"Говорящее дерево"
Вам что-нибудь говорит фамилия Азбухановы? Да? Замечательно! А мне не говорила ничего до вчерашнего дня, и оттого мне даже немного стыдно и неловко: побывала на выставке Инессы и Рашида в Музее-мастерской Конёнкова и не могу понять, как эти имена до сих пор проходили мимо меня. Если в читателях есть такие же, как и я, смотрите и не говорите, что не видели!
Долгое копалась в интернете и ничего не могла найти «человеческого» об этой паре, только статьи в СМИ, только пресс-релизы выставок, только официально, торжественно и сухо. Да, конечно, такая вот информация ошеломляет, если ты до сих пор ни сном ни духом...
«Уникальные произведения художников находятся в коллекциях многих музеев: Государственный музей-заповедник «Московский Кремль», Государственный исторический музей, Музей истории города Москвы, Музей-заповедник «Дмитровский Кремль», Музей «Дом Дягилева С. П.» в Перми, Музей Академии управления Министерства внутренних дел России, Музей народной графики в Сиднее (Австралия); в собраниях Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II, президента России В. В. Путина, в семье первого президента России Б. Н. Ельцина, Папы Римского Иоанна Павла II, королевы Нидерландов Беатрикс, короля Испании Хуана Карлоса II.
Скульпторами выполнены не только более 100 произведений, но также иконостасы, аналои, митрополичье место».
Но мне-то совсем не хотелось после увиденного говорить об «эстетическом принципе языка символов, собранных в единое пространство» или о «технике низкого рельефа», мне интересно было совсем другое - как, когда, почему? Почему семейная пара с фамилией Азбухановы пришла именно к православному искусству, как и когда их заметили и признали? И вдруг меня осенило - надо искать интервью, ведь там-то не будет сухих культурологических рассуждений. Ниже - самое интересное, что нашла. Делюсь: читайте, смотрите фотографии, а еще лучше, при возможности успейте до 13 декабря сходить на Тверской бульвар в Музей Конёнкова и посмотрите на эту красоту своими глазами.
Из интервью Инессы Ивановны Азбухановой корреспонденту сайта «Подмосковье»:
- Инесса, как вы пришли к созданию резных икон, с чего начинали?
- Конечно, к созданию святых образов приходят только через храм. Но у нас действительно была непростая история. Мы оба учились в Абрамцевском художественном училище, еще в советское время. Я - на отделении «Керамика», а Рашид - на отделении «Художественная обработка дерева». Мы поженились и уехали по распределению в Нижний Новгород. В это время только-только начинала возрождаться церковь. На два миллиона населения там было всего три храма. И вот священник попросил нас сделать для Спасо-Преображенского храма резной иконостас. Таких специалистов, как Рашид, в стране было очень мало. А тех, кто согласился бы связаться с этой не слишком популярной тематикой, еще меньше. Тогда ведь религия была еще под запретом. У нас даже проблемы с милицией были.
- Как вы в Подмосковье попали?
- Поменялись на Дмитров. Наверное, профессия сама нас притянула к этому месту. Там Рашид официально, по трудовой книжке, работал в единственном действующем храме Казанской иконы Божией Матери. И мы стали создавать резные иконостасы для возрождающихся повсюду церквей и монастырей. Это было невероятно интересно и ответственно. Искали литературу, изучали Византию, буквально по крупицам восстанавливали это забытое искусство. Не только резного иконостаса, но и резной иконы.
- А почему оно было забыто?
- Раньше, в средние века, на Руси было все резное: резной иконостас, иконы, утварь, даже литургические сосуды. Но потом Петр Первый взял курс на Европу, где как раз были популярны живописные изображения. И он резную икону просто запретил. Конечно, совсем она не исчезла - люди продолжали создавать образы. А в культуру нашу икона на рези вернулась уже в конце ХIХ века, когда был основан Исторический музей, в котором стали собирать коллекцию православной резьбы, которая сегодня является одной из крупнейших в России. Оттуда мы очень много знаний почерпнули.
- То есть вы этим стали зарабатывать себе на жизнь?
- Да, Рашид только этим. А я преподавала роспись матрешки. А потом, в 90-е годы, когда открылся железный занавес, мы стали ездить по Европе вместе с нашими друзьями, Дубненским хором мальчиков, которым руководит моя подруга Ольга Миронова. Это было очень интересное и важное время - мы впервые увидели другую культуру. Возможно, как раз тогда складывалось наше художественное мировоззрение… Везде, где только было можно, мы покупали книги и открытки на православные темы - то, что невозможно было найти в России. Иногда ради одного изображения иконы покупалась огромная книга.
