Заметки российского бродяги. Прикамская Одиссея. Эпизод шестой
Вот, ей-ей я не хотел туда идти. Прямо-таки совсем не хотел, а получилось. Надо было где-то заночевать, а вышло прямо напротив своих окон. Пожалуй, самое большое паскудство своим отъездом я совершил по отношению к предмету материального мира вовсе уж неодушевлённому, хотя и в этом нельзя быть уверенным наверняка. Я оставил 39, или 40 квадратных метров, в которых прошли 53 года моей жизни. Попросту говоря там было всё. Там я сидел на детском горшке, там меня выносили из ванной, завёрнутого в полотенце, там я получал пиздюлей за двойки и там же получала пиздюлей моя бабушка за сомнительные антисоветские разговоры в присутствии ребёнка. Там мы прятались в кладовке показывать друг-дружке пиписьки с соседскими девками, смотрели диафильмы, играли в игры с бросанием кубика. Там ставили ёлку и папенька наряжались в деда мороза. Там папенька приходил пьяненький и имел неприятности от мамы. Там, дядя Воля Шнайдер - звезда пермского телевидения советской поры - нёс на кухне за закрытыми дверями такую антисоветчину, что впору было его расстрелять на месте, а заодно и всех это слышавших. Там я выпил первую рюмку водки и украдкой курил в сортире. Там я шпилил своих первых девчонок, прислушиваясь не открывается ли входная дверь. Словом, на перечисление всего уйдёт книга, равная полновесному объёму тома из собрания сочинений леонида ильича брежнева, если такое собрание вообще имеется в природе. Там был свой запах и своё тепло. И всё это я предал за здорово живёшь. Я думаю, что эти стены не простили меня даже несмотря на то, что напоследок я их расцеловал вместе с полом. Хотя, может быть, всё ещё ждут.
И вот теперь сидел я в доме напротив у своего соседа, который был последним, стоявшим в четыре утра у "Газели", отвозившей меня с нехитрым скарбом в одном безвозвратном направлении. Сосед, хушь и немало сидевший человек, тайком оттёр тогда слезу и остался за поворотом.
Я смотрел на свои окна в которых включался и выключался свет хуй знает чьей рукой, какие-то люди скрипели старыми половицами и я отчётливо слышал этот скрип, доносящийся с другой стороны улицы. А может и не слышал. Тем временем сосед увлечённо рассказывал о выставках вернисажах и концертах, посещаемых им регулярно и порой не по одному разу на дню. Что ещё делать одинокому человеку, да к тому же вынужденно бросившему пить. Из всех радостей жизни только симфонические концерты и остаются. Что выкаблучивает порой жизнь с людьми, - думалось мне - а ведь в своё время ему кого-нибудь на перо посадить было что высморкаться. И под эти увлечённые его рассказы о концерте балалаечников в институте культуры, я незаметно для себя уткнулся носом в подоконник и огни моих окон напротив рассыпались звёздами.