Недавно прочитал и все еще нахожусь под впечатлением от «Путешествия на край ночи» Селина. Когда то прочитал его «Смерть в кредит» Уж очень тяжелой тогда показалась книга и писатель. И вот случайно, спустя 10 лет попалась под руку его вторая книга
Читая ее , ловил себя на мысли, что сравниваю постоянно и ищу аналогии с Ремарком. Та же война, то же бегство от нее, та же Америка. Вот только, наверное, души в ней меньше или любви….
«В каждой добродетели есть своя порнография»-пишет Селин.
А порнографией всего человечества является война, которую герой ненавидит и от которой бежит сначала в африканские джунгли, а потом в человеческие джунгли Америки, которые много страшнее настоящих
….. Автор и его герой ищут и находят тот край ночи, ту грань, которая разделяет божественное и животное в человеке и балансируя на этой грани, рассказывают о своей жизни.
Наверное , это стоит почитать Хотя бы для того, чтобы ощутить эту грань и чтобы посмотреть внутрь себя на краю нашей ночи…..
И еще.. Почитайте и вкусите философию Луи Фердинанда Селина:
А хуже всего вот что: ты принимаешься ломать себе голову, найдется ли у
тебя завтра достаточно сил продолжать то, что делал сегодня и еще много
раньше, где взять сил на хлопоты, на тысячи бесплодных замыслов, на попытки
выбраться из удручающей нужды, попытки, неизменно кончающиеся неудачей, и
все это лишь затем, чтобы лишний раз убедиться в непреодолимости судьбы и
неизбежности падения с той высоты, на которую ты вскарабкался за день и под
которой тебе приходится лежать каждый вечер в страхе перед завтра, все более
неопределенным, все более пакостным.
А может быть, это уже дает о себе знать угрожающий нам предатель
возраст? В нас смолкает музыка, под которую плясала жизнь, -- и все тут.
Молодость ушла умирать на край света, в безмолвие правды. Куда,
спрашивается, идти, когда в тебе уже нет достаточного заряда безумия? Правда
-- это нескончаемая агония. Правда в этом мире -- смерть. Выбирай: умереть
или врать. А я всегда был не способен наложить на себя руки.
В кино было хорошо, уютно, тепло. Оно -- словно объемистый орган,
нежный, как в церкви, но в церкви натопленной, орган -- как бедра. Ни одной
потерянной впустую секунды. Ты словно погружаешься в теплую атмосферу
всепрощения. Стоит дать волю этому чувству, и начинает вериться, что мир
наконец обратился к Богу и стал добреть. Ты сам -- тоже.
Тогда во тьме рождаются мечты, зажигаясь от миража движущихся огней.
То, что происходит на экране, не совсем жизнь, но оставляет большое, хоть и
неопределенное место для бедняков, для мечтаний и для мертвых. Надо только
не мешкать и успеть вдоволь наглотаться мечты: это поможет тебе прорваться
сквозь жизнь, поджидающую тебя у выхода из зала, продержаться еще какое-то
время среди жестоких вещей и людей. Из мечтаний выбираешь те, что лучше
всего согревают душу. Я лично предпочитаю похабные. Нечего выпендриваться:
бери от чуда то, что можно унести с собой. Блондинка с незабываемым бюстом и
шеей нарушила немоту экрана песней, речь в которой шла об одиночестве. Я
чуть не заплакал вместе с актрисой.
Этот район набит золотом, он -- форменное чудо, и если вслушаться, то
сквозь двери донесется шелест пересчитываемых купюр, легковейное воплощение
Доллара, воистину заменившего Дух Святой, который драгоценнее крови.
Несмотря ни на что, я пожертвовал несколькими минутами и зашел
потолковать со служащими, которые охраняют деньги. Вид у них был грустный,
платили им мало.
Не думайте, что долларопоклонники, входя в банк, могут им пользоваться
как вздумается. Ничего подобного. Они говорят с Долларом вполголоса,
нашептывая ему что-то через небольшую решетку, ну прямо-таки исповедуются.
Тишина почти полная, лампы мягкие, крошечное окошечко под высоким потолком
-- и все. Вот только гостию здесь не глотают. Ее кладут на сердце. Долго
любоваться этим мне не пришлось. Пора было снова вслед за прохожими
отправляться по улице между двумя мрачными стенами.
Теперь было уже поздно воскрешать молодость. Я больше не верил, что это
удастся. Мы стареем быстро, к тому же бесповоротно, и замечаем это, когда,
сами того не желая, свыкаемся со своими несчастьями. Природа сильнее нас,
тут уж ничего не попишешь. Она пробует нас в одном жанре, и из этого жанра
не выскочишь. Я, например, пошел путем тревог. Мы постепенно безотчетно
входим в роль и примиряемся со своей судьбой, а когда оборачиваемся,
оказывается, что менять ее слишком поздно. Вы живете уже в вечной тревоге, и
так, само собой разумеется, будет всегда.
Вода плескалась у ног рыболовов, и я присел наблюдать за ними. Я ведь
вправду не торопился, как, впрочем, и они. Для меня как бы настал момент,
возможно, возраст, когда начинаешь сознавать, сколько теряешь с каждым
уходящим часом. Но ты еще не набрался достаточно мудрости, необходимой для
того, чтобы с ходу остановиться на дороге времени, да если бы даже это тебе
и удалось, ты все равно не знал бы, что делать без неистового стремления
вперед, которым был одержим и которым так восхищался в молодости. Правда, ты
уже куда меньше гордишься своей молодостью, но и не смеешь еще прямодушно
заявить, что она -- всего лишь движение к старости.
