Сеть Арахны
Дом удивительным образом начинает воздействовать даже на прошлое. Воспоминания не то, чтобы совсем меняются, но перестраиваются в новом порядке, группируются и составляют фигуры. Они пристраиваются к Дому, привязываются разными ниточками, перекидывают мостики и постепенно расширяют его территорию. Дом терпит, тем более, что остановить этот процесс невозможно, да и, по правде говоря, он сам это и спровоцировал. Это ни что иное, как растущая сеть Арахны.
"Тишина. Чердак - самое тихое место в мире. Струящиеся из-под пальцев Слепого отрывистые, дрожащие звуки заполняют его. Слепой плохо представляет, чего он хочет. Это должно быть как сеть. Как ловчая сеть Арахны - огромная для нее и незаметная для других. Что-то, что и ловушка, и дом, и весь мир. Слепой играет. Впереди ночь. Он выводит знакомые мелодии. То, что получается красиво у Горбача, у него сухо и оборванно по краям. Только свое у Слепого получается красивее. В погоне за этим «своим» он не замечает шагов проходящей ночи - и она проходит мимо, сквозь него и сквозь чердак, одну за другой унося его песни. Арахна делается все больше. Она заполняет свой угол и выходит за его пределы; серебряная паутина опутывает весь чердак, в центре ее - Слепой и огромная Арахна. Арахна вздрагивает, и ее ловчая сеть вздрагивает вместе с ней - прозрачная паучья арфа от пола до потолка. Слепой чувствует ее вибрацию, слышит звон, бесчисленные глаза Арахны жгут ему лицо и руки - он улыбается ей, уже зная, что получается именно то, чего он хотел. Еще не совсем, но уже близко.
Они играют вдвоем, потом - втроем с ветром, запевшим в трубах. Вчетвером - когда к ним присоединяется серая кошачья тень.
Когда Слепой обрывает песню, сразу исчезает в пыльном углу Арахна, уменьшившись до размеров ногтя, а кот утекает в напольную щель. Только взбесившийся ветер продолжает выть и стучать по трубам, рвется в слуховое окно, дергает раму… Стеклянный дождь - и он врывается внутрь, засыпая дощатый пол мусором и снегом.
Не обращая внимания на осколки, Слепой проходит по ним босиком. Подойдя к звездообразной дыре, протягивает руку в рамку стеклянных ножей, берет с крыши снег - пушистый и мягкий под твердой коркой - и пьет его с ладони.
- Я пью облака и замерзший дождь. Уличную копоть и следы воробьиных лапок. А что пьешь ты, Арахна?"
Я буду размещать тут, постепенно добавляя, разные эпизоды из жизни, своей и чужой, явно вписанные в атмосферу Дома, с ним перекликающиеся, расширяющие его пространство, входящие в сеть Арахны.
1. Кузнечик
Я стою в огромном зале аэропорта, встречаю кого-то. Метрах в 50-то от меня - группа довольно бесцветных личностей. Все они среднего возраста, средней полноты и в неопределённого цвета одежде.
Вдруг из этой группы, как пробившийся сквозь асфальт росток, выскакивает мальчик - в ярко-зеленом, худенький и очень прыгучий. Он начинает скакать вокруг как на невидимых пружинках, не останавливаясь и не уставая. Ему лет 6, у него тонкие ножки и, видимо, какой-то моторчик внутри. Постепенно он упрыгивает так, что скрывается из виду, и от бесцветных отделяется женская фигура. Он припрыгивает обратно и начинает накручивать круги вокруг них, так что я уже волнуюсь, смогут ли они выйти. Но тревожней, конечно, за него. Он лёгок, безмятежен и пока не понимает, что обречен на борьбу. И нет никакой гарантии, что победит.
Мне пора. Оглядываюсь в последний раз, - Пока, Кузнечик. Мы больше не увидимся.
...............................................................................................................
