Георгий Мирский "Жизнь в трех эпохах" и интервью
Георгий Ильич Мирский (1926-2016) - советский и российский историк, востоковед-арабист и политолог. Доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН. Заслуженный деятель науки Российской Федерации.
...Там же, в Белгороде, мне только что рассказали, как погорел один из лучших лекторов соседней Курской области. Оказывается, ему в глухой деревне попался, может быть, единственный интеллигент, который задал вопрос: «Почему на Западе, в индустриальных странах, до сих пор нет революции - ведь классики предвидели, что она произойдет именно там, где есть наиболее многочисленный и сильный пролетариат, а вместо этого революции побеждают в отсталых странах вроде России?» Учитывая общий уровень аудитории, лектор решил объяснить людям эту ситуацию самым примитивным и понятным образом: «Вот представьте себе двух собак: одна - голодная, ее спустить с цепи, она бросится как бешеная за куском мяса, а другая - сытая, ей покажешь еду, а она только хвостом завиляет». На его беду, в деревне оказался не только один интеллигент, но и по крайней мере один стукач. О метафоре сообщили куда следует, и на этом лекторская карьера данного товарища закончилась.
...В райцентре Белгородской области меня спросили, насколько силен экономический кризис в Америке, и я ответил, что согласно закону циклического развития капиталистической экономики кризис не может быть постоянным, а сменяется на какое-то время другими фазами. Я даже не произнес таких слов, как «оживление» или «подъем», но присутствовавший на лекции секретарь райкома заметил, что я отрицаю наличие кризиса в Америке в данный момент, и посоветовал мне в дальнейшем этого не говорить. Ему было наплевать на теорию цикличности, он просто знал, что при капитализме все плохо, всегда должен быть кризис; вернее, он знал, что так надо говорить в аудитории.
Благодаря лекторской деятельности я побывал во всех республиках Советского Союза и во многих областях Российской Федерации, включая такие экзотические места, как Камчатка, Сахалин и Курильские острова. Кроме как с лекциями, попасть в такие края для меня было бы невозможно, и некоторые эпизоды остались в памяти как уникальные... В Ереване я оказался в дни празднования 2750-летия армянской столицы. Нет смысла даже и пытаться описать то, что творилось в городе. Но все, что было выпито, съедено, наговорено в тостах, - забылось, а в памяти осталось: «Ереван - старший брат Рима». (Незадолго до этого праздновалось 2700-летие Рима, а Ереван оказался на 50 лет старше, и по радио то и дело слышалось: «старший брат Рима».) Была даже такая острота: что такое Ереван? - Рим плюс пятьдесят лет Советской власти.
... Коснувшись темы курортов, вспоминаю еще один смешной случай в конце 70-х годов. Я читал лекции в Крыму, и местное начальство в знак благодарности устроило меня на две недели в ялтинскую гостиницу «Интурист», где отдыхали только иностранцы или же те из наших, которые попадали туда «по блату» (например, маникюрши жен больших начальников). Пляж был разделен на две неравные части: огромная полоса только для иностранцев, куда пускали только по пропускам, и маленький кусок для своих, в то время как соотношение отдыхающих было обратным. Хуже всего было то, что только на полупустынном «иностранном» пляже располагались киоски с напитками и едой. Пройти с нашей полосы на иностранную было нельзя, охрана не пропускала. Я придумал вот что: взяв в рот металлический рубль, которого хватало как раз на стакан минералки и бутерброд, я уплывал со своего пляжа в море, разворачивался и плыл на иностранный пляж; на берегу охрана не стояла. И однажды, выплыв на берег, слышу, как меня кто-то окликает. Это был мой хороший знакомый, профессор из Лейпцига. Когда я ему объяснил, в чем дело, он с женой долго смеялся и обещал рассказать всем в Лейпциге, как он видел советского профессора вылезающим из моря с рублем во рту.
... Помню, при мне на одном республиканском семинаре лекторов известный лектор ЦК, отвечая на вопрос, почему ушел в отставку английский премьер Вильсон, сказал: «Да он давно говорил, что как только ему стукнет пятьдесят лет, он уйдет; считает, что после пятидесяти человек уже не может полноценно управлять государством». Сказал - и обомлел: аудитория зашумела, люди хихикают - ведь все знают, сколько лет нашим-то руководителям. Когда он шел с трибуны, на него жалко было смотреть. Не знаю, прислали ли на него «телегу».
...где-то на Дальнем Востоке в 1963 году в лекции о международном положении я упомянул, как тогда было положено, о культе Мао Цзэдуна, сравнив его со Сталиным. Какой-то подвыпивший парень кричит с места: «Что там культ Мао и Сталина - а у нас сейчас нету что ли культа Хрущева? За что ему еще одну звезду дали?» Я ответил: «Никита Сергеевич много работает, он и Первый секретарь ЦК и Председатель Совета Министров». Парень не растерялся: «Нам бы его паек, мы бы тоже много работали». И народ сочувственно захихикал; ободренный этим, парень продолжает шуметь: «Так какая разница между Сталиным и Хрущевым?» И тут я тихо и спокойно сказал: «А разница в том, что вот сейчас после лекции ты пойдешь домой, проспишься и опохмелишься, и никто тебя не тронет, а в сталинские времена тебя за такие слова прямо из этого зала увезли бы сам знаешь куда». Смех, аплодисменты, инцидент исчерпан.
Конечно, полностью уберечься от «телег» я все же не мог, время от времени меня даже отстраняли на короткий срок от чтения лекций. Однажды это было после того, как в 1969 году, выступая в парке «Ривьера» в Сочи, в ответ на вопрос, почему не мы, а американцы первыми высадились на Луне, я сказал: «Это только в песне можно было петь «Мой Вася - он первым будет даже на Луне», а в реальной жизни США являются первой промышленной державой мира, а СССР - второй, и вполне закономерно, что тот, кто стоит выше по показателям индустриального развития, имеет больше шансов добиться такого достижения». Донос не замедлил последовать, В другой раз, в 1980 году, уже после мирного соглашения между Израилем и Египтом, я, упомянув, естественно, о предательстве Садата по отношению к палестинцам, позволил себе все же назвать египетского президента весьма смелым и инициативным человеком. Этого нельзя было делать: такой человек, переметнувшийся от нас к американцам, по определению не мог быть никем, кроме как подлым предателем, и никаких иных, даже нейтральных, эпитетов не заслуживал.
------
Один консультант из ЦК сказал мне, что, наверное, нигде в мире нет такой четко разработанной иерархической системы, как у нас. Другой мой коллега работал с молодыми кубинскими коммунистами, прибывшими на стажировку в ЦК; по его словам, они были поражены тем, что, например, заведующему приносят бутерброд с черной икрой, а его заместителю - с красной, или что такой-то цековский чиновник имеет право только на «кремлевскую» столовую, а другой, ступенькой повыше - и на покупку продуктов в знаменитом магазине на улице Грановского, что один начальник получает бесплатную путевку на юг вместе с женой, а другой, помельче, за путевку жены должен платить и т. д. Кубинцев, еще мечтавших об эгалитарном государстве, такая система иерархических привилегий в первой стране победившего социализма, разумеется, не могла не шокировать.
