Лирическое. Повседневное.
Взбесилась ведьма злая
И, снегу захватя,
Пустила, убегая,
В прекрасное дитя.
Весне и горя мало:
Умылася в снегу,
И лишь румяней стала,
Наперекор врагу.
Когда я сегодня бежала вечером на бассейн, вспомнилось это стихотворение.
Сегодня 26 марта, однако по городу гуляет ледяной сильный ветер, на небе не было даже намека на солнечные лучи, а когда я выходила из спорткомплекса, весь асфальт был засыпан мелкой сухой ледяной крупицей. Да уж..зима так просто сдаваться не собирается. Я шла по скверу и вспоминала эти строки. Их я помню еще от своей прабабушки, которая умерла несколько лет назад. Когда она была в здравом уме, я была слишком маленькой, чтобы с интересом ее слушать, когда же подросла я, и в голове прибавилась капля ума, мы с ней поменялись местами. И слушать стало нечего, да и говорить стало бесполезно. А потому в пмяти остались только обрывки каких-то стихов, песен и молитв. Я этому всегда поражалась. Не помня имен нас, троих сестер, бесконечно путая мое имя и мамино, не узнавая свою невестку, мою бабушку, прабабушка Аня назубок помнила, выученные в трех классах своей церковной школы стихотворения и молитвы. Она пережила две войны, своего мужа и еще много потрясений, но всегда помнила строчки поэзий. Для меня это до сих пор остается загадкой.Она всегда была худая, а к старости совсем уж высохла. Подолгу сидела в кресле, рассказывая о чем-то, добродушно смеялась и гладила меня по голове, когда я по-детски нетактично говорила: "Нуу бабушка, ну сколько можно одно и тоже мне рассказывать?!!! Ну надоело же!". Сейчас очень стыдно. Не буду врать, что многое отдала бы за ее стихи и молитвы, но все же за свою нетерпеливость очень стыдно. Помню, как она рассказывала о годах войны, на которые пришлась ее самая что ни на есть сознательная жизнь - 30 лет. Помню, как меня впечатляли кошмарные подробности голодовки и многочисленных смертей. До сих пор помню историю про женщину, которая приходила к нам в деревню и надеялась найти хотя бы кошку, чтобы накормить детей.
Вообще мне сейчас становится очень жаль того, что некоторые моменты и ситуации в жизни не были оценены вовремя в силу возраста. А ведь всего было так много.
Каждый год были самые незабываемые каникулы на своей второй родине - Донской земле, на которой еще, честное слово, остался налет донского казачества: от диалекта до стиля домов и украшений. Ежегодно съезжалась вся наша большая донская семья и мы проводили вместе неделю, а то и две или даже три. Больше было сложно. 10 человек на одной территории - это непросто. Через неделю все начинают друг друга раздражать, а потом молниеносные конфликты и отходчивое примирение. Но как же здорово, что это было. У нас был самый шумный двор - дядя Юра всегда приозил в забитой машине большой японский магнитофон и целый день у нас доносилась со двора музыка. Так весь хутор узнавал, что к бабушке с дедушкой наведались дети и три внучки. А еще по шашлыкам. Жарить шашлыки на каждую такую встречу - это просто нерушимая традиция. А еще посиделки прохладными летними вечерами во дворе, под фонарем, под которым роем кружились комары, мотыльки, моль и ночные бабочки. Женщины сидели, пили чай и секретничали. Тогда еще вечера и ночи были приятно прохладными. Сейчас же летом невыносимо ни днем, ни ночью. Хочется жить в воде или испечься до конца на солнце. А тогда вечерами за воротами собиралась "улица". К нам на сложенные шпалы подтягивались мужики и дедушки и обсуждали важные темы: политику, друг друга, сбор урожая, подготовку к зиме, газетные новости.
До слез сейчас жалею, что не оставалась тогда с ними. А каждый вечер убегала в какие-то компании, о которых сейчас и вспомнить-то нечего. Нет, остались, конечно друзья с того времени, но это не те девочки, к которым я убегала. Те девочки давно имеют потасканный вид, прокуренные голоса и ограниченные разговоры. Остались мальчики. Которым я доверяла и доверяю свои какие-то мысли, секреты, с которыми мы писали письма друг другу и делали редкие фотографии на память.
Если бы можно было, я бы тогда чаще оставалась с бабушкой и дедушкой, слушала бы их и больше рассказывала о себе. Потому что теперь, когда мне так хочется им довериться, рассказать что-то, что я долго ношу в себе и хочу открыть именно им - невозможно. Памяти нет, да и интересов практически не осталось к внешнему миру. Нет, они, конечно помнят обо мне, и о маме и о сестрах, но что-то только самое простое. Да и то быстро исчезает из памяти.
А мне больше не хочется упускать время. Несмотря на появление мобильных и более частые разговоры, чем раз в неделю праздничная поездка на переговорный пункт, я пишу им письма. И я настолько откровенна в этих рукописях, как нигде больше. Я продолжаю писать и рассказывать. Наверстываю время, когда мне была дана возможность быть услышаной и понятой. Мне становится легче, даже несмотря на то, что знаю - они об этом очень быстро забудут, а может и не поймут вовсе. Но я продолжаю вести этот честный монолог, рассказывать о своих новостях и переживаниях. Потому что я знаю, они радуются как дети, получая очередное письмо.
А теперь у меня больше нет возможности наведываться туда так часто, как я бы этого хотела. И проводить с ними времени столько, сколько я сейчас хочу.
Поэтому я так рада, когда мама из редких поездок туда привозит что-то специально для меня. Значит, вспоминают обо мне. Спасибо.
Последний раз была баночка яблочного варенья. И пара яблок, которые дожидались именно меня в погребе. Только быстрее оказалось все же приехать ко мне. Действительно, ни с чем несравнимый вкус. Как и варенье. Я не сладкоежка, варенье - далеко не мой фаворит, но это цежу по ложечке. Это детство. Вот закончится баночка и останется только это фото.
Папа, клацая кнопки зеркалки, спросил: "На фига ты банку сфотографировала?". Печально остаться глупым до 50ти лет. Но не я в этом виновата.
Вот он, мой кусочек детства.
