Свидетельства и документы об этапировании пленных поляков из Козельска в апреле 1940 г. Ч. 9
«Polka z czapka oficera
Bylem kowalem i zajmowalem sie ostrzeniem narzedzi. Pracowalem z Niemcem, ktory mial na imie Peter. Wiosna 1942 roku, kiedy zrobilo sie cieplo, wynieslismy kuznie polowa na zewnatrz, zeby nam nie zadymiala wagonu. Miejscowi ludzie wiedzieli, ze jestesmy Polakami, ale rzadko prosili nas o troche cukru czy tytoniu. Raczej od nas stronili, ale pewnego dnia podeszla do mnie kobieta - Polka w wieku okolo szescdziesieciu lat, ktora byla zona sowieckiego listonosza. Przywitala sie po polsku slowami "dzien dobry" i zapytala, czy wiem, ze w lesie kilkaset metrow dalej, na tak zwanych Kozich Gorach, leza w ziemi wymordowani polscy oficerowie. Stwierdzila, ze pochowano tam trzy i pol tysiaca zolnierzy, wiec w pierwszym odruchu z niej zadrwilem, bo wydalo mi sie to nierealne. Ten Niemiec, z ktorym pracowalem, zainteresowal sie, co ta kobieta mowi i dlaczego sie smieje. Kiedy wytlumaczylem, o co chodzi, on tez uznal, ze to bzdura. - Wasi oficerowie siedza w niemieckich oflagach i wyjda do domu, gdy skonczy sie wojna - orzekl.
Kobieta poszla, ale nastepnego dnia wrocila z czapka polskiego zolnierza, podporucznika piechoty. Pamietam, ze w srodku bylo wypisane nazwisko Kaczmarek, przydzial wojskowy i nazwa miejscowosci Wlodzimierz na Wolyniu. Podobno ten porucznik wyrzucil swoja czapke z okrzykiem "Jeszcze Polska nie zginela", kiedy na stacji Gniezdowo wyprowadzali go z wagonu do kibitki, czyli karetki wieziennej majacej zawiezc go na miejsce stracenia. NKWD szukalo tej czapki, ale miejscowi ja pierwsi znalezli i dali Polce, zonie listonosza».
( http://katyn.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=945 )
Краткий перевод главного
Там, где работали тодтовцы, жила полька, жена почтальона. Она рассказала, что в нескольких сотнях метров от тех мест в Козьих горах захоронены убитые польские офицеры. Всего три с половиной тысячи. Немец Петер, с которым я работал, притом присутствовал, рассказу польки не поверил и сказал, что офицеры находятся в немецких офлагах, откуда выйдут живыми здоровыми по окончании войны.
Женщина ушла и на следующий день принесла головной убор польского воина подпоручника пехоты. Помню, что на ней была написана фамилия Качмарек, воинская часть и название города Владимир Волынский. Тот подпоручник якобы выбросил свою шапку с возгласом: «Еще Польска не сгинела!», когда на станции Гнездово пленных пересаживали из вагонов в какой-то тюремный автомобиль, на котором его отвезли к месту казни. НКВД ту шапку искало, но местным жителям удалось разыскать ее раньше оперативников, и передать ее польке жене почтальона.
История с рогатувкой, конечно, крайне сомнительна, сильно походит на провокацию, подстроенную ГФП. Но в данном случае это не главное. Существенно, что полька собственными глазами не видела перегрузку пленных на станции Гнездово из вагонзаков в автозак, узнала о том с чьих-то чужих слов. В то, что конвоиры не могли найти рогатувку, не приходится тоже верить, потому что в конвоях обязательно находились служебные собаки, которые легче и удачней всех команд выполняли «Апорт!». И, конечно, всего интереснее то, что ей было откуда-то известно тогда количество захороненных в могилах. Об этом как-нибудь в другом месте в другой раз. Для нас здесь самое главное - это свидетельство о пересадке из вагонзаков в автозак именно на станции Гнездово, а не в Ракитной. Хотя, поскольку мы имеем здесь очередной испорченный телефон, передачу сведений уже, как минимум, через третьи уста, в действительности высадка в автозак могла происходить не в Гнездове, а в Ракитной или пленных высаживали из вагонов в Гнездове, но оттуда далее конвоировали пешими колоннами, а не везли в автозаке. Со слов фон Герсдорффа мы знаем направление их движения, путь мог быть достаточно длинным для того, чтоб по дороге незаметно для охраны обронить или выкинуть шапку. Такая версия получается более правдоподобной. Конечно, поиски рогатувки оперативниками - явная выдумка, но таким образом польский военный головной убор на самом деле мог оказаться у польки.