- Вы считаете свою работу ремеслом или все-таки искусством?
- Создание икон - это искусство, которое не может существовать без ремесла. Чтобы создать икону, надо достичь определенного умения и мастерства, надо быть асом в своей профессии, обладать глубочайшими знаниями, и только тогда получится настоящий образ. Я в какой-то момент поняла, что мне требуются профессиональные знания, и получила второе образование - искусствоведческое. Ведь православное храмовое искусство - это очень серьезно. Это история, это строгие каноны, от которых нельзя отступать…
- А как же творчество? Оно возможно в рамках церковных канонов?
- В этом-то вся сложность. Надо найти эту золотую середину, уловить гармонию между каноном и собственным творческим решением. Соблюдать каноны и слушать себя. Вот, например, в 1995 году, когда мы делали «Владимирскую Богоматерь», мы впервые решили оставить икону без цвета, как есть. До этого мы все иконы делали в цвете, и считалось, что это в традиции. А тут вспомнили, как студенты из ГДР, когда приезжали в Сергиев Посад, стали жаловаться, что у нас в церквях «темно и страшно», и решили оставить образ светлым. И очень много белых образцов нашли, в том числе в Историческом музее.
- Как вы работаете вдвоем - делаете каждый свою икону или разделяете участки работы?
- Самую тонкую резьбу выполняет Рашид - он в этом гений. Я работаю с цветом. А эскизы мы всегда делаем вместе. Сначала каждый предлагает свои, а потом обсуждаем и приходим к чему-то общему. Скажу честно, дается это нелегко. Много спорим. Но я считаю, что это правильно. В этой борьбе двух начал - женского и мужского - рождается истина и гармония. Икона - это то, с чем нельзя спешить. Она должна выстояться. Это очень серьезное дело. И в нем не бывает мелочей. На создание иконы уходят месяцы. А «Державную Богоматерь» мы создавали около года. Последнюю, «Страстную Богоматерь», делаем уже восемь месяцев и пока не считаем ее законченной. Вообще не совсем правильно говорить - «делать икону». На самом деле делают образ, а уж родится из него икона или нет, это покажет время. Даже в процессе работы образ может проявить свой характер. Например, мы уже точно выяснили, что икона сама определяет свой размер.
- Как это возможно?
- Ты начинаешь делать - и изображение само выбирает размер, а ты должен настраиваться. Так было у нас с новым образом Параскевы Спасо-Влахернской для Спасо-Влахернского женского монастыря. До этого святая еще не изображалась. Ее образ заказывали многим иконописцам, но, несмотря на то, что сохранились даже ее довоенные фотографии, ни у кого эта работа не получалась. В конце концов обратились к нам. Мы тоже не сразу вышли на нужный образ. А потом икона как бы сама подсказала нам и размер, и изобразительный мотив. У Рашида вдруг получилось вырезать руки - и мы сразу поняли, что это она, Параскева. И к рукам уже подтянулось и все остальное.
- Нужна ли для икон какая-то особая древесина?
- Традиционная древесина - липа. Ее всегда для резьбы использовали и в Европе, и у нас. Раньше в храмах не топили, и было очень важно, чтобы дерево сначала забирало влагу, а потом отдавало и не деформировалось. Липа в этом смысле очень подходила. Кроме того, она пластичная, имеет красивый белый цвет и не структурная, что особенно важно, когда нужно вырезать тонкие детали. Еще мы открыли для себя ливанский кедр, дальневосточный орех, алтайскую сосну. Хорошее дерево так принимает краску, что выглядит потом, как будто она сама на нем проступила. Краски мы используем такие же, как у иконописцев. В них только натуральные пигменты, полученные из цветных драгоценных камней. Их просто тонко перемалывают - и получается основа для краски. Раньше у нас такие краски купить было невозможно. Помню, когда мы первый раз поехали в Германию, Штутгарт, то всю сумму, которую разрешалось вывезти - 200 марок, кажется, - мы потратили: я на краски, а Рашид на инструменты.
- На выставке есть целый зал, посвященный резным орнаментальным квадратам с названиями. Что это за жанр? Что за шифры вы используете?