Мы-то, привычные к таким вещам с детства, воспринимали все как должное. Я до сих пор не забуду цековский буфет в третьем подъезде (там находился международный отдел), все эти деликатесы - осетрину, семгу, буженину и прочее, - и все по поразительно низкой цене. Так же обстояло дело и в провинции. В этом я убедился однажды в Петропавловске-Камчатском, куда попал в составе пропагандистской группы ЦК; мы обычно обедали в ресторане на набережной вместе с работниками местного обкома партии в особом заднем зале, и наиболее популярными блюдами у нас были крабы в голландском соусе и нерка в кляре - ну просто объедение! Как-то раз в воскресенье мы гуляли по городу и зашли в тот же ресторан пообедать, но уже в общий зал, так как с нами не было обкомовцев. Заказали «как обычно» и, едва отведав крабов и нерку, переглянулись: что за черт, вкус совсем не тот, гораздо хуже. Но уже в следующую секунду, все сообразив, мы расхохотались...
----
"Чему могут научить наших детей книги Жюль Верна, все эти его герои - человеконенавистник капитан Немо или бесшабашный Дик Сэнд?» - вопрошала одна московская газета. Кампания по борьбе с «тлетворным влиянием Запада» шла вовсю. Французские булки были переименованы в городские, вместо слов «матч» и «корнер» радиокомментаторы должны были говорить «состязание» и «угловой», все великие открытия в истории приписывались русским. На собраниях делались доклады о борьбе с низкопоклонством, отстаивался приоритет русской науки. Ранее практически неизвестное слово «приоритет» повторялось на каждом шагу, во всех статьях и выступлениях. Бездарные советские бюрократы-идеологи даже не могли заметить, что они сами себя поставили в комичное, чтобы не сказать идиотское, положение, беспрерывно употребляя слово западного корня в борьбе против «раздувания достижений Запада»...
---------
...Спустя десятилетия я прочел немало книг о войне, в том числе мемуары германских военнослужащих и опубликованные на Западе исследования. То, что я слышал от «моих» раненых в московском госпитале и видел в Воронеже, подтверждалось всюду: кошмарные потери Красной Армии, мгновенная гибель целых полков и дивизий, брошенных в бездарно и безжалостно организованные атаки, особенно в первые годы войны, без достаточной артиллерийской и авиационной подготовки. Во всех воспоминаниях немцев - одна и та же картина: русские бегут волна за волной прямо под пулеметы и минометы и ложатся сотнями на трупы своих товарищей. Бывший пулеметчик вспоминает: «Иваны шли на нас сплошной стеной, мы не успевали их косить, пулемет раскалился... Потом мы пошли их подсчитывать, и оказалось, что только одним пулеметом мы убили не меньше двух сотен...»
Уже в 60-х годах, будучи в Средней Азии в составе лекторской группы, я разговаривал с моим спутником, другим лектором, старым ученым Анчишкиным, отцом известного экономиста, тоже ныне покойного. Он был во время войны, кажется, комиссаром корпуса и на всю жизнь запомнил страшный бой где-то на Смоленщине в 42-м году. Был приказ взять к такому-то числу высоту и соседнюю деревню, несколько атак было отбито с большими потерями, но вот прибыла свежая дивизия - «отборные ребята, сибиряки, кровь с молоком». Их тоже бросили в недостаточно подготовленную атаку, чтобы успеть к сроку взять высоту и деревню; к вечеру от дивизии остались рожки да ножки. Анчишкин был так потрясен этим зрелищем, что, как он сказал мне, чуть не рехнулся и что-то в нем с тех пор сломалось.
Предвижу возражения: а можно ли было иначе выиграть такую войну, с таким врагом, с лучшей армией в мире? Я думаю, что можно. Конечно, большой крови, тяжелейших потерь избежать было нельзя после того, как Сталин, доверившись Гитлеру (жуткий исторический парадокс: человек, не доверявший самым близким людям, поверил один раз в жизни - и кому?), позволил захватить себя врасплох и за месяц погубил всю кадровую армию, всю авиацию. Разумеется, миллионы людей погибли бы все равно, но ведь здесь речь не об этом, а о бессмысленных, напрасных жертвах, о тех, кто пал, потому что надо было взять такой-то город к такой-то дате (Киев - к 7 ноября, годовщине революции, Берлин - к 1 мая; кстати, наши потери в Берлинской операции составили 350 тысяч человек, а могло быть во много раз меньше)...
Но Киев и Берлин - это только самые известные примеры. Неизмеримо большее количество солдат и офицеров полегло в заведомо обреченных на неудачу наступлениях «местного значения», в плохо и бестолково подготовленных локальных атаках. Уже в самый первый месяц войны немцы, отдавая должное фанатическому упорству русских в обороне, были поражены и недоумевали по поводу совершенно напрасных контратак, в которые советское командование бросало пехоту навстречу явно превосходящей огневой мощи противника. Я думаю, что тут огромную роль играла психология наших командиров, боявшихся своего начальства несравненно больше, чем врага. Страшный 37-й год, когда было репрессировано сорок тысяч командиров Красной Армии, наложил свой пагубный отпечаток на тех, кто остался в живых, а известие о расстреле генерала Павлова и его соратников, обвиненных в минской катастрофе, показало всем, чего можно ожидать от командования всех уровней, начиная с самого высшего.
Лучше положить весь полк, но выполнить приказ, точно в назначенный день взять населенный пункт; за потери никто не спросит, а за невыполнение приказа - расстрел. К тому же невероятно низкая цена человеческой жизни легко объяснялась всей большевистской идеологией с ее акцентом на коллектив и пренебрежением к отдельной личности. «Мы за ценой не постоим» - и не постояли. И одно из самых чудовищных преступлений Советской власти - это утвержденный ею общий бесчеловечный стиль обращения с человеком, который в конкретных условиях Отечественной войны вылился в абсолютное пренебрежение к людским потерям.
---------------
Все помнят бессмертную, открывшую новую эпоху в истории человеческой мысли, фразу Дмитрия Медведева: «Свобода лучше, чем несвобода». С каким умилением ее повторяли, наивно надеясь на что-то светлое, интеллигенты-либералы! А ведь прав был человек, только надо помнить еще и нечто другое, с давних времен на Руси известное: «Слово и дело государево!» Свобода слова у нас есть со времен Горбачева, дай Бог ему здоровья, и со времен Ельцина, царство ему небесное; для меня оба эти человека, покончившие с советским псевдосоциализмом, равновелики.
... Много раз я говорил в разных аудиториях, и писал: «Если вы думаете, что руководители США только спят и видят, как бы ослабить, а еще лучше расчленить Россию, то вы не понимаете одного: что значит ослабленная, распадающаяся Россия? Это значит - озлобленный, обнищавший, отчаявшийся народ. За кем он пойдет, кого будет слушать? Уж только не прозападных демократов (их просто будут убивать: «Советский Союз разрушили, теперь Россию губите!»), но и не коммунистов, а крайних националистов, проповедников ксенофобии и шовинизма, просто нацистов. А между тем Россия в любом случае не перестанет быть ядерной державой. Что же может быть хуже для Америки и Запада вообще, чем такой кошмарный сценарий? Абсолютными, стопроцентными идиотами должны быть ответственные деятели в Вашингтоне и Лондоне, чтобы даже помыслить о реальной борьбе против нынешней российской власти. Конечно, по-настоящему сильная Россия Западу не нужна, но до нее настолько далеко, что практические политики об этом даже не думают. А то, что там называют «путинский авторитарный режим», вполне для них безопасен».
Ни разу не слышал ни одного возражения против этих аргументов, крыть нечем, а все равно - не убеждает. Вот так промыли людям мозги. И невдомек ведь им, что американофобия, распространенная по разным причинам во всем мире, конкретно в нашей стране имеет пагубные последствия. Ведь это лишь разновидность ксенофобии, нагнетание ненависти, что всегда ведет к ужесточению нравов, к ухудшению морального климата в обществе. Наш народ и так уже - это констатируют все без исключения материалы социологов и данные правоохранительных органов - становится все более злобным, нетерпимым, готовым ненавидеть всех и вся.