Таким образом, можно с достаточной уверенностью утверждать, что из Козельска в апреле 1940 г. поляки действительно прибывали сначала в Смоленск, где, по крайней мере, часть из них не оставалась, а следовала в тех же вагонзаках дальше. Так было с партиями, где находились Свяневич и Фуртек, прибывшими в Смоленск 29 апреля. Эшелон из 10 вагонов, в котором они ехали, там был расцеплен минимум на два, соответственно, из шести и четырех вагонов. Вероятней еще расцепление на 3 отдельных состава. Тогда два из них (по 2 вагона) было отправлено по Александровской линии в Гнездово. Видимо, поэтому же Фрутек сообщил, что его партия следовала в двух вагонах - на конечную станцию, в Гнездово, их должно было столько прибыть, а во время его посадки в вагон Козельске их могло находиться на запасном пути столько же. Затем он не мог просто видеть, сколько вагонов было прицеплено еще.
Это позволяет утверждать, что 29 апреля в Гнездово было доставлено 80 или 160 пленных, а в Ракитню 251. После отделения от последней группы Свяневича, на которого еще в Козельске было получено предписание об этапировании его в Москву, в ней осталось 250 человек, которых партиями по 25 человек увезли с запасного пути в Ракитне в невыясненном направлении в автозаке. Если тюремный автобус был один, то ему понадобилось сделать для перевозки 10 рейсов. Если каждый из них занимал по полчаса, то всего лишь на перевозку ушло порядка пяти часов. Если автобусов было больше, допустим, два, то, соответственно, вдвое меньше времени, но крайне сомнительно, чтобы Смоленский УНКВД смог предоставить для этого две спецмашины.
Итого получаем доставленными в Ракитню и Гнездово в сумме от 330 до 410 человек.
Также на основании свидетельства Воеводской мы можем предполагать, что в Гнездове были разгружены доставленные в одиннадцати или пятнадцати вагонзаках соответственно 747 или 1042 пленных.
Впрочем, тут следует оговориться о том, что на военном фото станции Гнездово на обеих колеях видны достаточно длинные нетупиковые запасные пути, не подходящие для разгрузки заключенных. Достаточно вероятно, что именно на одном из них свидетельница и видела 15 вагонов, направлявшихся с Александровской линии далее по Лихарловской в Ракитню. Видно, какой-то более важный поезд следовало пропускать по основному пути.
Итого получаем в сумме минимум 1077, максимум 1452 человека, по которым имеются более менее убедительные основания утверждать, что в апреле 1940 г. они были доставлены из Козельска в Гнездово и Ракитню.
Что же касается дальнейшей судьбы их, а также остальных от 2951 до 3326 из общего числа 4404 отправленных в апреле - начале мая из Козельска в Смоленск, то о том будет отдельный рассказ, который я надеюсь скоро поведать.
Bylem kowalem i zajmowalem sie ostrzeniem narzedzi. Pracowalem z Niemcem, ktory mial na imie Peter. Wiosna 1942 roku, kiedy zrobilo sie cieplo, wynieslismy kuznie polowa na zewnatrz, zeby nam nie zadymiala wagonu. Miejscowi ludzie wiedzieli, ze jestesmy Polakami, ale rzadko prosili nas o troche cukru czy tytoniu. Raczej od nas stronili, ale pewnego dnia podeszla do mnie kobieta - Polka w wieku okolo szescdziesieciu lat, ktora byla zona sowieckiego listonosza. Przywitala sie po polsku slowami "dzien dobry" i zapytala, czy wiem, ze w lesie kilkaset metrow dalej, na tak zwanych Kozich Gorach, leza w ziemi wymordowani polscy oficerowie. Stwierdzila, ze pochowano tam trzy i pol tysiaca zolnierzy, wiec w pierwszym odruchu z niej zadrwilem, bo wydalo mi sie to nierealne. Ten Niemiec, z ktorym pracowalem, zainteresowal sie, co ta kobieta mowi i dlaczego sie smieje. Kiedy wytlumaczylem, o co chodzi, on tez uznal, ze to bzdura. - Wasi oficerowie siedza w niemieckich oflagach i wyjda do domu, gdy skonczy sie wojna - orzekl.
Kobieta poszla, ale nastepnego dnia wrocila z czapka polskiego zolnierza, podporucznika piechoty. Pamietam, ze w srodku bylo wypisane nazwisko Kaczmarek, przydzial wojskowy i nazwa miejscowosci Wlodzimierz na Wolyniu. Podobno ten porucznik wyrzucil swoja czapke z okrzykiem "Jeszcze Polska nie zginela", kiedy na stacji Gniezdowo wyprowadzali go z wagonu do kibitki, czyli karetki wieziennej majacej zawiezc go na miejsce stracenia. NKWD szukalo tej czapki, ale miejscowi ja pierwsi znalezli i dali Polce, zonie listonosza».
( http://katyn.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=945 )
Краткий перевод главного
Там, где работали тодтовцы, жила полька, жена почтальона. Она рассказала, что в нескольких сотнях метров от тех мест в Козьих горах захоронены убитые польские офицеры. Всего три с половиной тысячи. Немец Петер, с которым я работал, притом присутствовал, рассказу польки не поверил и сказал, что офицеры находятся в немецких офлагах, откуда выйдут живыми здоровыми по окончании войны.