- Мы много лет изучали орнаменты. И эти знания у нас накопились до такой степени, что это уже требовало какого-то дополнительного выхода. Фактически сформировался особый поэтический язык, на котором можно разговаривать на разные темы. Так возник этот новый жанр. Рабочее его название - «ассоциации». На самом деле, занимаясь этими квадратами, Рашид просто отдыхает, восстанавливается после храмовых образов. Садится и ловит энергетически то, что ему приходит, если можно так сказать. После этого мы уже не сомневались, что это «chanelling» - есть такой термин, который означает подключение к небесному каналу, или к Высшему разуму. Это не мистика - просто такой способ творчества.
- Вас считают не только первопроходцами в деле восстановления русской «иконы на рези», но и связующим звеном между Востоком и Западом. Вы бы хотели, чтобы наша церковь, так же как и в Европе, сделала шаг навстречу современному человеку? Чтобы в ней было место современной музыке, авангардному искусству? Чтобы, как на этой выставке, ваши авторские квадраты могли соседствовать там с вашими иконами?
- Надо чтить каноны, но надо и двигаться вперед. Если мы хотим, чтобы народ повернулся лицом к православию, надо, чтобы и православие повернулось лицом к народу.
- Должен ли художник, создающий иконы, вести какой-то особенный образ жизни по сравнению с обычным прихожанином? И нужно ли быть для этого фанатично верующим человеком?
- Если говорить об образе жизни, то, на мой взгляд, это каждодневный труд. Надо, во-первых, очень уважать тему, над которой ты работаешь. Во-вторых, трепетно любить материал, с которым ты работаешь. И третье - это самодисциплина. Никаких поблажек себе. Каждый день вставать и с утра приниматься за работу, не дожидаясь какого-то особого вдохновения. А по поводу веры - да, я верю. Теперь даже в то, что называют православные чудеса. Вы же сами видели на выставке нашу мироточащую икону - она ведь на наших глазах начала мироточить. После этого не поверить невозможно. Но я считаю, что для создания иконы не нужен религиозный фанатизм. Фанатизм - это плохо для любого художника, потому что он слеп и мешает трезво оценивать свою работу. Необходимо получать как можно больше знаний, чтобы иметь возможность взглянуть на свои произведения отстраненно, с некоторой дистанции. И, конечно, оттачивать мастерство. По опыту могу сказать, одной молитвой сделать икону невозможно. Только труд и старание.
-------
К сожалению, не было на выставке ни одной иконы монохромной (свет в музее не самый удачный для их экспозиции), лишь одно такое панно в не самом удачном месте, так что буду ждать их новых выставок, уже в других местах, оказывается, они совсем не редки…
Долгое копалась в интернете и ничего не могла найти «человеческого» об этой паре, только статьи в СМИ, только пресс-релизы выставок, только официально, торжественно и сухо. Да, конечно, такая вот информация ошеломляет, если ты до сих пор ни сном ни духом...
«Уникальные произведения художников находятся в коллекциях многих музеев: Государственный музей-заповедник «Московский Кремль», Государственный исторический музей, Музей истории города Москвы, Музей-заповедник «Дмитровский Кремль», Музей «Дом Дягилева С. П.» в Перми, Музей Академии управления Министерства внутренних дел России, Музей народной графики в Сиднее (Австралия); в собраниях Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II, президента России В. В. Путина, в семье первого президента России Б. Н. Ельцина, Папы Римского Иоанна Павла II, королевы Нидерландов Беатрикс, короля Испании Хуана Карлоса II.
Скульпторами выполнены не только более 100 произведений, но также иконостасы, аналои, митрополичье место».
Но мне-то совсем не хотелось после увиденного говорить об «эстетическом принципе языка символов, собранных в единое пространство» или о «технике низкого рельефа», мне интересно было совсем другое - как, когда, почему? Почему семейная пара с фамилией Азбухановы пришла именно к православному искусству, как и когда их заметили и признали? И вдруг меня осенило - надо искать интервью, ведь там-то не будет сухих культурологических рассуждений. Ниже - самое интересное, что нашла. Делюсь: читайте, смотрите фотографии, а еще лучше, при возможности успейте до 13 декабря сходить на Тверской бульвар в Музей Конёнкова и посмотрите на эту красоту своими глазами.
Из интервью Инессы Ивановны Азбухановой корреспонденту сайта «Подмосковье»:
- Инесса, как вы пришли к созданию резных икон, с чего начинали?
