Дом пепельных фигур ч.2
Часть 2
Он сидит в своем кресле и попивает из стакана какой-то, скорее всего алкогольный, напиток, рядом несколько пустых бутылок.
- Сюзанна! Сюзанна! - орет он полупьяно, - Ты, блядь, когда сортир освободишь? Что можно делать в ванной так долго? Ты обещала жить в маленькой спальне, а не в туалете, если ты ищешь вообще самую маленькую комнату в доме, то у меня есть еще чуланчик, там темно и уютно!
За стеной затихает звук льющейся из душа воды и слышится женский голос:
- Я не виновата, что у тебя туалет и ванная совмещенные. Потерпи еще чуть-чуть, уже выхожу.
- И как услышала…, - фыркает он и замолкает.
Буквально через несколько секунд, из ванной вылетает странное существо в ярко красном махровом халате с замотанной полотенцем головой и быстрыми шажками проносится через комнату. Он кричит вслед, изображая ужас:
- Кровавая банши у порога обреченного!
Ухмыляется и идет в туалет. Вдруг раздается звонок в дверь. Он кричит из ванной, что откроет сам. Щелкает ключ в дверном замке. И на пороге слышится взволнованный женский голос:
- Саша, прости, я всегда знала, что нужна тебе. Я не могла тебя бросить в трудную минуту. Пусть у нас раньше все не очень хорошо складывалось, но сейчас все будет так, как должно быть!
- Ты зачем прискакала?
Она раздевается на пороге и входит в комнату. С недоумением смотрит на него и изумленно произносит:
- Что значит прискакала? Ты умираешь или нет?
- Нет… То есть да, я, конечно, умираю…
- Всерьез умираешь? - с недоверием спрашивает она, покосившись на его явно пьяную харю.
- Серьезней некуда, - говорит он, нагибается и, подняв с пола бумажку, протягивает ее женщине.
Она берет листок и несколько раз пробегает по нему глазами, было даже заметно, как ее взгляд скользит по записи. Она поднимает голову, на ее глазах блестят слезы.
- Бедненький, Сашенька. У меня двоюродная бабушка Домна Васильевна с таким же диагнозом скончалась. Бедненький, Сашенька…, - прыскает она слезами и обнимает его, роняя свою голову ему на грудь, и уже вполголоса продолжает, прерывая слова всхлипами. - Еще и группу крови твою они попутали, не врачи, а недоучки сплошь. Ничего не умеют, чему их только учат шесть лет в этих медицинских.
Он понимает, что эту трагедию необходимо как-то прерывать, поэтому сухо говорит:
- Выпить хочешь?
- Нет! - категорично отвечает она.
- А будешь?
- Пожалуй, если совсем капельку, - с сомнением в голосе начинает она и уверенно добавляет. - Только, чтобы успокоиться, взять себя в руки. И помочь тебе…
- Вот и славно, - говорит он и, подгребая на ходу пустые бутылки с пола, идет на кухню.
Гостья осторожно озирается. Подходит к креслу, проводит кончиками пальцев по его спинке, смотрит на них, словно ожидая увидеть какую-то адскую копоть. Затем также проводит рукой по торшеру. Берет и перекладывает с места на место пульт от телевизора. Поправляет диванные подушки. Пододвигает столик к краю дивана и осторожно садится на его краешек. Входит хозяин квартиры с уже знакомым подносом и бутылкой коньяка на нем, яблоками, мандаринами и еще какой-то снедью.
- Ты зачем отмахала столько?
- Столько это сколько? Разве могут какие-то сто километров разделить таких чутких людей, как мы?
- Не сто, а двести пятьдесят…
- Сашенька, тебе виднее. Я подумала, что могу помочь тебе, хоть чуть-чуть. Какие уж тут километры.
- А с работой как же?
- Дак, я уволилась?
- Чтобы поехать ко мне?
- Нет еще в позапрошлом месяце, так всякий фриланс последнее время делала, но уже без определенных обязательств. Могу и отсюда поработать, благо Интернет теперь везде есть?
- Не везде, на даче у меня нет Интернета.
- Дак, у тебя ж и дачи нет. Ты ж ее при последнем разводе жене отписал.
