черный день календаря
Кавказ - это клубок, нет, колтун, который надо распутывать очень осторожно. И не из ниток, а из оголенных проводов. К несчастью, многие лидеры нашей страны, желая распутать или разрубить этот узел, затягивали его еще туже. Так вышло и с 23 февраля.
Горько, что всероссийский праздник военных, когда малыши с усердием рисуют своим папам поздравительные открытки, а девочки дарят мальчикам - одноклассникам конфеты, этот славный день защитника отечества в судьбе многих народов северного Кавказа остается черным днем календаря, депортации, изгнания, погибели.
Мы осторожно тянем за один из искрящихся проводков: были ли северо-кавказцы дезертирами? И с изумлением натыкаемся даже у Авторханова на рассказ о постоянной «утечке военных кадров». Например, командующий 114-й кавалерийской дивизии полковник Мамсуров, в которую были призваны многие уроженцы Кавказа, скупо рапортует:
«Мы прошли все стадии формирования и подготовки, мы загрузили лошадей и снаряжение в поезд, чтобы отбыть на фронт в направлении Ростова. По дороге я получил множество донесений о массовом дезертирстве. Ситуация стала угрожающей. Процесс не прекращался, на одном из вокзалов у нас уже не было ни одного человека, который мог бы накормить лошадей, а в районе Ростова уже представлялось невозможным передвижение дивизии в качестве боевой единицы.
У нас больше не было списка боевого снаряжения, в материальной службе не осталось персонала, пропало и огнестрельное и холодное оружие. 114 кавалерийскую дивизию пришлось распустить, и она прекратила свое существование». По донесениям НКВД из рядов дивизии дезертировали 850 бойцов.
Просто оторопь берет. Не только сами сбежали, но еще и стащили все вооружение, какое смогли. Даже странно, что такое безобразие могло приключиться в режимное советское время.
Но из кавказского клубка торчит еще один оголенный хвостик:
Трагическая судьба ингуша, старшего гвардии лейтенанта Ахмета Албакова. В начале 1944 года сражаясь в самых опасных участках Ленинградского фронта за город Мга, и проявляя чудеса храбрости, выдержки и стойкости, несколько раз под ожесточенным огнем противника меняя огневые позиции, он поддержал наше наступление. За исключительное мужество 5 февраля 1944 года его представили к ордену Красной Звезды.
К слову сказать, к январю 1944 года гвардии старший лейтенант Ахмет Изнаурович Албаков за выдающиеся воинские подвиги уже дважды был представлен командованием к званию Героя Советского Союза. И оба раза уже на самом верху эту высокую награду "зажимали": срабатывало негласное предписание Кремля - ингушам и чеченцам, которых вот-вот сошлют в студеные казахстанские степи, высоких наград не давать.
Ахмет праздновал свое награждение на привале 23 февраля, в замечательный, праздничный день советской армии, когда за тысячи километров, в горах Кавказа всю его семью грузили в открытые грузовики и вместе остальными односельчанами отправляли из родных мест в товарняках в бессрочную ссылку в голую, голодную степь
.
А еще через три недели за ним самим пришли из особого отдела, разоружили, сорвали погоны и орден и обвинили в измене, как и остальных ингушей и чеченцев, оказавшихся в это время на фронте. Мы можем только догадываться, какая буря негодования, горечи, невозможности поверить в случившееся бушевала в душе двадцативосьмилетнего гвардии лейтенанта.
Его отправили в Сибирь, но судить не успели. Героя, взятого с передовой, трудно обвинять в измене Родине.
Конвоиры, хорошо к нему, как фронтовику, относившиеся, разрешили ему зашить и почистить мундир, а, может, и помогли бежать. Об этом мы никогда в точности не узнаем. И он бежал из-под стражи по дороге в Гулаг.
Но бежал не домой, в горы, чтобы вступить в «бандформирование», и не на поиски семьи в Казахстан, он стремился обратно, на фронт! О чем он думал в дороге?
Трясясь на попутках, выдавая себя за сбежавшего из госпиталя, без документов, с риском в любую минуту оказаться снова за решеткой? Что хотел доказать себе? Такое даже в кино трудно представить, но он все-таки добрался до своей части.
И командующий артиллерией генерал Безрук, узнав о возвращении Албакова, поступил также безрассудно, как и Ахмет. Генерал не арестовал Албакова, как можно было бы ожидать, а восстановил его в части под именем Андрея Абалкина, русского по национальности, и немедленно назначил командиром батареи. Счастливое стечение страшных обстоятельств.