- Конечно, к созданию святых образов приходят только через храм. Но у нас действительно была непростая история. Мы оба учились в Абрамцевском художественном училище, еще в советское время. Я - на отделении «Керамика», а Рашид - на отделении «Художественная обработка дерева». Мы поженились и уехали по распределению в Нижний Новгород. В это время только-только начинала возрождаться церковь. На два миллиона населения там было всего три храма. И вот священник попросил нас сделать для Спасо-Преображенского храма резной иконостас. Таких специалистов, как Рашид, в стране было очень мало. А тех, кто согласился бы связаться с этой не слишком популярной тематикой, еще меньше. Тогда ведь религия была еще под запретом. У нас даже проблемы с милицией были.
- Как вы в Подмосковье попали?
- Поменялись на Дмитров. Наверное, профессия сама нас притянула к этому месту. Там Рашид официально, по трудовой книжке, работал в единственном действующем храме Казанской иконы Божией Матери. И мы стали создавать резные иконостасы для возрождающихся повсюду церквей и монастырей. Это было невероятно интересно и ответственно. Искали литературу, изучали Византию, буквально по крупицам восстанавливали это забытое искусство. Не только резного иконостаса, но и резной иконы.
- А почему оно было забыто?
- Раньше, в средние века, на Руси было все резное: резной иконостас, иконы, утварь, даже литургические сосуды. Но потом Петр Первый взял курс на Европу, где как раз были популярны живописные изображения. И он резную икону просто запретил. Конечно, совсем она не исчезла - люди продолжали создавать образы. А в культуру нашу икона на рези вернулась уже в конце ХIХ века, когда был основан Исторический музей, в котором стали собирать коллекцию православной резьбы, которая сегодня является одной из крупнейших в России. Оттуда мы очень много знаний почерпнули.
- То есть вы этим стали зарабатывать себе на жизнь?
- Да, Рашид только этим. А я преподавала роспись матрешки. А потом, в 90-е годы, когда открылся железный занавес, мы стали ездить по Европе вместе с нашими друзьями, Дубненским хором мальчиков, которым руководит моя подруга Ольга Миронова. Это было очень интересное и важное время - мы впервые увидели другую культуру. Возможно, как раз тогда складывалось наше художественное мировоззрение… Везде, где только было можно, мы покупали книги и открытки на православные темы - то, что невозможно было найти в России. Иногда ради одного изображения иконы покупалась огромная книга.
- Вы считаете свою работу ремеслом или все-таки искусством?
- Создание икон - это искусство, которое не может существовать без ремесла. Чтобы создать икону, надо достичь определенного умения и мастерства, надо быть асом в своей профессии, обладать глубочайшими знаниями, и только тогда получится настоящий образ. Я в какой-то момент поняла, что мне требуются профессиональные знания, и получила второе образование - искусствоведческое. Ведь православное храмовое искусство - это очень серьезно. Это история, это строгие каноны, от которых нельзя отступать…
- А как же творчество? Оно возможно в рамках церковных канонов?
- В этом-то вся сложность. Надо найти эту золотую середину, уловить гармонию между каноном и собственным творческим решением. Соблюдать каноны и слушать себя. Вот, например, в 1995 году, когда мы делали «Владимирскую Богоматерь», мы впервые решили оставить икону без цвета, как есть. До этого мы все иконы делали в цвете, и считалось, что это в традиции. А тут вспомнили, как студенты из ГДР, когда приезжали в Сергиев Посад, стали жаловаться, что у нас в церквях «темно и страшно», и решили оставить образ светлым. И очень много белых образцов нашли, в том числе в Историческом музее.
- Как вы работаете вдвоем - делаете каждый свою икону или разделяете участки работы?
- Самую тонкую резьбу выполняет Рашид - он в этом гений. Я работаю с цветом. А эскизы мы всегда делаем вместе. Сначала каждый предлагает свои, а потом обсуждаем и приходим к чему-то общему. Скажу честно, дается это нелегко. Много спорим. Но я считаю, что это правильно. В этой борьбе двух начал - женского и мужского - рождается истина и гармония. Икона - это то, с чем нельзя спешить. Она должна выстояться. Это очень серьезное дело. И в нем не бывает мелочей. На создание иконы уходят месяцы. А «Державную Богоматерь» мы создавали около года. Последнюю, «Страстную Богоматерь», делаем уже восемь месяцев и пока не считаем ее законченной. Вообще не совсем правильно говорить - «делать икону». На самом деле делают образ, а уж родится из него икона или нет, это покажет время. Даже в процессе работы образ может проявить свой характер. Например, мы уже точно выяснили, что икона сама определяет свой размер.
- Как это возможно?
