Сентябрь в 1927 году в Ницце выдался прохладным. Немолодая крупная женщина, уже одетая для автомобильной прогулки, сидит, задумавшись в кресле. Коротко стриженые волосы выкрашены в бронзовый цвет - ни один седой волосок не пробивается наружу. На губах яркая алая помада - этот цвет сопровождал ее всю жизнь.
- Мадам, наденьте пальто.
- Нет. Я хочу чувствовать ветер.
На коленях, словно затаившаяся змея, расположился красный очень длинный шарф, готовясь обвить шею хозяйки… Она устала, очень устала от этой суматошной жизни. Все чаще последнее время она замирала, останавливала свой безудержный танец и вспоминала…
Материнское Чувство
Осень… Тогда тоже была осень. 1921 год. Всемирно известная 44-летняя танцовщица-босоножка Айседора Дункан живет в красной России. Она приехала сюда по личному приглашению Луначарского в надежде воплотить свою мечту - открыть школу танцев для малышей. В этот вечер она была приглашена на «чаепитие» к известному художнику Якулову, где собиралась большая компания людей искусства: художники, поэты, музыканты. Эта богемная публика была родной средой для Айседоры, и она с радостью приняла приглашение. Появление ее после полуночи в доме на Большой Садовой было встречено овациями и восторженными возгласами. Но одно лицо как-то сразу выделилось из всех - молодое, обрамленное густыми пшеничного цвета волосами. Но главное - глаза, неотрывно глядящие, как ей тогда показалось, прямо в душу…
- Сергей Есенин, великий русский поэт, - представил юношу его друг писатель Анатолий Мариенгоф.
- Ангел! - на ломаном русском произнесла Айседора и прикоснулась к золотистым кудрям… - Золотая голова… Вечер, а точнее ночь продолжалась, о чем-то говорили люди вокруг, переводчик, сбиваясь, переводил, а Есенин читал ей свои стихи… Ни одного слова не понимала американка, но музыка его поэзии отзывалась в ее душе мелодией, под которую хотелось танцевать.
Руки Айседоры нежно, как ручного зверька, поглаживали шарф, лежащий у нее на коленях. Как он был очарователен. Сережа… На одно мгновение этот мальчик напомнил ей погибшего много лет назад сына. Гастроли в Париже окончились тогда крахом всей ее жизни. Она вдохновенно выступала перед публикой, а Дидра и Патрик, ее обожаемые дети, вместе с гувернанткой поехали на экскурсию в Версаль. Что-то произошло с машиной, водитель вышел, а автомобиль вместе с детьми и их гувернанткой скатился в Сену. Погибли все… Родившийся после этой трагедии мальчик, который должен был успокоить материнское сердце, не прожили недели… «Сережа - это Патрик, которому 25 лет!» - мелькнула в тот вечер мысль в голове женщины. Сильный порыв ветра распахнул окно, и тяжелая портьера с силой ударила по хрупкой вазе, стоящей на тумбочке. Айседора вздрогнула от звона разлетевшегося стекла. Этот звук и искры света на осколках больно кольнули ее воспоминанием о Есенине.
«Прошу Вашего ходатайства перед Наркоминделом о выдаче мне заграничного паспорта для поездки в Берлин по делу издания книг (С. Есенин - А. В. Луначарскому)». Айседора хотела вывезти своего златоглавого мальчика из России, которую он никогда не покидал, отвлечь от грустных мыслей и познакомить мир с ним. Она была уверена, что Есенин - гениальный поэт, хотя и не понимала его стихов. Танцовщица мечтала показать ему старую Европу, свою родину Америку, но для этого нужно было зарегистрировать их отношения. И вот 2 мая 1922 года в загсе Хамовнического Совета, ближайшем от Пречистенки, была произведена запись о регистрации брака. За всю ее бурную жизнь этот союз оказался первым официально зарегистрированным. Оба были счастливы и решили взять двойную фамилию - они стали Дункан-Есенины.