И ни один боец части, зная, что покрывает «предателя» и может сам за это поплатиться жизнью, не выдал Ахмета. Вот что такое истинное боевое братство, благородство человеческих сердец, которое покрывает и несправедливость правителей, и межэтническую рознь, и религиозную несовместимость.
Ахмет сражался до конца войны и дошел до Берлина, заслужив при этом еще три боевые награды за мужество. Такая невероятная судьба тянет на создание героической баллады, а человек - на героя национального эпоса.
Знает ли сегодняшний молодой бандит Ахмет Албаков, убивший недавно двух инкассаторов за 850 евро и 32 тыс рублей, какое легендарное имя он носит?!
А вот еще один искрящийся оголенный проводок, еще одна исковерканная 23-м февраля судьба, и тоже в своем роде уникальная. История двадцатичетырехлетней Лайсат Байсаровой, комсомольского вожака, члена компартии, счастливой жены и матери.
Комсомолка, спортсменка (занималась стрельбой и альпинизмом) и просто красавица встретила под облаками, во время группового восхождения на Эльбрус, своего будущего мужа Ахметхана, тоже молодого партийца, альпиниста и отличного стрелка. В начале 1943 года у образцово-показательной советской пары родился первенец, названный Шамилем.
В феврале 1944 года они знали о предстоящей депортации, но были согласны с ней. Более того, они агитировали население района не противиться выселению, к тому же им обещали, что их семьи, как преданные делу партии, не тронут.
Будем называть вещи своими печальными именами. Это было предательство собственного народа. Конечно, молодое сознание затуманилось коммунистической пропагандой, но, тем не менее, ими был сделан сознательный выбор в пользу «мировой революции».
Так же, как и выбор высокопоставленных ингушей и чеченцев, которые тоже знали о депортации, но держали это в тайне, опасаясь за собственную жизнь. А может, еще надеялись, что с чудовищем удастся договориться.
Что ж, мы не можем их осуждать, так как не побывали в их незавидной шкуре. Каждый надеется на лучшее. Мы можем только догадываться, о чем были слезы председателя СНК Чечено-Ингушской АССР, когда он брал под козырек, обещая Берии выполнить «все задания, которые будут ему даны в связи с выселением».
И о чем думал кабардинец Зубер Кумехов, когда неожиданно узнал, что братьев балкарцев, с которыми они делят одну республику, будут выселять? Может, его молчание было продиктовано страхом за собственный народ, который при любом его неосторожном слове, мог последовать за балкарским?
Но большая часть территории Кабардино-Балкарии в Приэльбрусье совсем скоро перешла под грузинскую юрисдикцию, со стремительной сменой названий сел и аулов. А самого Кумехова сняли с должности секретаря обкома партии уже 14 марта, через неделю после депортации балкарцев. В услугах молчаливого соглашателя уже не нуждались.
Вот и наши несчастные молодые супруги, Лайсат и Ахметхан, вернувшись 23 февраля после агитационного задания в соседнем районе, нашли свой дом пустым: их годовалого ребенка и бабушку, несмотря на обещания, отправили в ссылку наравне с другими. И наравне с другими они сгинули где-то в холодных киргизских или казахских степях.
В горячке горя молодые родители схватили винтовки, теплую одежду и ушли в горы. И с того дня в донесениях НКВД о мятежных группах, засевших в горах, замелькал особо меткий снайпер, выбирающий, как правило, офицеров в фуражках с синими околышками и даже с большого расстояния всаживающий им пулю в лоб.
Вернее всаживающая. Пуля в лоб - был автограф снайпера Лайсат. Их маленькая группа скиталась в горах еще целых полгода, а в августе попала в засаду, в которой погиб Ахметхан.
На этом месте след снайперши или как ее называли «пантеры» НКВД потеряло, со временем решив, что она замерзла в лютые морозы в какой-нибудь заброшенной пещере или умерла с голода, как многие из оставшихся на свободе горцев. Но Лайсат выжила, перешла через перевал, что само по себе геройство, и нашла приют в Грузии, сменила фамилию, залегла на дно.
А через много-много лет ее имя сделали флагом сопротивления кавказских народов, примером для подражания других снайперш и шахидок. А ведь Лайсат не была ни борцом за чистоту веры, ни борцом за независимость Ингушетии. А лишь несчастной, обманутой в своих юношеских мечтах, матерью.
Думал ли отец народов, какую кровоточащую занозу, всаживает он в тело страны, подгадывая выселение своих неугодных "детей" под общенациональные, всенародные праздники? Или его интересовала только утилитарная польза, возможность прикрыть приготовлениями к праздникам подготовку к депортации? Сколько еще горьких ответов предстоит нам найти на горькие вопросы нашей истории, чтобы она осталось общей.