... Не следует, однако, опускать руки и уныло констатировать: «Что поделаешь, такой вот наш народ. И всегда так было. Все хорошее, что у других - не про нас. В дерьме по горло сидеть будем, зато у нас свой путь». Неверно, нет этого в крови русского этноса. Все дело в социальном и политическом устройстве. Русский народ, бесконечно талантливый, но сбившийся сто лет тому назад (или еще раньше) на кривую, гибельную дорожку, способен абсолютно на все, что является уделом других. Проработав девять лет в США и зная многих тамошних русских людей, могу утверждать это с уверенностью. Негативный отбор в течение 70 советских лет, выброс на экономическую, а затем и политическую арену после краха социализма наиболее беспринципных и в то же время самых ловких, предприимчивых людей - все это, на фоне полного вакуума ценностей и краха даже той жалкой, искусственной морали, которая насаждалась Советской властью - таковы далеко не все факторы, заложившие фундамент нынешнего положения вещей. В принципе все еще обратимо, фатального сползания к полному, тотально укрепившемуся авторитарно - полицейскому государству еще нет. Но в наше время какой-либо, говоря словами Мандельштама, «огромный, неуклюжий, скрипучий поворот руля» не получится, перестраивать общество, его ментальность придется, скорее всего, снизу, медленно и терпеливо, в расчете на поколения. Слишком уж много дров наломано…
...И хуже всего - то, что люди считают: так положено, так и должно быть, начальству виднее, в России всегда так было. Когда студенты спрашивают меня: "Георгий Ильич, вы девять лет проработали в Штатах, скажите, в чем главная разница между русскими и американцами?" - я отвечаю: "Спросите нашего человека - зависит ли от него что-либо, влияет ли его мнение на политику, на общественные дела?" - и каждый скажет: "Да ничего не влияет и не зависит, что они захотят, то и сделают, кого нужно - выберут, кого нужно - назначат; мнение людей ничего не значит." Так было при Советской власти - и осталось. А в Америке вы не найдете человека, который бы сказал: "Да эти там наверху, в Вашингтоне, что пожелают, так и будет, от нас ничего не зависит." Вот вам разница. «Наше дело телячье…». «Ты что, умнее всех, что ли ?» «На хрена высовываться, все равно по-ихнему будет» - так говорили только у нас, и я слышу это всю жизнь.
Вот и создается устойчивое представление: так уж жизнь устроена, ничего не поделаешь. Россия - что возьмешь ?» Как у Салтыкова-Щедрина: " В России все воруют, и все при этом, хохоча, приговаривают: " Ну где еще такое безобразие видано?" Вот это и есть самое опасное: привычка к тому, что вот сидим столетиями в дерьме и будем сидеть, так нам суждено, никто нас не любит, только все нам нагадить норовят - ну и нам никто не нужен, у нас свой путь, вот такие уж мы, нечего нам указывать. И этим даже гордимся, а не тем, чем действительно можно и нужно гордиться: нашей культурой, литературой, наукой, интеллектом, талантами великого народа, пережившего в ХХ веке фактически три геноцида - гражданская война, сталинский террор и Отечественная война; каждый раз уничтожался золотой фон нации, но она выжила- какой другой народ мог бы после этого уцелеть и сохраниться? Не знаю.
---
...Реабилитация сталинизма сегодня- это подготовка к расправе (пока еще только возможной, гипотетической) над инакомыслящими; конечно, не такой, как в эпоху «ежовщины», не с массовыми расстрелами и Гулагом, но все же достаточно крутой... в результате сталинско-ежовских чисток Красная Армия потеряла 40 тысяч командиров (и это накануне войны!), Сталин лично подписал 357 расстрельных списков, были расстреляны 11 заместителей наркома обороны и все, кроме одного, командующие военными округами, почти все члены Высшего военного совета, все до одного из 8 адмиралов (флагманов), 14 командармов из 16, 90 процентов командиров корпусов.
---
...уже почти четверть века нет Советской власти, а дух ее, суть ее - все осталось... никуда не исчезла, сохранилась такая основополагающая черта советской системы, как лживость.
Я уже писал в этом блоге, но повторю: когда студенты спрашивают: «неужели Советская власть действительно была самой кровавой в истории?» - я отвечаю: «нет, много чего в истории было, от Чингис-хана до Гитлера, но вот более лживой системы, чем советская, не было никогда». Годами и десятилетиями с утра до вечера народу врали и врали без конца, и большие начальники и мелкие сошки. Все, что творилось при «социализме» - все, абсолютно все был прикрыто, присыпано, завуалировано ложью, обманом. Под ложным предлогом, устроив провокацию, Сталин напал на Финляндию в 1939 г. ( может быть, это и было нужно, я говорю про форму, про стиль). За неделю до нападения Гитлера обманули и демобилизовали весь народ насквозь лживым «Заявлением ТАСС». С глубокой скорбью хоронили Михоэлса, убитого по прямому приказу Сталина, а расстрел десятков тысяч польских военнопленных свалили на немцев. Под ложным « призывом от группы товарищей» вторглись в Чехословакию.
В Афганистане, воспользовавшись тем, что президент Амин пригласил наши войска, высадили в аэропорту элитный отряд, штурмовали дворец президента, убивая своих же « союзников и братьев» из президентской охраны, отравили и расстреляли самого президента, а потом объявили о « пленуме ЦК», снявшем Амина. Врали, когда разбивались футбольные или хоккейные команды, когда был Чернобыль. Врали на весь мир, привезя ракеты на Кубу, сбивая южнокорейский авиалайнер, вырезая Хрущева из видеокадра встречи Гагарина. Врали и при похоронах Хрущева, навесив на ворота Новодевичьего кладбища табличку « Санитарный день» ( я сам видел). Врали, что у умирающего Андропова простудное заболевание. Да что там, я уж и не говорю о том, что все обязаны были зубрить «Краткий курс», этот феноменальный концентрат лжи, энциклопедию фальсификации истории.
И все знали, что верить ничему нельзя - но так и жили, а что делать-то? Это так же, как с вечным российским воровством: всегда вспоминаю Салтыкова- Щедрина: «Все воруют и все при этом, хохоча, приговаривают: ну где еще такое безобразие видано?» Знать, привык народ, что от него все скрывают, врут и темнят.
...как и в советские времена, даже самый ничтожный начальник полон пренебрежения к людям, убежден, что им не надо давать никакой информации. У него даже не успевает сложиться представление о том, почему надо врать или темнить, что это дает - мозг сам по себе отдает приказ языку: только не давать никакой информации, только скрывать, темнить или обманывать.
А если спросить: «зачем?» - промолчит, отвернется, или нагрубит, в лучшем случае услышишь: «не положено». И все. Сколько же в жизни приходилось слышать вот эти два коротких слова « не положено»! Прожил много десятков лет в «неположенной» стране…
---
...Так что же, все возвращается на круги своя? Увы, похоже что так. Ностальгия по Советской власти? Нет, ностальгия - это тоска по родине, печаль по прошлому, пережитому. Каков уже процент людей, переживших Советскую власть, а тем более тех, кто жил при Сталине? А половина населения Сталину симпатизирует. И не замечает, или не хочет замечать, как сокращается пространство свободы. Вот и встает вопрос: может быть, лучше было бы нашему народу оставаться при Советской власти? Может быть, как раз такая власть народу и адекватна, по крайней мере большинству его, которое приемлет несвободу и заходится в патриотическом восторге, полное ненависти к традиционным врагам России - американцам, либералам и геям (а также их холуям из киевской хунты)?
