Глава VII. Петроградка ч.1. Балаган в особняке Кшесинской. Заметки российского бродяги

Dec 08, 2011 19:43

Сим днём мы направляемся в один из расчудеснейших районов Города Санкт Петербурга, а именно - на Петроградку.

Всяк истинный петербуржец, если к тому же он ещё творческий человек, обладатель утончённо-извращённого вкуса и поклонник декаданса - непременно посоветует вам посетить это место. Именно так всегда и поступает близкий кореш моей ссыльно-поселенческой юности, а ныне заматерелый петербуржец, тенор Петербуржской Хоровой Капеллы и по совместительству регент Казанского Собора - Бердан. Если что, так это его юношеское прозвище, производное от фамилии ещё со школьных времён.

- Непременно поезжай на Петроградку, - говорит он мне всякий раз, - пока до туда ещё окончательно не дотянулись грязные лапы Газпрома. Получи хорошую порцию суицидального настроения.

Кому-кому, а Бердану я верю безоговорочно, но в этот раз суицид, по всей видимости, будет абсолютно невозможен, ибо в компании Сёмы с Олей любая жуть оборачивается забавным стёбом.

День мы начинаем с посещения какой-то ныне популярной пирожковой в центре Питера, которая рекомендуется путеводителем. Само собой, что давно ушли в небытие знаменитые питерские пирожковые советского разлива и советским же разливом, уступив место каким-то напыщенным мажорным заведениям и особенно в центре города.





Вот такие нонеча пироги. Нож к общественным столовым приборам не относится. Им Сёма человечинку режет. В лёгких случаях просто к горлу приставляет для острастки.

Кстати, о путеводителе, которым мы пользуемся. Именно в этом месте я должен сделать короткое отступление. Дело в том, что Оля заканчивала своё архитектурное образование в Принстонском университете и пользуется путеводителем для интуристов, взятом у своей швейцарской подруги. Путеводитель, разумеется, на американском языке, но Олю, как следует догадаться, это ничуть не парит, и читает она его абсолютно свободно. Прелесть его заключается в том, что все рекомендации, начиная от посещения достопримечательностей и злачных мест, вплоть до технологии общения с российскими таксистами ( если вы остановили на улице машину, откройте переднюю дверь и, назвав нужный адрес, спросите skolko. В случае если названная цена покажется вам слишком высокой, громко захлопните дверь снаружи ) , даны в расчёте на менталитет человека, для которого правила поведения, будучи в России такая же загадка, как для меня соблюдение политеса в чукотском чуме. Да и то я, пожалуй, более подкован в этой области. Кроме того, описание достопримечательностей даны в таком иронично-ёрническом стиле, какового вы не найдёте ни в одном путеводителе для соотечественников. Таким образом, в этот раз мы видим Питер глазами зарубежных гостей.

Ещё это утро ознаменовалось тем, что Сёму впервые приняли питерские дорожные мусорки за "неуверенную езду (!)" Большего анекдота в отношении Сёмы, иной раз гоняющего в Москве по встречке со скоростью 120, даже и придумать невозможно. Оказывается, он слишком медленно (!) ехал. Питерские мусоркИ, завидев яхту, да с московским номерами, неуверенно пробирающуюся вдоль бордюра, пардон, поребрика, решили немедленно поживиться и предложили ему выйти из машины, чтобы дыхнуть на инспектора. Подозреваемый дыхнул, но инспектор ничего не унюхал. Тогда он попросил дыхнуть поглубже, ничего не утаивая. Сёма взял инспектора за лацканы и дыхнул ему в морду с такой силой, что щёки у того заколыхались как паруса фрегата на ураганном ветру. К тому моменту на помощь мусору уже нёсся другой, увидев, как товарища сгребают в охапку. В конце концов, всё выяснилось. Сёму им пришлось реабилитировать и с извинениями отпустить.

- Интеллигентный город, - восхищается Сёма, - даже мусорА интеллигентные. Москалики всё равно бы нашли до чего докопаться. Если изо рта бы не пахло, так в жопе что-нибудь да унюхали бы.

- А как ты умудрился медленно ехать? Раньше такого за тобой не наблюдалось.

- Да, ехал, по пути карту изучал. Вот они и заподозрили. Тем паче, что москалики любят на выходные в Питере отжигать, так что для местных мусорков хорошая прибавка к доходам, но тут ошибочка у них вышла.