"Они появились перед Домом жарким августовском днём, в час, не дающий теней. Женщина и мальчик". Я соскучилась по тебе, Кузнечик! Я, видимо, очень здорово по тебе соскучилась.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
2. А это не моё переживание, а одной моей подруги, Тальи Стегни. Она написала в ФБ, но это так близко Дому и Лесу, что перенесу сюда:
Лет так прилично тому назад со мной произошла удивительная вещь. Я тогда не была никакой не религиозной, а просто мучилась и пыталась разными возможными и почти невозможными способами понять, что отличает осмысленную и полноценную жизнь от состояния жвачного похотливого и агрессивного животного. Читала всякие разные книжки для этого. Вела мало приятный образ жизни, довольно бурный и бестолковый.... И искала любовь. Не секс, который, как вы понимаете, и искать-то не надо, не болотистый уют, покрытый ряской дрязг... Искала смысл жизни, искала саму жизнь, где люди не насилуют друг друга в прямом и переносном смысле, не требуют и отбирают, где твоя душа не превращается в сортир мирового дерьма разного формата.
И вот после всякого и разного пришло ко мне удивительное чувство. Чувство любви ко всем окружающим, чувство, стирающее все границы и определения, чувство, дающее радость и полноту существования моей тогда несчастной израненной душе, наивно не верящей, что то, что происходит вокруг и есть реальность. (Сейчас я ЗНАЮ, что не это реальность, а тогда - подозревала...) Это было единение со всем окружающим миром, не борьба с ним, не изучение, а именно единство. Мир оказался не снаружи. Он действительно оказался внутри меня - сосны раскачивались в моей груди, солнце сияло не над головой, а в голове, а в теле была та самая легкость лани... А люди... Когда я сидела (стояла) в автобусе и смотрела на людей, когда я встречалась с кем-нибудь взглядом, я видела, что лицо человека меняется. Я улыбалась. И мне улыбались в ответ. Мир по-настоящему преображался. Что-то тяжелое и холодное таяло в окружающих меня людях...
Это продолжалось около недели. Потом нечистота подкралась незаметно... Все вернулось на круги свои... Все, но не совсем... Осталось воспоминание, которое было ярче это мнимой реальности. Осталось знание, что ЭТО действительно возможно... И с этим знанием можно продолжать жить.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
3. Evdokia Smirnova Страшенная история с элементами Могильника.
Когда мне было 6 лет, я заболел неукротимой рвотой на нервной почве и меня на скорой упекли в Раухфуса, кажется. Жуткое место, полнре замогильного света и пауков в белых халатах. Мне было плохо, я зеленел и мужественно готовился к смерти, пока мне ставили капельницы. Потом меня перевезли в палату и оставили спать в незнакомом печальном и нервном месте. А на утро... кого вы думаете я увидел? Рыжую рыжую девочку, влезшую ко мне на кровать и без всяких церемоний размахивающую надо мной игрушечным гусем. Помню, она еще объяснила мне, что это гусь-супермэн. И у него - кряк кряк- сейчас закончится топливо для реактивного ранца. Топливо закончилось и гусь с криком упал. Мне на живот.
А потом мы делали некие противогазогермошлемы из отрезанных горлышек пластиковых бутылок от боржоми и есентуков (их надо одеть на рот и нос и - чмок-присосать к лицу) и летали в космос, сидя на столе. А так же с подоконника следили за котами во дворе, где стояла помойка. И подушками кидались, когда мне стало лучше. И еще вылизовали лимонную прослойку из печенья, выдаваемого на ужин. И всё б хорошо, если бы перед выпиской из сего могильника мне не решили взять кровь из вены.
Тут я могу собой гордиться. Противостояние паучьим замыслам было на уровне, конечно, не совсем Волка, но, думаю, он бы оценил. Я орал и брыкался, царапался и кусался, шипел и завывал - ведь рыжая девочка раз и навсегда объяснила: кровь берут, чтобы проверить количество глюкозы - достаточно ли сладкая для вампиров. Меня пришлось силой взгромождать на какой то железный стол, так как усадить брыкающегося дурачка не представлялось возможным. Помню этот звук ног колотящих в железо и вопль: помогите!
Потом сбежалось штук 5 толстенных медсестер в белых халатах и шапочках над большими лицами. Они поймали мои молотящие ноги и столпились вокруг меня, толкая друг друга широкими бёдрами и намертво прижимая мрё тело к столу. При этом, все они кудахтали: помогаем! помогаем! Но рот они мне не заткнули. Я орал.
P.S.: представляю, как стыдно было моей маме, которая, естественно была рядом почти всё допустимое время. Видимо, кроме дня взятия крови.