Правда, в те времена, о которых якобы тоскуют люди, не было иномарок и возможности поехать в Египет или Испанию. Ну так и славненько: Советская власть минус Гулаг, партсобрания и пустые полки магазинов, зато плюс иномарка, магазин «Ашан», отпуск на Средиземном море и - «Ура, Россия! Всех порвем!» Что еще надо?
---
... Мой научный руководитель в Институте востоковедения Евгений Александрович Беляев однажды в конце 50-х годов в первый раз попал на Запад, в Англию. Когда я спросил его о впечатлениях, он, наряду с похвалами в адрес англичан, сказал: «Но вот, знаете, очень уж они смирные какие-то». Я попросил его уточнить, что это значит. «Очень уж благонамеренные на наш вкус, законопослушные, благопристойные, нет вот у них нашего русского озорства, лихости какой-то что ли, но правилам живут, все размерено, расписано». То же самое русский человек может сказать - и говорит - о немцах, шведах, голландцах и других западноевропейцах. Недаром ведь Паратов у Островского в «Бесприданнице» презрительно бросает по адресу судового механика, отказывающегося прибавлять пару сверх положенного: «Эх ты! Иностранец... Голландец. Арифметика вместо души-то!»
С американцами, правда, сложнее - буйства много в Америке, там, как говорится, не соскучишься. Но, кстати сказать, в повседневной жизни никакого буйства и безобразий не увидишь, если не заходить поглубже в районы, населенные неграми, пуэрториканцами или кубинскими иммигрантами в Майами (ох, попало бы мне за эту «политически некорректную» фразу от американского интеллектуала, хотя он знает, что это сущая правда). Это по телевидению в бесконечно показываемых нам американских боевиках сплошной мордобой и убийства, а в действительности можно жить в Штатах долгие годы и ничего этого не увидеть. Мне не доводилось там вращаться среди «низших классов», а жизнь интеллигенции и в самом деле выглядит довольно размеренной, монотонной и, на наш взгляд, скучноватой.
Русские люди с давних времен обладали двумя комплексами по отношению к Западу: первый - это комплекс неполноценности: всегда было известно, что там жизнь лучше, там порядок, люди живут богаче, нет такого, как у нас, воровства, взяточничества, произвола власти. Второй, противоположный - комплекс превосходства, как бы компенсировавший первый: но зато у нас душевность, духовность, доброта и широта души, мы живем по совести (подразумевается: по совести, а не по закону; и что такое закон для русского человека? Нечто сухое и формальное, ограничивающее и ущемляющее людей, а кроме того - «закон что дышло»). Сочетание этих двух комплексов породило устойчивый стереотип: Запад - чужой для нас, чуждый и чаще всего враждебный, мы не такие, как они, и не хотим быть такими, живем в дерьме - ну и наплевать, уж какие есть, такие и есть. При этом, однако, поразительная вещь: подлинно э т н и ч е с к о г о национализма в России не было. Частично это можно объяснить тем, что фактор этнического происхождения, «крови» не представлялся существенным.
...Новый национализм спекулирует на вполне обоснованном и справедливом возмущении масс царящим в стране беспределом, бездарностью и коррумпированностью властей всех уровней, безнравственностью и безнаказанностью нынешних «хозяев жизни». Во всем этом обвиняется демократия, а она идет с Запада, вот все логически и сходится. Западные ценности, в том числе демократия, неприменимы к нашей стране и неприемлемы, противоречат русскому национальному духу - таков прямо высказываемый главный тезис сторонников «особого пути» России, приверженцев пресловутой «русской идеи». Как же все это знакомо! Сколько же говорено об этом на Руси во все времена! Вновь и вновь бьют копытами неугомонные кони, опять мечты о величии, державности, поиски сверхнациональной мировой идеи, проповедь вселенской миссии России. Мы - не как все, мы - особые.
---
...Был ли конец Советской власти неизбежным? - этот вопрос задается бесконечно и у нас, и за рубежом. Я полагаю, что в принципе, «по большому счету», система была обречена, ее эрозия происходила непрерывно в период брежневского «застоя», но она держалась на страшной силе инерции и рухнула лишь тогда, когда Горбачев своей «перестройкой» (а еще больше - политикой гласности) нарушил эту инерцию. Французский историк де Токвиль еще в девятнадцатом веке вывел такую формулу: «Наиболее опасный момент для плохого правительства наступает тогда, когда оно пытается исправиться». Великие и мудрые слова! Брежнев, при всем его интеллектуальном уровне армейского политработника, инстинктивно чувствовал, что в этой системе нельзя трогать ни единого камешка, иначе все посыплется. У Горбачева этой интуиции уже не было.
По определению лондонского еженедельника «Экономист», Горбачев войдет в историю как человек, который уничтожил все, что он пытался спасти, - свою партию, свой режим и свою империю. А ведь хотел он совершенно обратного - улучшить, оздоровить систему, построить, как сказали бы последователи Дубчека, «социализм с человеческим лицом», сделать Советский Союз действительно мощным, вполне современным государством с высокоразвитой экономикой, конкурентоспособной на мировом рынке.
...Еще Сен-Жюст сказал: «Сила вещей, по-видимому, привела нас к таким результатам, о которых мы и не думали». Сила вещей!
---
Николина Гора в Подмосковье. Я приглашен знакомым моего приятеля на дачу. Такого я еще не видел. Как говорится, шик, блеск, красота. Размеры комнат, мебель, дорогие иностранные вина, роскошные иномарки, подвозящие гостей - да, это советская элита. Я давно знал, что примерно так живут министры и высшие партийные чины, но хозяин дачи к этой категории не относился; не был он также и знаменитым режиссером или лауреатом Ленинской премии, даже академиком, а просто - хозяйственником. А какую виллу отгрохал! Это уже десятилетия спустя, в Лос-Анджелесе мне довелось побывать в районах Беверли-Хиллз и Бель-Эйр на таких виллах, по сравнению с которыми дача на Николиной Горе была просто жалкой халупой, но тогда, в начале 70-х, я и в самом деле был потрясен. Как же меняется наше общество!
Так уж получилось, что общество потребления стало формироваться у нас буквально через несколько лет после смерти Сталина, при Хрущеве. Появились кооперативные квартиры, можно было записаться в очередь на автомобиль (правда, ждать «москвича» надо было первоначально лет пять), в жизнь людей вошло телевидение. В 60-е годы люди уже вовсю покупали автомашины, мебель для кооперативных квартир, телевизоры, холодильники, пылесосы, магнитофоны и т. д. Это было, разумеется, неизбежным результатом процесса экономического развития; интересно, как отнесся бы к такому потребительскому буму Сталин? Его китайский аналог Мао Цзэдун однажды сказал: «Социализм надо строить, пока народ еще нищий». Он был прав - при условии, что социализм вообще есть нечто такое, что можно построить...
...Парадоксально при этом то, что те же самые люди, которые откровенно высмеивали лживость нашей пропаганды в освещении внутренних дел страны, верили ей, когда дело касалось внешних, международных проблем; моя мать, при всей ее неприязни к власти, всегда считала, что «вокруг все враги, надо быть очень бдительными», и в этом, конечно, сказывались психологические последствия шока, испытанного народом 22 июня 1941 года, когда на нас внезапно напали немцы. Советские люди, не имевшие представления о характере западной демократии, искренне верили, что американский президент в любой момент может без всякого предупреждения бросить на нас атомную бомбу; вспомним тот вопрос после лекции: «а может, она уже летит?»
