Хрупкая и воздушная она сидит в моей кухне, прихлёбывая шампанское и заедая его тортиком, и в её маленькой белокурой головёнке воспоминаний уже гораздо больше, чем надежд на сказочное будущее, так присущих большинству юных девушек, только ещё готовящихся в свой путь. За кормой её жизни уже долгий след, исчезающий за горизонтом.
- Как же я безумно любила первого мужа - рассказывает она, грациозно выгнув в запястье свою худенькую ручку с оттопыренным мизинчиком - я смотрела на него, как на божество.
Рассказывая это, она хлопает широко раскрытыми глазками со старомодно нарисованными вокруг них стрелками, по-видимому показывая - как именно она это делала.
- Он был большой и сильный. Он говорил мне: - "Заичка, ведь ты - серая мышка, ты конченная дура. Ну, кто бы мог обратить на тебя внимание кроме меня". А я смотрела и смотрела на него с восторгом. А когда он пукал в постели под одеялом, то сразу натягивал мне его на голову. А ещё он мог, когда я мыла посуду, подойти сзади, взвалить меня на плечо, отнести и бросить на диван, трахнуть - и тут же вернуть меня обратно на место к раковине. А ещё иногда он приносил какие-то таблетки и говорил: - "Заичка, нам необходимо попить эти таблетки. Сейчас это нужно и тебе и мне". Как же они там назывались? Три… хо… Но как же я любила его!
И она снова прихлёбывает из бокала, а я никак не могу разобраться, чего больше в этих рассказах - радости приятных воспоминаний или боли, ибо ничего не отражается на её кукольном личике.
Это не по сабжу, но забыл в
прошлый раз. Не всё так безнадёжно в вагоне третьего класса, сообщением Санкт-Петербург - Тюмень