- Это да, развела стерва. Каламбур опять… что-то зачастил.
- Ха-ха, ты такой милый, - сказала она с нежностью в голосе.
- Хуило он! Ты кто такая и что здесь делаешь? - на пороге комнаты стоит Сюзанна в боевом раскрасе. На высоченных каблуках, в обтягивающей мини юбке, из-под которой торчат ажурные резинки черных чулков, декольте гладкой блузки открывает прекрасный вид на телесные ландшафты.
- Пока я там наряжаюсь, чтобы скрасить этому опоссуму предсмертные судороги, он другую в дом привел! Итак, кто мне ответит, что это за «в мире животных» нарисовалось? Я на жизнь в прайде не подписывалась, пусть эта скотина сначала докажет, что в состоянии удовлетворить меня, а потом уж других сучек себе заводит. Итак, что ты за явление природы?
На протяжении всей речи новая гостья недоуменно моргает глазами, переводя взгляд то на Сюзанну, то на Александра, и явно нервничает. Однако хоть и яркое, но долгое вступление дает ей возможность собраться с мыслями.
- Меня зовут Настя, для вас Анастасия Алексеевна. А вас как?
- Саша Сюзанной называет и меня это вполне устраивает, по паспорту Степанида, для своих Пенка. А ты учителка что ли? Пришла и развела здесь урок прилежания.
- Зачем же учительница, просто воспитана и образована.
- Знаешь что, у нас с университетами тоже все в порядке, заканчивали, как положено.
Хозяин квартиры, смеясь, вмешивается в разговор:
- Прям отлично, пока был жив, даже хрену собственному нужен не был, а тут к одру слетелись… Потеха. Женщины, так-то у меня трое детей от двух браков, я вас в наследование включать не планирую.
- Вот гнида ты, Шурик, все-таки. Зачем девушке настроение портишь? - говорит Сюзанна и, виляя бедрами, шествует от двери к креслу.
Она уже собирается в него плюхнуться, но тут хозяин дома чуть орет во все горло:
- Не сметь! Сколько раз можно говорить - не надо садиться в кресло!
Сюзанна фыркает, идет к дивану и садится по центру, закинув ногу на ногу, и с иронией спрашивает:
- А так лучше?
Александр подходит к креслу и привычно опускается в него. В воздухе подвисает пауза.
- Ну? - спрашивает хозяин дома, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Конечно, я уйду. Раз ты не рад меня видеть, то, конечно, уйду.
- Настенька, я рад. Только это для меня очень неожиданно. То есть ты по телефону предупредила, что приедешь, но я, честно признаться, не поверил. Думал, что это лишь повод от меня отвязаться. Ты ведь даже трубку сразу бросила, не договорив.
- Так я сразу стала собираться, чтоб времени не тянуть.
- Вообще, мне просто надо было с кем-то поговорить, рассказать, как страшно мне умирать. Как хочется еще пожить. Как я люблю хорошую выпивку и стройных женщин. А ты раз и бросила…
- Я все поняла, я ухожу…, - говорит Настя с обидой и резко встает с дивана. - Но мне нужно было приехать. Вот, сама не своя, вот, когда Кеша умер, прям, как оборвало. Точно перебили хребтину что ли, хожу, а земли не чувствую. Ем, пью, а вкуса нет совсем. И пусто, пусто так внутри. Вот, я и подумала, что, вот, помогу тебе, и самой легче станет. А то так нехорошо с Кешей вышло, наговорила ему, как дрянь последняя, - говорит она и с явным осуждением глядит на Сюзанну. - А он ранимый, он выпил лишнего и с моста железнодорожного прыгнул, да неудачно. То есть удачно, в воду холодную, но там сваи или бетонные быки какие старые были, покалечился он словом. А уж потом в больнице сердце не выдержало. Переохладился или еще как, только в больницу его еще живого довезли, а там сердце и все.
- Во баба дает, - с улыбкой в сторону, прицокивая, говорит Сюзанна.
- Бр-р-р… Давай по порядку.
- Давай…
- Кеша, значит, умер. Так?
- Да.
- Ты чувствуешь за это некоторую вину. Так?