----
...Там же, в Белгороде, мне только что рассказали, как погорел один из лучших лекторов соседней Курской области. Оказывается, ему в глухой деревне попался, может быть, единственный интеллигент, который задал вопрос: «Почему на Западе, в индустриальных странах, до сих пор нет революции - ведь классики предвидели, что она произойдет именно там, где есть наиболее многочисленный и сильный пролетариат, а вместо этого революции побеждают в отсталых странах вроде России?» Учитывая общий уровень аудитории, лектор решил объяснить людям эту ситуацию самым примитивным и понятным образом: «Вот представьте себе двух собак: одна - голодная, ее спустить с цепи, она бросится как бешеная за куском мяса, а другая - сытая, ей покажешь еду, а она только хвостом завиляет». На его беду, в деревне оказался не только один интеллигент, но и по крайней мере один стукач. О метафоре сообщили куда следует, и на этом лекторская карьера данного товарища закончилась.
...В райцентре Белгородской области меня спросили, насколько силен экономический кризис в Америке, и я ответил, что согласно закону циклического развития капиталистической экономики кризис не может быть постоянным, а сменяется на какое-то время другими фазами. Я даже не произнес таких слов, как «оживление» или «подъем», но присутствовавший на лекции секретарь райкома заметил, что я отрицаю наличие кризиса в Америке в данный момент, и посоветовал мне в дальнейшем этого не говорить. Ему было наплевать на теорию цикличности, он просто знал, что при капитализме все плохо, всегда должен быть кризис; вернее, он знал, что так надо говорить в аудитории.
Благодаря лекторской деятельности я побывал во всех республиках Советского Союза и во многих областях Российской Федерации, включая такие экзотические места, как Камчатка, Сахалин и Курильские острова. Кроме как с лекциями, попасть в такие края для меня было бы невозможно, и некоторые эпизоды остались в памяти как уникальные... В Ереване я оказался в дни празднования 2750-летия армянской столицы. Нет смысла даже и пытаться описать то, что творилось в городе. Но все, что было выпито, съедено, наговорено в тостах, - забылось, а в памяти осталось: «Ереван - старший брат Рима». (Незадолго до этого праздновалось 2700-летие Рима, а Ереван оказался на 50 лет старше, и по радио то и дело слышалось: «старший брат Рима».) Была даже такая острота: что такое Ереван? - Рим плюс пятьдесят лет Советской власти.
... Коснувшись темы курортов, вспоминаю еще один смешной случай в конце 70-х годов. Я читал лекции в Крыму, и местное начальство в знак благодарности устроило меня на две недели в ялтинскую гостиницу «Интурист», где отдыхали только иностранцы или же те из наших, которые попадали туда «по блату» (например, маникюрши жен больших начальников). Пляж был разделен на две неравные части: огромная полоса только для иностранцев, куда пускали только по пропускам, и маленький кусок для своих, в то время как соотношение отдыхающих было обратным. Хуже всего было то, что только на полупустынном «иностранном» пляже располагались киоски с напитками и едой. Пройти с нашей полосы на иностранную было нельзя, охрана не пропускала. Я придумал вот что: взяв в рот металлический рубль, которого хватало как раз на стакан минералки и бутерброд, я уплывал со своего пляжа в море, разворачивался и плыл на иностранный пляж; на берегу охрана не стояла. И однажды, выплыв на берег, слышу, как меня кто-то окликает. Это был мой хороший знакомый, профессор из Лейпцига. Когда я ему объяснил, в чем дело, он с женой долго смеялся и обещал рассказать всем в Лейпциге, как он видел советского профессора вылезающим из моря с рублем во рту.
... Помню, при мне на одном республиканском семинаре лекторов известный лектор ЦК, отвечая на вопрос, почему ушел в отставку английский премьер Вильсон, сказал: «Да он давно говорил, что как только ему стукнет пятьдесят лет, он уйдет; считает, что после пятидесяти человек уже не может полноценно управлять государством». Сказал - и обомлел: аудитория зашумела, люди хихикают - ведь все знают, сколько лет нашим-то руководителям. Когда он шел с трибуны, на него жалко было смотреть. Не знаю, прислали ли на него «телегу».
...где-то на Дальнем Востоке в 1963 году в лекции о международном положении я упомянул, как тогда было положено, о культе Мао Цзэдуна, сравнив его со Сталиным. Какой-то подвыпивший парень кричит с места: «Что там культ Мао и Сталина - а у нас сейчас нету что ли культа Хрущева? За что ему еще одну звезду дали?» Я ответил: «Никита Сергеевич много работает, он и Первый секретарь ЦК и Председатель Совета Министров». Парень не растерялся: «Нам бы его паек, мы бы тоже много работали». И народ сочувственно захихикал; ободренный этим, парень продолжает шуметь: «Так какая разница между Сталиным и Хрущевым?» И тут я тихо и спокойно сказал: «А разница в том, что вот сейчас после лекции ты пойдешь домой, проспишься и опохмелишься, и никто тебя не тронет, а в сталинские времена тебя за такие слова прямо из этого зала увезли бы сам знаешь куда». Смех, аплодисменты, инцидент исчерпан.
Конечно, полностью уберечься от «телег» я все же не мог, время от времени меня даже отстраняли на короткий срок от чтения лекций. Однажды это было после того, как в 1969 году, выступая в парке «Ривьера» в Сочи, в ответ на вопрос, почему не мы, а американцы первыми высадились на Луне, я сказал: «Это только в песне можно было петь «Мой Вася - он первым будет даже на Луне», а в реальной жизни США являются первой промышленной державой мира, а СССР - второй, и вполне закономерно, что тот, кто стоит выше по показателям индустриального развития, имеет больше шансов добиться такого достижения». Донос не замедлил последовать, В другой раз, в 1980 году, уже после мирного соглашения между Израилем и Египтом, я, упомянув, естественно, о предательстве Садата по отношению к палестинцам, позволил себе все же назвать египетского президента весьма смелым и инициативным человеком. Этого нельзя было делать: такой человек, переметнувшийся от нас к американцам, по определению не мог быть никем, кроме как подлым предателем, и никаких иных, даже нейтральных, эпитетов не заслуживал.
------
Один консультант из ЦК сказал мне, что, наверное, нигде в мире нет такой четко разработанной иерархической системы, как у нас. Другой мой коллега работал с молодыми кубинскими коммунистами, прибывшими на стажировку в ЦК; по его словам, они были поражены тем, что, например, заведующему приносят бутерброд с черной икрой, а его заместителю - с красной, или что такой-то цековский чиновник имеет право только на «кремлевскую» столовую, а другой, ступенькой повыше - и на покупку продуктов в знаменитом магазине на улице Грановского, что один начальник получает бесплатную путевку на юг вместе с женой, а другой, помельче, за путевку жены должен платить и т. д. Кубинцев, еще мечтавших об эгалитарном государстве, такая система иерархических привилегий в первой стране победившего социализма, разумеется, не могла не шокировать.
Мы-то, привычные к таким вещам с детства, воспринимали все как должное. Я до сих пор не забуду цековский буфет в третьем подъезде (там находился международный отдел), все эти деликатесы - осетрину, семгу, буженину и прочее, - и все по поразительно низкой цене. Так же обстояло дело и в провинции. В этом я убедился однажды в Петропавловске-Камчатском, куда попал в составе пропагандистской группы ЦК; мы обычно обедали в ресторане на набережной вместе с работниками местного обкома партии в особом заднем зале, и наиболее популярными блюдами у нас были крабы в голландском соусе и нерка в кляре - ну просто объедение! Как-то раз в воскресенье мы гуляли по городу и зашли в тот же ресторан пообедать, но уже в общий зал, так как с нами не было обкомовцев. Заказали «как обычно» и, едва отведав крабов и нерку, переглянулись: что за черт, вкус совсем не тот, гораздо хуже. Но уже в следующую секунду, все сообразив, мы расхохотались...
