- ...Вот я принесла сухари. Конечно, у них нет таких сухарей, как у нас, чуевские. У них дрянь. Они даже не понимают. Знаешь, я в тебе больше всего ценю, что ты русский. Французы ведь совершенно не способны на возвышенное чувство. Француз, если женится, так только на два года, а потом измена и развод.
- Ну что вы? С чего вы это взяли? Да я сам знаю много почтенных супругов среди французов.
- Ну, это исключение. Если не разошлись, значит, просто им нравится вместе деньги копить. Разве у них есть какие-нибудь запросы? Все у них ненатуральное. Цветы ненатуральные, огурцы с полено величиной, а укропу и совсем не понимают. А вино! Да вы у них натурального вина ни за какие деньги не достанете. Все подделка.
- Да что вы говорите! - завопил я. - Да Франция на весь мир славится вином. Да во Франции лучшее вино в мире.
- Ах, какой вы наивный! Это все подделка.
- Да с чего вы взяли?
- Мне один человек все это объяснил.
- Француз?
- Ничего не француз. Русский.
- Откуда же он знает?
- Да уж знает.
- Что же он, служит у виноделов, что ли?
- Ничего не у виноделов. Живет у нас, на Вожираре.
- Так как же он может судить?
- А почему же не судить? Четыре года в Париже. Наблюдает. Не всем так легко глаза отвести, как, например, вам.
Тут я почувствовал, что меня трясти начинает.Однако сдерживаюсь и говорю самым светским тоном:
- Да он просто болван, этот ваш русский.
- Что ж, если вам приятно унижать свою кровь...
- Его и унижать не надо. Болван он.
- Ну, что ж - целуйтесь с вашими французами. Вам, может быть, и говядина ихняя нравится. А где у них филей? Где огузок? Разве у них наша говядина? Да у ихних быков даже и частей таких нет, как у наших. У нас были черкасские быки. А они о черкасском мясе и понятия не имеют.
Не знаю, в чем тут дело, но меня это почему-то ужасно рассердило. Я не француз, и обижаться мне нечего, а тем более за говядину, но как-то расстроило это меня чрезвычайно.
- Простите, - говорю, - Раиса Константиновна, но я так выражаться о стране, приютившей нас, не позволю. Я считаю, что это с вашей стороны некрасиво и даже неблагодарно.
А она свое:
- Заступайтесь, заступайтесь! Может быть, вам даже нравится, что у них сметаны нет? Не стесняйтесь, пожалуйста, говорите прямо. Нравится? Вы готовы преклоняться? Вы рады топтать Россию.
И такая она стала омерзительная, длинная, рот перекошенный, лицо бледное.
- Топчите, топчите Россию!
И что тут со мной произошло - сам не знаю. Только схватил я ее за плечи и заорал козлиным голосом.
- Пошла вон, ду-ура!
Я так орал, что соседи в стенку стукнули. Всего меня трясло.
Она еще на лестнице визжала что-то про Россию. Я не слушал. Я топтал ногами ее сухари.
И хорошо сделал, потому что, если бы выбежал за ней, я бы с ней прикончил. Потому что во мне в этот миг сидел убийца.Я был на волосок от гильотины. Потому что как объяснишь французским присяжным русскую дуру?
Этого они понять не смогут. Вот этого французы действительно не могут.
Это им не дано.
И расскажите мне про "белой акации цветы эмиграции". Сто лет назад в подавляющем большинстве были примерно такие же, как и сейчас.