- Да.
- Остается последний вопрос, а Кеша тебе кто?
- Муж мой, то есть гражданский муж, Иннокентий Алоизович Яц.
- Как? - с явным удивлением спрашивает хозяин дома.
- Чего тут непонятного. Яц, такая, вроде, еврейская фамилия. У тебя вон тоже фамилия смешная.
- И чего смешного в фамилии Жлобень? Нормальная белорусская…
Договорить он не может, потому что, сидевшая уже и без того с зачарованным видом Сюзанна, просто взрывается хохотом.
- Та ты что… Правда что ли… Ухаха… Правда, Жлобень? Шура Жлобень? Ухаха, подохнуть… Шура Жлобень умрет… Все умрут и Жлобень тоже у-у-у! Не-мо-гу…
- А ты разве не знала?
- Нет, ой, нет… Не знала. Я знала, что тебя официантки в барах за глаза называли Кощеем, за то, что у тебя одно яйцо большое и синее, но то, что ты еще и Жлобень, для меня прям открытие. Ой…
Александр явно обижается, ни то за фамилию, ни то за то, что официантки разнесли по всем окрестностям слух о его физическом изъяне. Поэтому он зло прерывает смеющуюся Сюзанну:
- Заткнулась бы ты, дура, мне все-таки умирать скоро. И я еще до смерти хотел бы узнать, кто такой Кеша Яц, - и, уже обращаясь к Насте, более спокойно продолжает. - Настенька, так чего ты мне при встрече не сказала, что у тебя есть муж, и он прямо вот Яц.
- Боялась, что ты не станешь со мной встречаться. Ты мне тогда очень понравился.
- А что муж тебя бросит, ты не боялась?
- Нет, он не такой… Он хороший…
- Был… Был, бля, пока не ебнулся, об какую-то старую железку в реке! Так?
- Да.
- И ты не чувствуешь какой это пиздец? Довела мужика до самоубийства, а теперь поперлась к другому мужику, который и сам через пару месяцев подохнет.
- Да, да, я не права, я сейчас уйду… Просто я думала, что вместе нам будет легче пережить все это.
- Сука! Ты понимаешь, что я этого не переживу? Еще дней шестьдесят - шестьдесят пять и мне пиздец! Вообще пиздец! Я, бля, может вообще твоего Яца встречу. И как я ему в глаза буду смотреть? Вот скажет мне апостол Петр у небесных врат, мол, для вас, господин хороший, особое поручение: будете утешать грешника Яца, чтоб следующий раз знали с кем ебаться, а с кем не ебаться.
- Да ухожу я… ухожу…, - говорит Настя и громко рыдает.
Сюзанна пододвигается к ней, не вставая с дивана, и берет за руку. Поглаживает кисть руки и предплечье всхлипывающей женщины. Смотрит в глаза Александру и томно произносит:
- Пока вы тут выясняли отношения, я вот что подумала, а давай-таки замутим на троих. Ну, а что, тебе жить осталось всего ничего… Мне перед тюрягой самое оно будет развлечься… Ну, и эту учителку, глядишь, и отпустит слегка. Словом, хотите, я вам обоим отсосу или как это называется при таком раскладе?
Александр и Настя в один голос кричат:
- Не-е надо!
Настя выдергивает руку и делает шаг в сторону от Сюзанны. Александр, глядя на заплаканную Настю, бросает, кивая на Сюзанну:
- Да, у нее еще и триппер к тому же, прям ни женщина, а мечта дальнобойщика.
Сюзанна возмущается:
- Неправда, заразу я вылечила, сейчас я чистенькая. А так, смотрите сами, я хотела как лучше.
- Ладно, Настя, оставайся. Проведем последние дни нескучно. У меня там была для особо торжественного случая заныкана бутылка арманьяка, между прочим, моего ровесника. Друзья как-то подарили, а я все не пил, достойного повода ждал. А разве может быть что-то достойнее скорой смерти. Впрочем, пока мы обживаемся, полагаю, и этот славный восьмилетний коньяк вполне сойдет. А смерти мы посвятим отдельное застолье, так сказать, прощальную трапезу.
Часть 3