Женщина ушла и на следующий день принесла головной убор польского воина подпоручника пехоты. Помню, что на ней была написана фамилия Качмарек, воинская часть и название города Владимир Волынский. Тот подпоручник якобы выбросил свою шапку с возгласом: «Еще Польска не сгинела!», когда на станции Гнездово пленных пересаживали из вагонов в какой-то тюремный автомобиль, на котором его отвезли к месту казни. НКВД ту шапку искало, но местным жителям удалось разыскать ее раньше оперативников, и передать ее польке жене почтальона.
История с рогатувкой, конечно, крайне сомнительна, сильно походит на провокацию, подстроенную ГФП. Но в данном случае это не главное. Существенно, что полька собственными глазами не видела перегрузку пленных на станции Гнездово из вагонзаков в автозак, узнала о том с чьих-то чужих слов. В то, что конвоиры не могли найти рогатувку, не приходится тоже верить, потому что в конвоях обязательно находились служебные собаки, которые легче и удачней всех команд выполняли «Апорт!». И, конечно, всего интереснее то, что ей было откуда-то известно тогда количество захороненных в могилах. Об этом как-нибудь в другом месте в другой раз. Для нас здесь самое главное - это свидетельство о пересадке из вагонзаков в автозак именно на станции Гнездово, а не в Ракитной. Хотя, поскольку мы имеем здесь очередной испорченный телефон, передачу сведений уже, как минимум, через третьи уста, в действительности высадка в автозак могла происходить не в Гнездове, а в Ракитной или пленных высаживали из вагонов в Гнездове, но оттуда далее конвоировали пешими колоннами, а не везли в автозаке. Со слов фон Герсдорффа мы знаем направление их движения, путь мог быть достаточно длинным для того, чтоб по дороге незаметно для охраны обронить или выкинуть шапку. Такая версия получается более правдоподобной. Конечно, поиски рогатувки оперативниками - явная выдумка, но таким образом польский военный головной убор на самом деле мог оказаться у польки.
Таким образом, можно с достаточной уверенностью утверждать, что из Козельска в апреле 1940 г. поляки действительно прибывали сначала в Смоленск, где, по крайней мере, часть из них не оставалась, а следовала в тех же вагонзаках дальше. Так было с партиями, где находились Свяневич и Фуртек, прибывшими в Смоленск 29 апреля. Эшелон из 10 вагонов, в котором они ехали, там был расцеплен минимум на два, соответственно, из шести и четырех вагонов. Вероятней еще расцепление на 3 отдельных состава. Тогда два из них (по 2 вагона) было отправлено по Александровской линии в Гнездово. Видимо, поэтому же Фрутек сообщил, что его партия следовала в двух вагонах - на конечную станцию, в Гнездово, их должно было столько прибыть, а во время его посадки в вагон Козельске их могло находиться на запасном пути столько же. Затем он не мог просто видеть, сколько вагонов было прицеплено еще.
Это позволяет утверждать, что 29 апреля в Гнездово было доставлено 80 или 160 пленных, а в Ракитню 251. После отделения от последней группы Свяневича, на которого еще в Козельске было получено предписание об этапировании его в Москву, в ней осталось 250 человек, которых партиями по 25 человек увезли с запасного пути в Ракитне в невыясненном направлении в автозаке. Если тюремный автобус был один, то ему понадобилось сделать для перевозки 10 рейсов. Если каждый из них занимал по полчаса, то всего лишь на перевозку ушло порядка пяти часов. Если автобусов было больше, допустим, два, то, соответственно, вдвое меньше времени, но крайне сомнительно, чтобы Смоленский УНКВД смог предоставить для этого две спецмашины.
Итого получаем доставленными в Ракитню и Гнездово в сумме от 330 до 410 человек.
Также на основании свидетельства Воеводской мы можем предполагать, что в Гнездове были разгружены доставленные в одиннадцати или пятнадцати вагонзаках соответственно 747 или 1042 пленных.
Впрочем, тут следует оговориться о том, что на военном фото станции Гнездово на обеих колеях видны достаточно длинные нетупиковые запасные пути, не подходящие для разгрузки заключенных. Достаточно вероятно, что именно на одном из них свидетельница и видела 15 вагонов, направлявшихся с Александровской линии далее по Лихарловской в Ракитню. Видно, какой-то более важный поезд следовало пропускать по основному пути.
Итого получаем в сумме минимум 1077, максимум 1452 человека, по которым имеются более менее убедительные основания утверждать, что в апреле 1940 г. они были доставлены из Козельска в Гнездово и Ракитню.
Что же касается дальнейшей судьбы их, а также остальных от 2951 до 3326 из общего числа 4404 отправленных в апреле - начале мая из Козельска в Смоленск, то о том будет отдельный рассказ, который я надеюсь скоро поведать.