Когда двадцать лет назад железный занавес, скрипя ржавыми кольцами, отдернулся с остального мира, я, как и все, жадно бросилась путешествовать.
Брезгливо обойдя только Прагу (Карловы Вары), Кипр и Шарм-эль-Шейх.
Слишком много моих соотечественников стремительно облепили и засидели эти места, словно навозные мухи. Тошнит меня часто от соотечественников.
Слишком много времени прожили мы в излишней тесноте, часть в десятикомнатной коммуналке на тридцать человек. Без ванны, потому что не договорились, как её пользоваться. Так "не доставайся ж никому".
Но этой осенью дела выдавили меня в Прагу. В поезде из Брюсселя я читала своего любимого Аверченко, который нашел в Праге последний теплый приют. И за могилой которого спокойно и тихо ухаживали чехи, пока нам на протяжении многих лет со Второй мировой не было до неё никакого дела.
Нравится мне, что чехи не сравнивают Прагу с Парижем, шутил Аверченко. Недавно один румын сказал, что, мол, Бухарест - это маленький Париж. Однако, возразил я ему, еще ни один парижанин не утверждал, что Париж - это большой Бухарест!
Прага меня потрясла прямо с югендштильного вокзала. Она так густо населена по фасадам скульптурами, го- и барельефами, фресками и граффити, что сюда надо было бы насильно привезти Церетели, чтобы он понял наконец, как избыточность может быть красива и гармонична.
Святые и Короли всех мастей, Воины и Боги, Големы, Рабочие и Прекрасные Селянки толпятся на стенах, портиках и карнизах домов, рассматривают потоки туристов внизу, и, кажется, отпускают по их поводу шуточки.
Прага принадлежит им, они её истинные, пусть и каменные жители, а вовсе не туристы или даже сами пражане. А то, что эти скульптуры оживают с наступлением темноты, и шастают, летают и скачут по городу всю ночь напролет, это ясно, как день.
Думаю, именно эта таинственная параллельная жизнь и делает Прагу местом такой сильной энергетики, которая способна переварить любое количество русских туристов, со всем их горлопанством и дешевыми, а иногда и дорогими понтами. Зря я боялась за чехов. Наши понты разбиваются о естественную скромность чехов, которую мы пренебрежительно зовем «беспонтовостью».
Здравый смысл, юмор и кнедлики - вот их девиз. То есть: «вы сильные, а мы - живучие». Пассивно сопротивляясь абсурду, чехи проявляют себя природными толстовцами
Подметив эту черту непротивления злу насилием, но здравым смыслом, Аверченко в одном из скетчей «специально» пытаясь вывести чехов из себя, начал ругать их правительство и всеми уважаемого Масарика. Те спокойно слушали. Потом досталось Праге. Чехи, немного надулись, но молча стерпели и это. Но, когда автор брякнул, что кнедлики - это гадость, то толерантности чехов пришел конец, и они набросились на Аверченко с кулаками.
Фыркать, что чех - это плохой немец, как делают в России многие, все равно что сказать, что русский - плохой монгол. Мы пережили татаро-монгольское иго, а они 300-летнее немецкое, гораздо более тяжкое, ведь в это время даже чешский язык был под запретом.
Впрочем, не все немецкие привычки оказались им во вред. Например, императрица Мария-Тереза - трудоголик-жаворонок приучила их вставать не свет не заря, а Франц Иосиф закрепил и отшлифовал эту привычку. Да еще у них в метро нет турникетов, заходи задарма, если совесть позволяет, и «ухи» зайца не цепляются за потолки. Наше татаро-монгольское наследство не столь продуктивно.
Конечно, они тоже не такие белые и пушистые. Например, меня сильно смутило «гостеприимство» их стражей на воротах Пражского града, один из которых занес над входящими здоровенную дубину, а другой - ножище мясника для разделки как минимум слонов.
Невольно вспоминаешь, «зверства» Владислава Второго, который первый с чехами из войска Барбороссы подошел к непокорному Милану. Он велел надеть своим воинам маски чертей, слепить из теста младенцев и поджаривать их на вертелах у костров. Наслышанные о жестокостях окраинных варваров слабонервные итальянцы пришли в ужас от этих дьяволов и людоедов и сдались без боя.
У них в истории тоже есть печальные страницы высылки судетских немцев, предки которых еще неизвестно на чьей стороне воевали на Белой горе. И прочей «дружбы народов», о которой с таким юмором написал Гашек словами сапера Водички: «Плохо, брат, ты мадьяр знаешь… С ними мы должны держать ухо востро. Я его ка-ак хрясну…».
Мы должны быть благодарны беспонтовым чехам, что они доказали всему миру, что славяне - настоящие европейцы. Доказали, не стараясь ничего доказать, тихо «встали (рано утром) с колен» после порабощения немцами, и взялись за работу. И теперь в чешском гораздо больше славянских корней, чем в русском. Поэтому так трогательно звучат для нашего славянского уха все эти «салаты из окурков», «утопенцы» и прочий «потравный корм».
Способным к беспонтовому сопротивлению чехам, выползти из-под нашей дружеской, коммунистической лапы было вполне по силам. Здравомыслие, юмор и кнедлики в очередной раз победили. Чехи не били себя в грудь, не строили у себя суверенную демократию, в стиле учения Чучхе. Идея Чучхе - это ведь тоже социализм с северокорейским лицом, то есть суверенный северокорейский социализм. Яромир Ягр каждый раз выходящий на лед под номером 68 - это тот же беспонтовый ненасильственный, но упорный протест.
И Вацлав Гавел был беспонтовым президентом, поэтому так по-человечески звучало его новогоднее послание в далеком 1990 году:
«...Трагедия современного человека не в том, что он знает всё меньше и меньше о смысле своей собственной жизни, а в том, что это заботит его всё меньше и меньше…
…Мы все привыкли к тоталитарной системе, принимали ее как непоколебимый факт и тем самым помогали продлевать ее существование…
… нам придется воспринять это наследие как грех, совершенный нами против самих себя…»
Именно эта беспонтовость позволила Гавелу напомнить циничным западным политикам о совести, когда те собрались вручать за выдающиеся заслуги премию «Квадрига» Владимиру Путину. Потому что совесть такая странная штука, её можно приглушить или заставить вовсе молчать, но её нельзя заставить говорить неправду.
И хотя смерть человека не располагает к шуткам, но провожая Вацлава Гавела в последний путь, я вспоминаю славный чешский анекдот:
«Надоело Богу безобразие, что люди на земле творят, и решил он устроить конец света. Вызывает к себе Клинтона, Ельцина и Гавела, объявляет им о своем решении и дает людям неделю на подготовку. Возвращаются президенты каждый в свою страну, собирают народ.
Клинтон: "У меня для вас две новости - хорошая и плохая. Первая, это то, что Бог, действительно, есть! Плохая - то, что через неделю настанет конец света".
Ельцин: "У меня две новости. Обе плохие. Первая - Бог, оказывается, на самом деле есть. Вторая - через неделю будет конец света"
Гавел: "У меня к вам две новости. Обе хорошие. Бог вызывал к себе трех президентов, лидеров огромных Америки и России, но в том числе и меня, президента такой маленькой страны. Вторая - через неделю конец света, и после нас уже никто не сможет стать олимпийскими чемпионами по хоккею".