Отдельной строкой мне хотелось бы остановиться на особняке балерины Кшесинской, что расположен у въезда на Петроградку с Троицкого моста. Сама-то Кшесинская, не будь дура, свинтила подальше от разворачивающегося бедлама за границу сразу же после февральской буржуазной революции. Впоследствии большевички учредили в особняке первый из своих музеев, посвящённый уже ихней, так называемой, революции, но предшествовала этому презанятнейшая история, напрямую связанная с одним из моих любимейших исторических персонажей, а именно Володенькой Лениным.

Короче говоря, как только Кшесинская бросилась наутёк, на ходу поддёргивая юбки и сползающие чулки, почувствовав запах жаренной человечинки, как особняк без промедления оккупировал Владимир Ильич со своими присными. Известно, что Володя был пареньком резковатым и в состоянии подпития частенько хватался за ствол, если что начинало идти не по евойному. Подле особняка Кшесинской располагался другой особняк, принадлежавший лесопромышленнику Бранту и винные склады со стратегическим запасом на несколько месяцев. Склады и карманы лесопромышленника Володенька и компания принялись опустошать незамедлительно. Пьянка затянулась с марта 1917 по начало июля того же года. На протяжении всего этого времени Володенька периодически выбегал поссать с балкона и поглумиться над прохожими с высоты второго этажа, что впоследствии история упоминает как речь Ленина с упомянутого выше балкона. Оно и понятно, соскучился по общению с широкими массами за долгие годы европейского затворничества, сидя на общаке бандюганов-большевиков. Даже речь русскую забывать помаленьку стал. Сотоварищи, не находя в себе сил, прекратить неуправляемый поток Володенькиного сознания, бежали за подмогой к его жене Наденьке, призывая унять упитого в хлам муженька, в очередной раз развыступавшегося на балконе. Лишь только она могла затащить обратно в комнаты за шкирку не на шутку разгорячившегося Володю.

Меж тем, не в состоянии сама справиться с содержимым винных складов, Володина братва стала поить всех проходивших мимо, подбивая их на непотребство. Слухи об этом неслыханном аттракционе щедрости быстро разлетелись по городу и под балкон начало подтягиваться всё питерское дно. Среди толпы замелькали бескозырки и тельняшки, вечно готовых к любому кипишу революционно настроенных матросиков. Почти пять месяцев пробыла под балконом вся эта страждущая халявной пьянки публика, ночевавшая в расположенном напротив небольшом сквере на промозглом питерском ветру. Овациями и криками восторга она встречала выбегавшего с разной частотой на балкон Володеньку, на котором иной раз не было ничего кроме подштанников и подтяжек, и тут же начинавшему вопить с балкона разбрасывая вокруг себя листовки вперемежку с использоваными не по прямому назначению обрывками газет, спроворенными расположившейся в том же комплексе зданий большевистской типографией. К слову сказать, именно тогда редакция газеты «Правда» о которой и идёт речь, попыталась впервые зарабатывать самостоятельно, проебав до последнего гривенника деньги, пожертвованные ей Саввой Морозовым, либо иным каким-то меценатом-идиотом, что не суть. И каждый раз крики неподдельного восторга сопровождали появление на том же балконе Наденьки Крупской, уволакивающей с балкона упирающегося Володю. Рекой лилось вино, и праздник продолжался.

Но всё хорошее когда-нибудь кончается. Опустели винные подвалы и карманы прикованного к камину лесопромышленника Бранта. Под покровом ночи весельчаки покинули особняк, оставив после себя груды редакционного мусора и опустошённые винные ёмкости. В следующий раз их увидели только в октябре того же года в другом конце города, но это уже совсем другая история.



Это ещё не Петроградка. "Львиный мостик". Где-то здесь была пирожковая, рекомендованная путеводителем для богатых импортных господ





А где-то в этих домах проживала убиенная в своём подъезде депутат Старовойтова, если кто помнит такую. Как всегда в России. такие дела потихоньку стухают и забываются. Всё, конечно, было списано на её политическую деятельность. Но, позволю себе крамольную мысль, что от этой её деятельности было не больше вреда, чем от укуса комара, забывшего перед этим надеть зубные протезы. Зато, поговаривают, сумка её была набита изрядным количеством валюты и деревянных в момент убийства.





Да, сном, и только сном, должны его назвать!
И в этом мне пришлось сегодня убедиться:
Мир - только сон...
А я-то думал - явь,
Я думал - это жизнь, а это снится...
Что-то из японщины

фотографии, развлечения, наблюдения, путешествия, Питер, размышления, стишки, Сёма

Previous post Next post
Up