Горько, что всероссийский праздник военных, когда малыши с усердием рисуют своим папам поздравительные открытки, а девочки дарят мальчикам - одноклассникам конфеты, этот славный день защитника отечества в судьбе многих народов северного Кавказа остается черным днем календаря, депортации, изгнания, погибели.
Мы осторожно тянем за один из искрящихся проводков: были ли северо-кавказцы дезертирами? И с изумлением натыкаемся даже у Авторханова на рассказ о постоянной «утечке военных кадров». Например, командующий 114-й кавалерийской дивизии полковник Мамсуров, в которую были призваны многие уроженцы Кавказа, скупо рапортует:
«Мы прошли все стадии формирования и подготовки, мы загрузили лошадей и снаряжение в поезд, чтобы отбыть на фронт в направлении Ростова. По дороге я получил множество донесений о массовом дезертирстве. Ситуация стала угрожающей. Процесс не прекращался, на одном из вокзалов у нас уже не было ни одного человека, который мог бы накормить лошадей, а в районе Ростова уже представлялось невозможным передвижение дивизии в качестве боевой единицы.
У нас больше не было списка боевого снаряжения, в материальной службе не осталось персонала, пропало и огнестрельное и холодное оружие. 114 кавалерийскую дивизию пришлось распустить, и она прекратила свое существование». По донесениям НКВД из рядов дивизии дезертировали 850 бойцов.
Просто оторопь берет. Не только сами сбежали, но еще и стащили все вооружение, какое смогли. Даже странно, что такое безобразие могло приключиться в режимное советское время.
Но из кавказского клубка торчит еще один оголенный хвостик:
Трагическая судьба ингуша, старшего гвардии лейтенанта Ахмета Албакова. В начале 1944 года сражаясь в самых опасных участках Ленинградского фронта за город Мга, и проявляя чудеса храбрости, выдержки и стойкости, несколько раз под ожесточенным огнем противника меняя огневые позиции, он поддержал наше наступление. За исключительное мужество 5 февраля 1944 года его представили к ордену Красной Звезды.
К слову сказать, к январю 1944 года гвардии старший лейтенант Ахмет Изнаурович Албаков за выдающиеся воинские подвиги уже дважды был представлен командованием к званию Героя Советского Союза. И оба раза уже на самом верху эту высокую награду "зажимали": срабатывало негласное предписание Кремля - ингушам и чеченцам, которых вот-вот сошлют в студеные казахстанские степи, высоких наград не давать.
Ахмет праздновал свое награждение на привале 23 февраля, в замечательный, праздничный день советской армии, когда за тысячи километров, в горах Кавказа всю его семью грузили в открытые грузовики и вместе остальными односельчанами отправляли из родных мест в товарняках в бессрочную ссылку в голую, голодную степь
.
А еще через три недели за ним самим пришли из особого отдела, разоружили, сорвали погоны и орден и обвинили в измене, как и остальных ингушей и чеченцев, оказавшихся в это время на фронте. Мы можем только догадываться, какая буря негодования, горечи, невозможности поверить в случившееся бушевала в душе двадцативосьмилетнего гвардии лейтенанта.
Его отправили в Сибирь, но судить не успели. Героя, взятого с передовой, трудно обвинять в измене Родине.
Конвоиры, хорошо к нему, как фронтовику, относившиеся, разрешили ему зашить и почистить мундир, а, может, и помогли бежать. Об этом мы никогда в точности не узнаем. И он бежал из-под стражи по дороге в Гулаг.
Но бежал не домой, в горы, чтобы вступить в «бандформирование», и не на поиски семьи в Казахстан, он стремился обратно, на фронт! О чем он думал в дороге?
Трясясь на попутках, выдавая себя за сбежавшего из госпиталя, без документов, с риском в любую минуту оказаться снова за решеткой? Что хотел доказать себе? Такое даже в кино трудно представить, но он все-таки добрался до своей части.
И командующий артиллерией генерал Безрук, узнав о возвращении Албакова, поступил также безрассудно, как и Ахмет. Генерал не арестовал Албакова, как можно было бы ожидать, а восстановил его в части под именем Андрея Абалкина, русского по национальности, и немедленно назначил командиром батареи. Счастливое стечение страшных обстоятельств.
И ни один боец части, зная, что покрывает «предателя» и может сам за это поплатиться жизнью, не выдал Ахмета. Вот что такое истинное боевое братство, благородство человеческих сердец, которое покрывает и несправедливость правителей, и межэтническую рознь, и религиозную несовместимость.