И вот, наконец, Германия - первая страна, куда они приехали из советской голодной России. Всемирно известная танцовщица выступает перед восторженной публикой, а, придя домой, не находит там своего молодого мужа… «С ним что-то случилось!» - мечется в тревоге женщина. Уже опрошены все немногочисленные берлинские знакомые Есенина, уже готова она заявлять в полицию о пропаже, как вдруг - звонок: «Ваш муж находится в частном пансионе на улице…» - кто был этот тайный доброжелатель, Айседора так и не узнала. Она бросилась по указанному адресу и действительно нашла там свою пропажу. Что за чувства овладели ею в тот момент - даже теперь стыдно. Как разъяренная фурия металась она по чужой комнате, сметая все на своем пути, летели об стены вазы и бокалы, стоял оглушительный звон бьющегося стекла… Остановилась она только тогда, когда больше нечего было бить, обняла за плечи притихшего Есенина и увела в отель.
«Вы прекрасная женщина. Вас прославляют тысячи эстетов Европы, тонкий ценитель пластики, вы рядом с этим маленьким, как подросток, изумительным рязанским поэтом полнейшее олицетворение всего, что ему не нужно. Зачем вы терпите все это?» - говорил верный секретарь и переводчик танцовщицы Илья Ильич Шнейдер. Айседора не желала ничего слушать. С грустной улыбкой отвечала: «Вы знаете, Есенин ведь крестьянин, а у русских крестьян есть обычай напиваться по субботам и бить своих жен».
Американские горки
- Автомобиль готов, мадам. Вы можете спускаться.
- Да, да, благодарю вас. Еще пару минут, и я иду.
Великая босоножка не желает стареть! Ну и что, что весной ей исполнится 50. Разве годами измеряется жизнь женщины? Она молода, назло всем, она еще станцует, ее слава впереди. Европа уже давно у ее ног, строптивая Америка тоже падет и еще пожалеет, что в далеком 1922 году не хотела пускать к себе…
Теплоход, на борту которого плыли супруги Есенины, находился в порту, а их не выпускали на землю Североамериканских Соединенных Штатов.
- Мадам, вы приехали из красной России. Как мы можем быть уверены, что вы с вашим мужем не шпионы, засланные к нам НКВД? Там в России - все шпионы и революционеры.
- Я не анархист и не большевик. Мой муж и я - революционеры, какими были все художники, заслуживающие этого звания, - отвечала возмущенная Айседора чиновнику.
По приказу президента 3 октября 1922 года Дункан и Есенину позволили ступить на американскую землю. Четыре месяца гастролей, поездки по городам и штатам измотали физически и духовно обоих. Против Айседоры постоянно велась грязная кампания в печати, Есенин тосковал по России. Америка не понравилась ему, он отказывался принимать чужую страну, здесь он чувствовал себя чужим, непонятым и еще более чем раньше - приложением к своей знаменитой жене… И Айседора принимает решение покинуть столь негостеприимно принявшую их страну.
Возвращение в Париж ничуть не облегчило состояние рязанского поэта. Он изо всех сил старался утопить свою тоску в вине, но вместо долгожданного забвения, алкоголь лишь будил дремлющих в нем демонов. Невозможно было узнать в этом исходящем желчью человеке того милого, любвеобильного, хотя и несколько эксцентричного и несдержанного юношу, каким он был в своих стихах… Гнев, разбуженный и преумноженный многократно алкоголем требовал выхода, а рядом была покорная жена… Однажды ночью он ворвался в спальню отеля, где они жили
Дорога домой
Есенин был счастлив. Счастливой казалась и Айседора. Она сделала то, что должна была - вернула своего возлюбленного на его землю, без которой он не мог ни жить, ни творить. Объект ее забот и волнений, пошатываясь нетвердой походкой, спускался из вагона. В поезде оказалось слишком много водки, и Есенин пил не переставая. Половина окон в их вагоне была перебита в буре пьяного угара.