----
"Чему могут научить наших детей книги Жюль Верна, все эти его герои - человеконенавистник капитан Немо или бесшабашный Дик Сэнд?» - вопрошала одна московская газета. Кампания по борьбе с «тлетворным влиянием Запада» шла вовсю. Французские булки были переименованы в городские, вместо слов «матч» и «корнер» радиокомментаторы должны были говорить «состязание» и «угловой», все великие открытия в истории приписывались русским. На собраниях делались доклады о борьбе с низкопоклонством, отстаивался приоритет русской науки. Ранее практически неизвестное слово «приоритет» повторялось на каждом шагу, во всех статьях и выступлениях. Бездарные советские бюрократы-идеологи даже не могли заметить, что они сами себя поставили в комичное, чтобы не сказать идиотское, положение, беспрерывно употребляя слово западного корня в борьбе против «раздувания достижений Запада»...
---------
...Спустя десятилетия я прочел немало книг о войне, в том числе мемуары германских военнослужащих и опубликованные на Западе исследования. То, что я слышал от «моих» раненых в московском госпитале и видел в Воронеже, подтверждалось всюду: кошмарные потери Красной Армии, мгновенная гибель целых полков и дивизий, брошенных в бездарно и безжалостно организованные атаки, особенно в первые годы войны, без достаточной артиллерийской и авиационной подготовки. Во всех воспоминаниях немцев - одна и та же картина: русские бегут волна за волной прямо под пулеметы и минометы и ложатся сотнями на трупы своих товарищей. Бывший пулеметчик вспоминает: «Иваны шли на нас сплошной стеной, мы не успевали их косить, пулемет раскалился... Потом мы пошли их подсчитывать, и оказалось, что только одним пулеметом мы убили не меньше двух сотен...»
Уже в 60-х годах, будучи в Средней Азии в составе лекторской группы, я разговаривал с моим спутником, другим лектором, старым ученым Анчишкиным, отцом известного экономиста, тоже ныне покойного. Он был во время войны, кажется, комиссаром корпуса и на всю жизнь запомнил страшный бой где-то на Смоленщине в 42-м году. Был приказ взять к такому-то числу высоту и соседнюю деревню, несколько атак было отбито с большими потерями, но вот прибыла свежая дивизия - «отборные ребята, сибиряки, кровь с молоком». Их тоже бросили в недостаточно подготовленную атаку, чтобы успеть к сроку взять высоту и деревню; к вечеру от дивизии остались рожки да ножки. Анчишкин был так потрясен этим зрелищем, что, как он сказал мне, чуть не рехнулся и что-то в нем с тех пор сломалось.
Предвижу возражения: а можно ли было иначе выиграть такую войну, с таким врагом, с лучшей армией в мире? Я думаю, что можно. Конечно, большой крови, тяжелейших потерь избежать было нельзя после того, как Сталин, доверившись Гитлеру (жуткий исторический парадокс: человек, не доверявший самым близким людям, поверил один раз в жизни - и кому?), позволил захватить себя врасплох и за месяц погубил всю кадровую армию, всю авиацию. Разумеется, миллионы людей погибли бы все равно, но ведь здесь речь не об этом, а о бессмысленных, напрасных жертвах, о тех, кто пал, потому что надо было взять такой-то город к такой-то дате (Киев - к 7 ноября, годовщине революции, Берлин - к 1 мая; кстати, наши потери в Берлинской операции составили 350 тысяч человек, а могло быть во много раз меньше)...
Но Киев и Берлин - это только самые известные примеры. Неизмеримо большее количество солдат и офицеров полегло в заведомо обреченных на неудачу наступлениях «местного значения», в плохо и бестолково подготовленных локальных атаках. Уже в самый первый месяц войны немцы, отдавая должное фанатическому упорству русских в обороне, были поражены и недоумевали по поводу совершенно напрасных контратак, в которые советское командование бросало пехоту навстречу явно превосходящей огневой мощи противника. Я думаю, что тут огромную роль играла психология наших командиров, боявшихся своего начальства несравненно больше, чем врага. Страшный 37-й год, когда было репрессировано сорок тысяч командиров Красной Армии, наложил свой пагубный отпечаток на тех, кто остался в живых, а известие о расстреле генерала Павлова и его соратников, обвиненных в минской катастрофе, показало всем, чего можно ожидать от командования всех уровней, начиная с самого высшего.
Лучше положить весь полк, но выполнить приказ, точно в назначенный день взять населенный пункт; за потери никто не спросит, а за невыполнение приказа - расстрел. К тому же невероятно низкая цена человеческой жизни легко объяснялась всей большевистской идеологией с ее акцентом на коллектив и пренебрежением к отдельной личности. «Мы за ценой не постоим» - и не постояли. И одно из самых чудовищных преступлений Советской власти - это утвержденный ею общий бесчеловечный стиль обращения с человеком, который в конкретных условиях Отечественной войны вылился в абсолютное пренебрежение к людским потерям.
---------------
Все помнят бессмертную, открывшую новую эпоху в истории человеческой мысли, фразу Дмитрия Медведева: «Свобода лучше, чем несвобода». С каким умилением ее повторяли, наивно надеясь на что-то светлое, интеллигенты-либералы! А ведь прав был человек, только надо помнить еще и нечто другое, с давних времен на Руси известное: «Слово и дело государево!» Свобода слова у нас есть со времен Горбачева, дай Бог ему здоровья, и со времен Ельцина, царство ему небесное; для меня оба эти человека, покончившие с советским псевдосоциализмом, равновелики.
... Много раз я говорил в разных аудиториях, и писал: «Если вы думаете, что руководители США только спят и видят, как бы ослабить, а еще лучше расчленить Россию, то вы не понимаете одного: что значит ослабленная, распадающаяся Россия? Это значит - озлобленный, обнищавший, отчаявшийся народ. За кем он пойдет, кого будет слушать? Уж только не прозападных демократов (их просто будут убивать: «Советский Союз разрушили, теперь Россию губите!»), но и не коммунистов, а крайних националистов, проповедников ксенофобии и шовинизма, просто нацистов. А между тем Россия в любом случае не перестанет быть ядерной державой. Что же может быть хуже для Америки и Запада вообще, чем такой кошмарный сценарий? Абсолютными, стопроцентными идиотами должны быть ответственные деятели в Вашингтоне и Лондоне, чтобы даже помыслить о реальной борьбе против нынешней российской власти. Конечно, по-настоящему сильная Россия Западу не нужна, но до нее настолько далеко, что практические политики об этом даже не думают. А то, что там называют «путинский авторитарный режим», вполне для них безопасен».
Ни разу не слышал ни одного возражения против этих аргументов, крыть нечем, а все равно - не убеждает. Вот так промыли людям мозги. И невдомек ведь им, что американофобия, распространенная по разным причинам во всем мире, конкретно в нашей стране имеет пагубные последствия. Ведь это лишь разновидность ксенофобии, нагнетание ненависти, что всегда ведет к ужесточению нравов, к ухудшению морального климата в обществе. Наш народ и так уже - это констатируют все без исключения материалы социологов и данные правоохранительных органов - становится все более злобным, нетерпимым, готовым ненавидеть всех и вся.