Ты обнаруживаешь в своем юродивом прошлом столько смешного, столько
обмана и дурацкой доверчивости, что тебе, пожалуй, хочется разом перестать
быть молодым, дождаться, чтобы молодость оторвалась от тебя, ушла,
отделилась и ты осознал всю ее суетность, попробовал на ощупь ее пустоту,
дал ей еще раз пройти перед тобой и убедился затем, что она исчезла, --
дождаться этого, а уж тогда в свой черед перейти на другую сторону времени и
воочию увидеть, что представляют собой люди и вещи
Может быть, и в нас, и на земле, и на небе страшно
только одно -- то, что не высказано вслух. Мы обретем спокойствие не раньше,
чем раз навсегда выскажем все; тогда наконец наступит тишина, и мы
перестанем бояться молчать. Так когда-нибудь и будет.
Шар сначала катится неистово и шумно, а в конечном счете попадает в
никуда. Мы -- тоже, и земля нужна лишь для того, чтобы мы все в ней
встретились. Тетке Бебера осталось недолго -- ее двигательный ресурс почти
исчерпан. Мы не можем встретиться друг с другом, пока живы. Слишком много
красок рассеивают наше внимание, слишком много людей суетится вокруг. Мы
встречаемся чересчур поздно и молча, встречаемся после смерти. Мне тоже
придется еще посуетиться, прежде чем уйти отсюда
Любовь, когда ей
препятствуют нищета и большие расстояния, похожа на любовь моряка -- она
неоспорима и удачна. Во-первых, когда частые встречи исключаются, нет смысла
скандалить друг с другом, а это уже серьезный выигрыш. Жизнь -- распухшее от
лжи безумие, поэтому чем дальше любовники друг от друга, тем легче, к
обоюдному удовольствию, заполнить разным враньем дистанцию между ними; это
естественно и закономерно. Правда -- вещь несъедобная.
. Поменьше торчать перед глазами -- в этом весь секрет, особенно в любви.
За несколько месяцев любая комната меняется, даже если в ней ничего не
передвигали. Какими бы старыми и обшарпанными ни были вещи, у них неизвестно
откуда берутся силы постареть еще больше. Вокруг нас все изменилось.
Конечно, не меблировка, но сами ее предметы изменились, так сказать, в
глубину. Когда их видишь снова, они уже другие, они словно проникают в нас с
большей силой и печалью, глубже и кротче, чем прежде, тают в том своего рода
умирании, которое изо дня в день, медленно, незаметно, трусливо совершается
в нас и которому мы день ото дня приучаемся все меньше сопротивляться. От
раза к разу мы видим, как блекнет и увядает в нас жизнь, а с ней люди и
вещи, которые, когда мы расстались с ними, были для нас привычными,
дорогими, иногда грозными. Страх конца избороздил их морщинами, пока мы
гонялись по городу за удовольствиями и хлебом насущным.
Вскоре на нашем пути вокруг нас остаются лишь безобидные, жалкие,
обезоруженные люди и вещи -- ничего, кроме навсегда умолкших ошибок.
Когда спустя годы думаешь о прошлом, тянет иногда точно восстановить в
памяти слова, сказанные определенными людьми, и самих этих людей, чтобы
спросить у них, что они хотели сказать. Но они уже ушли! А тебе недостало
образования, чтобы их понять. А ведь как недурно было бы проверить, не
изменились ли с тех пор их воззрения. Нет, слишком поздно! Все кончено. О
них больше ничего не известно. И вот приходится в одиночку продолжать свой
путь через ночь. Ты потерял своих подлинных спутников. Даже не поставил им
главный, настоящий вопрос, пока еще было время. Ты был рядом с ними и не
знал, о чем надо спросить. А люди исчезли. Впрочем, мы вечно во всем
опаздываем. Сожалениями же сыт не будешь.
Быть может, непомерная тяжесть существования как раз и объясняется
нашими мучительными стараниями прожить двадцать, сорок и больше лет разумно,
вместо того чтобы просто-напросто быть самими собой, то есть грязными,
жестокими, нелепыми. Кошмар в том, что нам, колченогим недочеловекам, с утра
до вечера навязывают вселенский идеал в образе сверхчеловека.
Мы слишком беспечно относимся к словам. Они вроде ничего не
значат и уж подавно не несут в себе никакой опасности: так, ветерочки, звуки
изо рта, от них ни жарко ни холодно, и как только они проходят через ухо, им
ничего не стоит увязнуть в огромной серой рыхлой скуке мозга. Вот мы их и не
опасаемся, а беда уже тут как тут.
Бывают слова вроде булыжников. Затерянные в общей куче, они совершенно
неприметны и вдруг -- бац! -- вгоняют в дрожь всю вашу жизнь, всю целиком,
со всем слабым и сильным, что сидит в вас. И тут наступает паника. Обвал. И
болтаетесь вы, как висельник, над своими переживаниями. Над вами грянула и
прошла буря, чересчур для вас сокрушительная, такая неистовая, что, казалось
бы, ваши волнения ничего подобного и вызвать-то не могли... Нет, не умеем мы
остерегаться слов, как надо бы, -- вот мой вывод.
лучше не бывает
- 10
Произведение:
Путешествие на край ночи Мой профиль на
Имхонет