Читая мемуары
За годы моей жизни я составил свое собственное представление о России, порожденное как разумом, так и чувством. В моем воображении Россия предстает как страна, которой, подобно сказочной принцессе или Мадонне на старинных фресках, уготована необычайная судьба. Инстинктивно у меня создалось впечатление, что провидение предназначило Россию для великих свершений или тяжких невзгод. А если, тем не менее, случается, что на ее действиях лежит печать посредственности, то я вижу в этом нечто противоестественное, в чем повинны заблуждающиеся отдельные русские, но не гений всей нации.
Разум также убеждает меня в том, что Россия лишь в том случае является подлинной Россией, если она стоит в первых рядах, что только великие деяния способны избавить Россию от пагубных последствий индивидуализма, присущего ее народу, что наша страна перед лицом других стран должна стремиться к великим целям и ни перед кем не склоняться, ибо в противном случае она может оказаться в смертельной опасности. Короче говоря, я думаю, что Россия, лишенная величия, перестает быть Россией.
Это убеждение росло вместе со мной в той среде, где я родился. Отец мой, человек хорошо образованный и воспитанный в определенных традициях, был преисполнен веры в высокую миссию России. Он впервые познакомил меня с ее историей. Моя мать питала к родине чувство беспредельной любви, которое можно сравнить лишь с ее набожностью. Мои три брата, сестра и я сам - все мы гордились своей страной. Эта гордость, к которой примешивалось чувство тревоги за ее судьбы, была нашей второй натурой...
...Я был уверен, что России суждено пройти через горнило величайших испытаний. Я считал, что смысл жизни состоит в том, чтобы свершить во имя России выдающийся подвиг, и что наступит день, когда мне представится такая возможность.
Вообще-то я подменил одно слово в этой цитате, а именно вместо Франции поставил Россию. И вот любопытно: де Голлю это прощается, это не смотрится чем-то ужасно неприличным, когда он вот так высокопарно говорит о Франции. А скажи то же самое кто-нибудь из руссских о России, тут же его бы заклеймили империалистом, фашистом или, как минимум, завели бы речь о "квасном патриотизме", дурновкусии и патетике.
Разум также убеждает меня в том, что Россия лишь в том случае является подлинной Россией, если она стоит в первых рядах, что только великие деяния способны избавить Россию от пагубных последствий индивидуализма, присущего ее народу, что наша страна перед лицом других стран должна стремиться к великим целям и ни перед кем не склоняться, ибо в противном случае она может оказаться в смертельной опасности. Короче говоря, я думаю, что Россия, лишенная величия, перестает быть Россией.
Это убеждение росло вместе со мной в той среде, где я родился. Отец мой, человек хорошо образованный и воспитанный в определенных традициях, был преисполнен веры в высокую миссию России. Он впервые познакомил меня с ее историей. Моя мать питала к родине чувство беспредельной любви, которое можно сравнить лишь с ее набожностью. Мои три брата, сестра и я сам - все мы гордились своей страной. Эта гордость, к которой примешивалось чувство тревоги за ее судьбы, была нашей второй натурой...
...Я был уверен, что России суждено пройти через горнило величайших испытаний. Я считал, что смысл жизни состоит в том, чтобы свершить во имя России выдающийся подвиг, и что наступит день, когда мне представится такая возможность.
Вообще-то я подменил одно слово в этой цитате, а именно вместо Франции поставил Россию. И вот любопытно: де Голлю это прощается, это не смотрится чем-то ужасно неприличным, когда он вот так высокопарно говорит о Франции. А скажи то же самое кто-нибудь из руссских о России, тут же его бы заклеймили империалистом, фашистом или, как минимум, завели бы речь о "квасном патриотизме", дурновкусии и патетике.