... Не следует, однако, опускать руки и уныло констатировать: «Что поделаешь, такой вот наш народ. И всегда так было. Все хорошее, что у других - не про нас. В дерьме по горло сидеть будем, зато у нас свой путь». Неверно, нет этого в крови русского этноса. Все дело в социальном и политическом устройстве. Русский народ, бесконечно талантливый, но сбившийся сто лет тому назад (или еще раньше) на кривую, гибельную дорожку, способен абсолютно на все, что является уделом других. Проработав девять лет в США и зная многих тамошних русских людей, могу утверждать это с уверенностью. Негативный отбор в течение 70 советских лет, выброс на экономическую, а затем и политическую арену после краха социализма наиболее беспринципных и в то же время самых ловких, предприимчивых людей - все это, на фоне полного вакуума ценностей и краха даже той жалкой, искусственной морали, которая насаждалась Советской властью - таковы далеко не все факторы, заложившие фундамент нынешнего положения вещей. В принципе все еще обратимо, фатального сползания к полному, тотально укрепившемуся авторитарно - полицейскому государству еще нет. Но в наше время какой-либо, говоря словами Мандельштама, «огромный, неуклюжий, скрипучий поворот руля» не получится, перестраивать общество, его ментальность придется, скорее всего, снизу, медленно и терпеливо, в расчете на поколения. Слишком уж много дров наломано…
...И хуже всего - то, что люди считают: так положено, так и должно быть, начальству виднее, в России всегда так было. Когда студенты спрашивают меня: "Георгий Ильич, вы девять лет проработали в Штатах, скажите, в чем главная разница между русскими и американцами?" - я отвечаю: "Спросите нашего человека - зависит ли от него что-либо, влияет ли его мнение на политику, на общественные дела?" - и каждый скажет: "Да ничего не влияет и не зависит, что они захотят, то и сделают, кого нужно - выберут, кого нужно - назначат; мнение людей ничего не значит." Так было при Советской власти - и осталось. А в Америке вы не найдете человека, который бы сказал: "Да эти там наверху, в Вашингтоне, что пожелают, так и будет, от нас ничего не зависит." Вот вам разница. «Наше дело телячье…». «Ты что, умнее всех, что ли ?» «На хрена высовываться, все равно по-ихнему будет» - так говорили только у нас, и я слышу это всю жизнь.
Вот и создается устойчивое представление: так уж жизнь устроена, ничего не поделаешь. Россия - что возьмешь ?» Как у Салтыкова-Щедрина: " В России все воруют, и все при этом, хохоча, приговаривают: " Ну где еще такое безобразие видано?" Вот это и есть самое опасное: привычка к тому, что вот сидим столетиями в дерьме и будем сидеть, так нам суждено, никто нас не любит, только все нам нагадить норовят - ну и нам никто не нужен, у нас свой путь, вот такие уж мы, нечего нам указывать. И этим даже гордимся, а не тем, чем действительно можно и нужно гордиться: нашей культурой, литературой, наукой, интеллектом, талантами великого народа, пережившего в ХХ веке фактически три геноцида - гражданская война, сталинский террор и Отечественная война; каждый раз уничтожался золотой фон нации, но она выжила- какой другой народ мог бы после этого уцелеть и сохраниться? Не знаю.
---
...Реабилитация сталинизма сегодня- это подготовка к расправе (пока еще только возможной, гипотетической) над инакомыслящими; конечно, не такой, как в эпоху «ежовщины», не с массовыми расстрелами и Гулагом, но все же достаточно крутой... в результате сталинско-ежовских чисток Красная Армия потеряла 40 тысяч командиров (и это накануне войны!), Сталин лично подписал 357 расстрельных списков, были расстреляны 11 заместителей наркома обороны и все, кроме одного, командующие военными округами, почти все члены Высшего военного совета, все до одного из 8 адмиралов (флагманов), 14 командармов из 16, 90 процентов командиров корпусов.
---
...уже почти четверть века нет Советской власти, а дух ее, суть ее - все осталось... никуда не исчезла, сохранилась такая основополагающая черта советской системы, как лживость.
Я уже писал в этом блоге, но повторю: когда студенты спрашивают: «неужели Советская власть действительно была самой кровавой в истории?» - я отвечаю: «нет, много чего в истории было, от Чингис-хана до Гитлера, но вот более лживой системы, чем советская, не было никогда». Годами и десятилетиями с утра до вечера народу врали и врали без конца, и большие начальники и мелкие сошки. Все, что творилось при «социализме» - все, абсолютно все был прикрыто, присыпано, завуалировано ложью, обманом. Под ложным предлогом, устроив провокацию, Сталин напал на Финляндию в 1939 г. ( может быть, это и было нужно, я говорю про форму, про стиль). За неделю до нападения Гитлера обманули и демобилизовали весь народ насквозь лживым «Заявлением ТАСС». С глубокой скорбью хоронили Михоэлса, убитого по прямому приказу Сталина, а расстрел десятков тысяч польских военнопленных свалили на немцев. Под ложным « призывом от группы товарищей» вторглись в Чехословакию.
В Афганистане, воспользовавшись тем, что президент Амин пригласил наши войска, высадили в аэропорту элитный отряд, штурмовали дворец президента, убивая своих же « союзников и братьев» из президентской охраны, отравили и расстреляли самого президента, а потом объявили о « пленуме ЦК», снявшем Амина. Врали, когда разбивались футбольные или хоккейные команды, когда был Чернобыль. Врали на весь мир, привезя ракеты на Кубу, сбивая южнокорейский авиалайнер, вырезая Хрущева из видеокадра встречи Гагарина. Врали и при похоронах Хрущева, навесив на ворота Новодевичьего кладбища табличку « Санитарный день» ( я сам видел). Врали, что у умирающего Андропова простудное заболевание. Да что там, я уж и не говорю о том, что все обязаны были зубрить «Краткий курс», этот феноменальный концентрат лжи, энциклопедию фальсификации истории.
И все знали, что верить ничему нельзя - но так и жили, а что делать-то? Это так же, как с вечным российским воровством: всегда вспоминаю Салтыкова- Щедрина: «Все воруют и все при этом, хохоча, приговаривают: ну где еще такое безобразие видано?» Знать, привык народ, что от него все скрывают, врут и темнят.
...как и в советские времена, даже самый ничтожный начальник полон пренебрежения к людям, убежден, что им не надо давать никакой информации. У него даже не успевает сложиться представление о том, почему надо врать или темнить, что это дает - мозг сам по себе отдает приказ языку: только не давать никакой информации, только скрывать, темнить или обманывать.
А если спросить: «зачем?» - промолчит, отвернется, или нагрубит, в лучшем случае услышишь: «не положено». И все. Сколько же в жизни приходилось слышать вот эти два коротких слова « не положено»! Прожил много десятков лет в «неположенной» стране…
---
...Так что же, все возвращается на круги своя? Увы, похоже что так. Ностальгия по Советской власти? Нет, ностальгия - это тоска по родине, печаль по прошлому, пережитому. Каков уже процент людей, переживших Советскую власть, а тем более тех, кто жил при Сталине? А половина населения Сталину симпатизирует. И не замечает, или не хочет замечать, как сокращается пространство свободы. Вот и встает вопрос: может быть, лучше было бы нашему народу оставаться при Советской власти? Может быть, как раз такая власть народу и адекватна, по крайней мере большинству его, которое приемлет несвободу и заходится в патриотическом восторге, полное ненависти к традиционным врагам России - американцам, либералам и геям (а также их холуям из киевской хунты)?