Алкоголь и счастье распирали чувствительную душу - он орал свои стихи и размахивал руками.
Машина отвезла их на Пречистенку, в покинутую на почти полтора года квартиру Айседоры. А на следующий день неугомонный поэт ушел из дома, и три долгих дня его жена ничего не знала о нем. Терпение ее было на исходе… «С ним точно что-то случилось. Он что-нибудь себе повредил. Он попал в аварию. Он заболел», - жаловалась она своей верной ученице и приемной дочери Ирме. И каждую ночь после тревожного дня ожидания она говорила: «Так больше продолжаться не может. Это конец!»
На четвертый день, вечером, Есенин появился. Совершенно пьяный, он стал требовать, чтобы жена отдала скульптуру - его бюст, сделанный гениальным мастером Коненковым.
- Сережа, где ты был?
Но Есенин, не отвечая, с грохотом стянул скульптуру со шкафа, уронил ее, с трудом подняли, извергая нецензурную брань, ушел, хлопнув дверью.
- Это конец! Это конец! - шептала Айседора, пряча слезы на плече Ирмы. Сердце девушки разрывалось от сочувствия и гнева…
- Вам нужно уехать. В Крым. К морю. Отдохнуть. Забыть.
На следующий день, когда Ирма помогала собирать чемоданы своей приемной матери, она с изумлением обнаружила, насколько скуден ее гардероб.
- А где же то, что вы покупали в Париже, Германии, Америке?
- Не знаю, Ирма, я думала, прислуга крадет…
И только после слов девушки она вспомнила те огромные чемоданы Есенина, привезенные из их долгой поездки, которые он перенес к Мариенгофу…
Айседора знала, что Есенин живет у своего старого друга. Она звонила, просила мужа поехать с ней в Крым. Ей очень хотелось верить, что он все еще любит ее. Что во всем виноват алкоголь. Что ласковое крымское солнце и теплое море смогут вернуть ее «ангела»… Есенин отказался. Из Крыма летели телеграммы, несущие с собой угасающую надежду: «Москва. Есенину. Богословский. Дом Бахрушина. Приезжай. Я все еще люблю тебя. Твоя Изадора». Осень. Снова осень. Долгожданный ответ… Но что это? «Телеграмм Есенину больше не шлите. Он со мной. К вам не вернется никогда». И подпись: «Галина Бениславская».
До свидания, друг мой
Париж. Конец декабря 1925 года.
- Мадам! Страшное известие! Умер Сергей Есенин.
- Как? - только и смогла вымолвить Айседора, медленно опускаясь на диван.
- Повесился. В Петрограде! В гостинице «Англетер». Его нашли только на следующее утро.
- «Англетер»… Мы с ним там жили в самом начале, в 22-м… Мы были так счастливы… Я хочу написать… Хочу, чтобы французы знали…
Сидя в своей гостиной с верной спутницей Ирмой уставшая женщина произнесла:
- Знаешь, я слишком много слез пролила, пока была с ним. Больше слез у меня не осталось…
Айседора поднялась с кресла. Шарф змеей соскользнул с ее коленей, словно пытаясь убежать. Легко наклонившись, танцовщица подхватила его и дважды обернула вокруг шеи. Вышла из дома. Что же. Все в прошлом. Это осень так действует - воспоминания и тоска, которая вряд ли уже покинет ее. Но жизнь продолжается, и она не собирается стареть. Женщина подошла к автомобилю, провела рукой по гладкой скользкой поверхности. Ветер, который так нравился Айседоре, трепал складки ее просторного хитона и пытался сорвать с шеи развевающийся, как знамя, шарф. Водитель оглянулся и улыбнулся ей.
- Прощайте, друзья! Я еду к славе - произнесла она и села в машину.
На полной скорости развевающийся далеко позади шарф, дважды обернутый вокруг шеи, попал в колесо. Великая босоножка и несчастная женщина обрела покой…