Прт. Александр Шмеман (Дневники)
Великий четверг, 23 апреля 1981
Христианство прекрасно. Но именно потому, что оно прекрасно, совершенно, полно, истинно, - приятие его и есть прежде всего приятие этой прекрасности, то есть полноты, Божественного совершенства. Между тем сами христиане, в истории, "раздробили" его, стали и сами воспринимать его, и другим предлагать - "по частям", и по частям, часто не отнесенным к целому. Учение о том, о сем, доктрина того, сего... Но в этом раздробленном виде оно теряет главное, ибо только в том, чтобы приобщить нас к главному, - смысл каждой "части".
Великая пятница, 24 апреля 1981
Вчера - в Великий четверг! - между службами длинный, тяжелый, мучительный разговор с Н. Поразительно его полное, абсолютное непонимание себя самого, своего отношения к жизни, к другим. Это не человек, а какая-то лейбницевская "монада", без антенн к внешнему миру, без какого бы то ни было понимания других людей. А это, в сочетании с "максимализмом", и "догматизмом", и "морализмом", превращает все в некое жуткое кривое зеркало. Так как "я все сужу с христианской точки зрения", то "я всегда прав". И вот всякий разговор становится кошмаром - от полной невозможности что-то объяснить, дать почувствовать. Выходит так, что можно всю жизнь отдать на "изучение Бога" (то, что Н. утверждает о себе) и ничего, решительно ничего не понять ни в жизни, ни в людях... И корень тут, конечно, опять в гордыне. В данном случае гордыня - это изначальный выбор своего подхода к Богу и к "изучению" Его, выбор метода. Когда между Богом и человеком стоит метод, то и Бог отражается в кривом зеркале... Метод - это гордыня разума, это навязывание Богу моих категорий. Метод - это идол...
Христианство прекрасно. Но именно потому, что оно прекрасно, совершенно, полно, истинно, - приятие его и есть прежде всего приятие этой прекрасности, то есть полноты, Божественного совершенства. Между тем сами христиане, в истории, "раздробили" его, стали и сами воспринимать его, и другим предлагать - "по частям", и по частям, часто не отнесенным к целому. Учение о том, о сем, доктрина того, сего... Но в этом раздробленном виде оно теряет главное, ибо только в том, чтобы приобщить нас к главному, - смысл каждой "части".
Великая пятница, 24 апреля 1981
Вчера - в Великий четверг! - между службами длинный, тяжелый, мучительный разговор с Н. Поразительно его полное, абсолютное непонимание себя самого, своего отношения к жизни, к другим. Это не человек, а какая-то лейбницевская "монада", без антенн к внешнему миру, без какого бы то ни было понимания других людей. А это, в сочетании с "максимализмом", и "догматизмом", и "морализмом", превращает все в некое жуткое кривое зеркало. Так как "я все сужу с христианской точки зрения", то "я всегда прав". И вот всякий разговор становится кошмаром - от полной невозможности что-то объяснить, дать почувствовать. Выходит так, что можно всю жизнь отдать на "изучение Бога" (то, что Н. утверждает о себе) и ничего, решительно ничего не понять ни в жизни, ни в людях... И корень тут, конечно, опять в гордыне. В данном случае гордыня - это изначальный выбор своего подхода к Богу и к "изучению" Его, выбор метода. Когда между Богом и человеком стоит метод, то и Бог отражается в кривом зеркале... Метод - это гордыня разума, это навязывание Богу моих категорий. Метод - это идол...