Война, которой не было
Сегодня приснилась война. Будто мне лет двенадцать, брату - девять, а где родители, мы понятия не имеем. Скитаемся по каким-то деревням, укрываемся от бомбёжек и перестрелок, где можем, пока не прибиваемся к какому-то партизанскому отряду. Я там, вроде как, кашеварю, Никита - помогает. Днём передвигаемся на нескольких грузовиках, ночью встаём лагерем и выставляем часовых. Нам такая жизнь даже нравится начинает. Пока отряд не попадает в засаду.
Вражеские машины, перегородившие дорогу, мы замечаем не сразу. Когда начинается стрельба, нас с братом еле успевают отбросить за какие-то стоящие неподалёку гаражи... или что-то похожее. Пытаюсь высунуться, чтобы посмотреть, как там наши, рядом вжикает пуля, отрывая кусочек кожи. Зажимаю ранку, обнимаю брата и забиваюсь в самый дальний угол, надеясь выжить.
Там, за гаражами этими, нас и находят двое уцелевших из отряда. Остальные убиты. Один из живых - сильно ранен, поэтому идём за помощью в ближайшую деревню. Знаем, что там живут родители одного из погибших мальчишек, они не прогонят. Приходим в их дом и выясняем, что мать того солдатика после смерти старшего из сыновей ослепла и немного сошла с ума. Отец тихо-тихо плачет, узнав, что все его дети погибли, но ей говорить об этом запрещает. Поэтому, когда старушка эта спрашивает у мужа, кто пришёл, он говорит, что сын с друзьями. Она подходит к нашему раненому, которого приняла за сына, гладит его по лицу и повторяет:
- Тишенька, Тишенька мой вернулся, - а он лежит и не знает, как сказать ей, что он Тишенька, а Матвей.
Я смотрю на это со стороны, и мне невыносимо больно. Всхлипываю и просыпаюсь.
Давно не испытывала такого чувства безысходности и невозможности что-то изменить. Вот, что по-настоящему страшно...
Вражеские машины, перегородившие дорогу, мы замечаем не сразу. Когда начинается стрельба, нас с братом еле успевают отбросить за какие-то стоящие неподалёку гаражи... или что-то похожее. Пытаюсь высунуться, чтобы посмотреть, как там наши, рядом вжикает пуля, отрывая кусочек кожи. Зажимаю ранку, обнимаю брата и забиваюсь в самый дальний угол, надеясь выжить.
Там, за гаражами этими, нас и находят двое уцелевших из отряда. Остальные убиты. Один из живых - сильно ранен, поэтому идём за помощью в ближайшую деревню. Знаем, что там живут родители одного из погибших мальчишек, они не прогонят. Приходим в их дом и выясняем, что мать того солдатика после смерти старшего из сыновей ослепла и немного сошла с ума. Отец тихо-тихо плачет, узнав, что все его дети погибли, но ей говорить об этом запрещает. Поэтому, когда старушка эта спрашивает у мужа, кто пришёл, он говорит, что сын с друзьями. Она подходит к нашему раненому, которого приняла за сына, гладит его по лицу и повторяет:
- Тишенька, Тишенька мой вернулся, - а он лежит и не знает, как сказать ей, что он Тишенька, а Матвей.
Я смотрю на это со стороны, и мне невыносимо больно. Всхлипываю и просыпаюсь.
Давно не испытывала такого чувства безысходности и невозможности что-то изменить. Вот, что по-настоящему страшно...