...
О внутренних островах, о дрейфующих континентах, о застывших морях, о картах тела, о рыбах в аквариуме, о бабочках в животе, о бабочках на булавках, просто так о бабочках; о нежности, протянувшейся сквозь время, о нежности, растущей внутри, как цветок, как хищный цветок, как яд, как сорняк, как нимфея; о словах, которые нельзя произнести вслух, потому что кому-то больно от звуков твоего голоса; о сочувствии к тем, кто в твоем сочувствии не нуждается, и в тебе самой не нуждается тоже; о детях, ранним утром прячущихся друг от друга за высокими-высокими деревьями, о том, как мне бы хотелось, чтобы он вырос и непременно запомнил - вот это, а то, другое, не помнил совсем; или то, как однажды утром с нашего окна унесло все простыни, и мы ходили во двор собирать их с кустов и деревьев и кто-то незнакомый поздно вечером неожиданно принес нам еще одну, последнюю; или может быть то, как мы сидели в густой траве и ели черешни, и у нас были красные рты и лицо и руки и локти тоже красные, и мы смеялись; о кругах на воде, о следах в небе, о расходящихся рельсах, о подземных норах, облаках над холмами, ветре на холмах; о бесконечной тоске, бесконечной усталости; о не умеющем летать воздушном змее, об угле обзора в 270 градусов, о неправильных часах, вечной сигарете, о картинах в лифте; о девушке с черными волосами, о девушке из музея и еще одной совсем незнакомой девушке; о двух старухах, идущих рядом, рука в руке, дрожащие рты; о прохладных камнях; о мертвых улитках, об улитке в клетке, о листочке салата, о листочке с буквами; о том, как, не имея возможности читать чужие истории, приходится выдумывать свои собственные.