только последние десять лет я с уверенностью берусь за любую проблему. До этого я каждый раз, приходя на работу или оставаясь на дежурство, я волновалась, а вдруг я не смогу принять правильное решение, а вдруг я не разберусь, а вдруг я неправильно пойму. Я заходила в клинику и мысленно крестилась. Сейчас я уверена, нет такой ситуации, из которой я не найду выхода или которая меня испугает, или с которой я не справилась бы. Ну если только из головы у человека не торчит топор. Здесь объективно ничего не сделаешь. От того, что я буду бегать в панике вокруг него и истерить, ничего не произойдет. Это травма, которая не совместима с жизнью. Значит, так должно было произойти в жизни этой определенной группы людей. Но это не моя вина, и ничья вина.
- Когда Вам доверили первую операцию?
Мне ее не доверили. Первую свою операцию, да пожалуй, первые десять операций я выбивала в рукопашном бою. Я тогда только закончила интернатуру. Надо сказать, что в отпуск врачи ходят все вместе раз в год. А тогда так получилось, что одному доктору пришлось внепланово уйти. И на время мне отдали его палату вместе с больными. У одной пациентки тогда диагностировали камень в почке. Я ее обследовала, все зафиксировала и передаю информацию заведующему. Он говорит, что здесь необходима только операция, но кто же ее будет делать? Врач-то ушел. Я ответила, что это сделаю я. Причем я сказала это так естественно, как будто я даже и не предполагала, что он может удивиться моему ответу. Он осторожно спросил: «Может, тебе стоит сначала провести менее сложную операцию?», а я ответила: «Ну, когда будет менее сложная ситуация, тогда и проведу эту операцию, но сейчас-то нужно решить эту проблему». Он попросил меня детально рассказать, как я собираюсь ее делать, а потом молча подписал мне разрешение на операцию. И дал мне в ассистенты двух врачей, которых я хорошо знала и которые проработали в больнице около десяти лет. Они больше мешали мне и сбивали с толку, чем помогали. Они постоянно вырывали инструменты, с благими побуждениями пытались выполнить мою часть работы - одним словом, доминировали в операции они, но мне это только мешало. Тогда я еле довела до конца эту злосчастную операцию. Я не понимала, почему они так поступили. Я была в ярости и в то же время я сильно обиделась на них, поднялась на чердак покурить и поплакать.
Через некоторое время я услышала шаги на чердаке и увидела еще одного доктора, которая искала меня. Она спросила, как прошла операция. «Да на кой черт это мне надо! Если мне так всегда будут мешать во время операций, то я больше никогда не буду их делать!», - призналась я ей. Она потерла руки и сказала, чтобы я спустилась и озвучила свое решение перед ассистентами. А они, в свою очередь, довольно потрут руки и скажут: «Еще одну сделали! Врачи мило улыбаются тебе, пока ты им не конкурент, а ты уже раскрыла рот на их хлеб. Что же, ты думала, тебе просто так отдадут его?».
Но и после этого случая ситуация не изменилась. Чтобы получить разрешение делать операции, я топала ногами, скандалила, стучала кулаком по столу заведующего и кричала, что все равно буду делать операции. Через некоторое время коллектив смирился с этим.