Правда, в те времена, о которых якобы тоскуют люди, не было иномарок и возможности поехать в Египет или Испанию. Ну так и славненько: Советская власть минус Гулаг, партсобрания и пустые полки магазинов, зато плюс иномарка, магазин «Ашан», отпуск на Средиземном море и - «Ура, Россия! Всех порвем!» Что еще надо?
---
... Мой научный руководитель в Институте востоковедения Евгений Александрович Беляев однажды в конце 50-х годов в первый раз попал на Запад, в Англию. Когда я спросил его о впечатлениях, он, наряду с похвалами в адрес англичан, сказал: «Но вот, знаете, очень уж они смирные какие-то». Я попросил его уточнить, что это значит. «Очень уж благонамеренные на наш вкус, законопослушные, благопристойные, нет вот у них нашего русского озорства, лихости какой-то что ли, но правилам живут, все размерено, расписано». То же самое русский человек может сказать - и говорит - о немцах, шведах, голландцах и других западноевропейцах. Недаром ведь Паратов у Островского в «Бесприданнице» презрительно бросает по адресу судового механика, отказывающегося прибавлять пару сверх положенного: «Эх ты! Иностранец... Голландец. Арифметика вместо души-то!»
С американцами, правда, сложнее - буйства много в Америке, там, как говорится, не соскучишься. Но, кстати сказать, в повседневной жизни никакого буйства и безобразий не увидишь, если не заходить поглубже в районы, населенные неграми, пуэрториканцами или кубинскими иммигрантами в Майами (ох, попало бы мне за эту «политически некорректную» фразу от американского интеллектуала, хотя он знает, что это сущая правда). Это по телевидению в бесконечно показываемых нам американских боевиках сплошной мордобой и убийства, а в действительности можно жить в Штатах долгие годы и ничего этого не увидеть. Мне не доводилось там вращаться среди «низших классов», а жизнь интеллигенции и в самом деле выглядит довольно размеренной, монотонной и, на наш взгляд, скучноватой.
Русские люди с давних времен обладали двумя комплексами по отношению к Западу: первый - это комплекс неполноценности: всегда было известно, что там жизнь лучше, там порядок, люди живут богаче, нет такого, как у нас, воровства, взяточничества, произвола власти. Второй, противоположный - комплекс превосходства, как бы компенсировавший первый: но зато у нас душевность, духовность, доброта и широта души, мы живем по совести (подразумевается: по совести, а не по закону; и что такое закон для русского человека? Нечто сухое и формальное, ограничивающее и ущемляющее людей, а кроме того - «закон что дышло»). Сочетание этих двух комплексов породило устойчивый стереотип: Запад - чужой для нас, чуждый и чаще всего враждебный, мы не такие, как они, и не хотим быть такими, живем в дерьме - ну и наплевать, уж какие есть, такие и есть. При этом, однако, поразительная вещь: подлинно э т н и ч е с к о г о национализма в России не было. Частично это можно объяснить тем, что фактор этнического происхождения, «крови» не представлялся существенным.
...Новый национализм спекулирует на вполне обоснованном и справедливом возмущении масс царящим в стране беспределом, бездарностью и коррумпированностью властей всех уровней, безнравственностью и безнаказанностью нынешних «хозяев жизни». Во всем этом обвиняется демократия, а она идет с Запада, вот все логически и сходится. Западные ценности, в том числе демократия, неприменимы к нашей стране и неприемлемы, противоречат русскому национальному духу - таков прямо высказываемый главный тезис сторонников «особого пути» России, приверженцев пресловутой «русской идеи». Как же все это знакомо! Сколько же говорено об этом на Руси во все времена! Вновь и вновь бьют копытами неугомонные кони, опять мечты о величии, державности, поиски сверхнациональной мировой идеи, проповедь вселенской миссии России. Мы - не как все, мы - особые.
---
...Был ли конец Советской власти неизбежным? - этот вопрос задается бесконечно и у нас, и за рубежом. Я полагаю, что в принципе, «по большому счету», система была обречена, ее эрозия происходила непрерывно в период брежневского «застоя», но она держалась на страшной силе инерции и рухнула лишь тогда, когда Горбачев своей «перестройкой» (а еще больше - политикой гласности) нарушил эту инерцию. Французский историк де Токвиль еще в девятнадцатом веке вывел такую формулу: «Наиболее опасный момент для плохого правительства наступает тогда, когда оно пытается исправиться». Великие и мудрые слова! Брежнев, при всем его интеллектуальном уровне армейского политработника, инстинктивно чувствовал, что в этой системе нельзя трогать ни единого камешка, иначе все посыплется. У Горбачева этой интуиции уже не было.
По определению лондонского еженедельника «Экономист», Горбачев войдет в историю как человек, который уничтожил все, что он пытался спасти, - свою партию, свой режим и свою империю. А ведь хотел он совершенно обратного - улучшить, оздоровить систему, построить, как сказали бы последователи Дубчека, «социализм с человеческим лицом», сделать Советский Союз действительно мощным, вполне современным государством с высокоразвитой экономикой, конкурентоспособной на мировом рынке.
...Еще Сен-Жюст сказал: «Сила вещей, по-видимому, привела нас к таким результатам, о которых мы и не думали». Сила вещей!
---
Николина Гора в Подмосковье. Я приглашен знакомым моего приятеля на дачу. Такого я еще не видел. Как говорится, шик, блеск, красота. Размеры комнат, мебель, дорогие иностранные вина, роскошные иномарки, подвозящие гостей - да, это советская элита. Я давно знал, что примерно так живут министры и высшие партийные чины, но хозяин дачи к этой категории не относился; не был он также и знаменитым режиссером или лауреатом Ленинской премии, даже академиком, а просто - хозяйственником. А какую виллу отгрохал! Это уже десятилетия спустя, в Лос-Анджелесе мне довелось побывать в районах Беверли-Хиллз и Бель-Эйр на таких виллах, по сравнению с которыми дача на Николиной Горе была просто жалкой халупой, но тогда, в начале 70-х, я и в самом деле был потрясен. Как же меняется наше общество!
Так уж получилось, что общество потребления стало формироваться у нас буквально через несколько лет после смерти Сталина, при Хрущеве. Появились кооперативные квартиры, можно было записаться в очередь на автомобиль (правда, ждать «москвича» надо было первоначально лет пять), в жизнь людей вошло телевидение. В 60-е годы люди уже вовсю покупали автомашины, мебель для кооперативных квартир, телевизоры, холодильники, пылесосы, магнитофоны и т. д. Это было, разумеется, неизбежным результатом процесса экономического развития; интересно, как отнесся бы к такому потребительскому буму Сталин? Его китайский аналог Мао Цзэдун однажды сказал: «Социализм надо строить, пока народ еще нищий». Он был прав - при условии, что социализм вообще есть нечто такое, что можно построить...
...Парадоксально при этом то, что те же самые люди, которые откровенно высмеивали лживость нашей пропаганды в освещении внутренних дел страны, верили ей, когда дело касалось внешних, международных проблем; моя мать, при всей ее неприязни к власти, всегда считала, что «вокруг все враги, надо быть очень бдительными», и в этом, конечно, сказывались психологические последствия шока, испытанного народом 22 июня 1941 года, когда на нас внезапно напали немцы. Советские люди, не имевшие представления о характере западной демократии, искренне верили, что американский президент в любой момент может без всякого предупреждения бросить на нас атомную бомбу; вспомним тот вопрос после лекции: «а может, она уже летит?»
----