Ахмет сражался до конца войны и дошел до Берлина, заслужив при этом еще три боевые награды за мужество. Такая невероятная судьба тянет на создание героической баллады, а человек - на героя национального эпоса.
Знает ли сегодняшний молодой бандит Ахмет Албаков, убивший недавно двух инкассаторов за 850 евро и 32 тыс рублей, какое легендарное имя он носит?!
А вот еще один искрящийся оголенный проводок, еще одна исковерканная 23-м февраля судьба, и тоже в своем роде уникальная. История двадцатичетырехлетней Лайсат Байсаровой, комсомольского вожака, члена компартии, счастливой жены и матери.
Комсомолка, спортсменка (занималась стрельбой и альпинизмом) и просто красавица встретила под облаками, во время группового восхождения на Эльбрус, своего будущего мужа Ахметхана, тоже молодого партийца, альпиниста и отличного стрелка. В начале 1943 года у образцово-показательной советской пары родился первенец, названный Шамилем.
В феврале 1944 года они знали о предстоящей депортации, но были согласны с ней. Более того, они агитировали население района не противиться выселению, к тому же им обещали, что их семьи, как преданные делу партии, не тронут.
Будем называть вещи своими печальными именами. Это было предательство собственного народа. Конечно, молодое сознание затуманилось коммунистической пропагандой, но, тем не менее, ими был сделан сознательный выбор в пользу «мировой революции».
Так же, как и выбор высокопоставленных ингушей и чеченцев, которые тоже знали о депортации, но держали это в тайне, опасаясь за собственную жизнь. А может, еще надеялись, что с чудовищем удастся договориться.
Что ж, мы не можем их осуждать, так как не побывали в их незавидной шкуре. Каждый надеется на лучшее. Мы можем только догадываться, о чем были слезы председателя СНК Чечено-Ингушской АССР, когда он брал под козырек, обещая Берии выполнить «все задания, которые будут ему даны в связи с выселением».
И о чем думал кабардинец Зубер Кумехов, когда неожиданно узнал, что братьев балкарцев, с которыми они делят одну республику, будут выселять? Может, его молчание было продиктовано страхом за собственный народ, который при любом его неосторожном слове, мог последовать за балкарским?
Но большая часть территории Кабардино-Балкарии в Приэльбрусье совсем скоро перешла под грузинскую юрисдикцию, со стремительной сменой названий сел и аулов. А самого Кумехова сняли с должности секретаря обкома партии уже 14 марта, через неделю после депортации балкарцев. В услугах молчаливого соглашателя уже не нуждались.
Вот и наши несчастные молодые супруги, Лайсат и Ахметхан, вернувшись 23 февраля после агитационного задания в соседнем районе, нашли свой дом пустым: их годовалого ребенка и бабушку, несмотря на обещания, отправили в ссылку наравне с другими. И наравне с другими они сгинули где-то в холодных киргизских или казахских степях.
В горячке горя молодые родители схватили винтовки, теплую одежду и ушли в горы. И с того дня в донесениях НКВД о мятежных группах, засевших в горах, замелькал особо меткий снайпер, выбирающий, как правило, офицеров в фуражках с синими околышками и даже с большого расстояния всаживающий им пулю в лоб.
Вернее всаживающая. Пуля в лоб - был автограф снайпера Лайсат. Их маленькая группа скиталась в горах еще целых полгода, а в августе попала в засаду, в которой погиб Ахметхан.
На этом месте след снайперши или как ее называли «пантеры» НКВД потеряло, со временем решив, что она замерзла в лютые морозы в какой-нибудь заброшенной пещере или умерла с голода, как многие из оставшихся на свободе горцев. Но Лайсат выжила, перешла через перевал, что само по себе геройство, и нашла приют в Грузии, сменила фамилию, залегла на дно.
А через много-много лет ее имя сделали флагом сопротивления кавказских народов, примером для подражания других снайперш и шахидок. А ведь Лайсат не была ни борцом за чистоту веры, ни борцом за независимость Ингушетии. А лишь несчастной, обманутой в своих юношеских мечтах, матерью.
Думал ли отец народов, какую кровоточащую занозу, всаживает он в тело страны, подгадывая выселение своих неугодных "детей" под общенациональные, всенародные праздники? Или его интересовала только утилитарная польза, возможность прикрыть приготовлениями к праздникам подготовку к депортации? Сколько еще горьких ответов предстоит нам найти на горькие вопросы нашей истории, чтобы она осталось общей.