- Ты начинаешь делать - и изображение само выбирает размер, а ты должен настраиваться. Так было у нас с новым образом Параскевы Спасо-Влахернской для Спасо-Влахернского женского монастыря. До этого святая еще не изображалась. Ее образ заказывали многим иконописцам, но, несмотря на то, что сохранились даже ее довоенные фотографии, ни у кого эта работа не получалась. В конце концов обратились к нам. Мы тоже не сразу вышли на нужный образ. А потом икона как бы сама подсказала нам и размер, и изобразительный мотив. У Рашида вдруг получилось вырезать руки - и мы сразу поняли, что это она, Параскева. И к рукам уже подтянулось и все остальное.
- Нужна ли для икон какая-то особая древесина?
- Традиционная древесина - липа. Ее всегда для резьбы использовали и в Европе, и у нас. Раньше в храмах не топили, и было очень важно, чтобы дерево сначала забирало влагу, а потом отдавало и не деформировалось. Липа в этом смысле очень подходила. Кроме того, она пластичная, имеет красивый белый цвет и не структурная, что особенно важно, когда нужно вырезать тонкие детали. Еще мы открыли для себя ливанский кедр, дальневосточный орех, алтайскую сосну. Хорошее дерево так принимает краску, что выглядит потом, как будто она сама на нем проступила. Краски мы используем такие же, как у иконописцев. В них только натуральные пигменты, полученные из цветных драгоценных камней. Их просто тонко перемалывают - и получается основа для краски. Раньше у нас такие краски купить было невозможно. Помню, когда мы первый раз поехали в Германию, Штутгарт, то всю сумму, которую разрешалось вывезти - 200 марок, кажется, - мы потратили: я на краски, а Рашид на инструменты.
- На выставке есть целый зал, посвященный резным орнаментальным квадратам с названиями. Что это за жанр? Что за шифры вы используете?
- Мы много лет изучали орнаменты. И эти знания у нас накопились до такой степени, что это уже требовало какого-то дополнительного выхода. Фактически сформировался особый поэтический язык, на котором можно разговаривать на разные темы. Так возник этот новый жанр. Рабочее его название - «ассоциации». На самом деле, занимаясь этими квадратами, Рашид просто отдыхает, восстанавливается после храмовых образов. Садится и ловит энергетически то, что ему приходит, если можно так сказать. После этого мы уже не сомневались, что это «chanelling» - есть такой термин, который означает подключение к небесному каналу, или к Высшему разуму. Это не мистика - просто такой способ творчества.
- Вас считают не только первопроходцами в деле восстановления русской «иконы на рези», но и связующим звеном между Востоком и Западом. Вы бы хотели, чтобы наша церковь, так же как и в Европе, сделала шаг навстречу современному человеку? Чтобы в ней было место современной музыке, авангардному искусству? Чтобы, как на этой выставке, ваши авторские квадраты могли соседствовать там с вашими иконами?
- Надо чтить каноны, но надо и двигаться вперед. Если мы хотим, чтобы народ повернулся лицом к православию, надо, чтобы и православие повернулось лицом к народу.
- Должен ли художник, создающий иконы, вести какой-то особенный образ жизни по сравнению с обычным прихожанином? И нужно ли быть для этого фанатично верующим человеком?
- Если говорить об образе жизни, то, на мой взгляд, это каждодневный труд. Надо, во-первых, очень уважать тему, над которой ты работаешь. Во-вторых, трепетно любить материал, с которым ты работаешь. И третье - это самодисциплина. Никаких поблажек себе. Каждый день вставать и с утра приниматься за работу, не дожидаясь какого-то особого вдохновения. А по поводу веры - да, я верю. Теперь даже в то, что называют православные чудеса. Вы же сами видели на выставке нашу мироточащую икону - она ведь на наших глазах начала мироточить. После этого не поверить невозможно. Но я считаю, что для создания иконы не нужен религиозный фанатизм. Фанатизм - это плохо для любого художника, потому что он слеп и мешает трезво оценивать свою работу. Необходимо получать как можно больше знаний, чтобы иметь возможность взглянуть на свои произведения отстраненно, с некоторой дистанции. И, конечно, оттачивать мастерство. По опыту могу сказать, одной молитвой сделать икону невозможно. Только труд и старание.
-------
К сожалению, не было на выставке ни одной иконы монохромной (свет в музее не самый удачный для их экспозиции), лишь одно такое панно в не самом удачном месте, так что буду ждать их новых выставок, уже в других местах, оказывается, они совсем не редки…