txt #21, final!
и вот! время подошло к концу
писали про "глупцов" и про "зомби"
1 - dancing_king
2 - shtutczer
3 - девочка Оля!
4 - nezya_zahapova
5 - antarair
6 - gall_anonimus
7 - 183cm
8 - lexusagronaft
9 - wampirusy
1.
мы сидели вчетвером за столиком, Леся, Вика, Лексус ну и я конечно. мы не были двумя парочками - Вика ждала своего басиста, Лексуса ждала дома его игривая девочка, а я думал, как ответить на см с реально хорошими стихами от своей - хватит смайлов? или написать, что чертовски понравились? или подыскать не менее охуенную цитату для нее?
- как было круто во времена джейн остин. утонченный этикет, скрытая чувствительность, а потом пришла французская революция, свобода равенство и блядство, и убогие пафосные нищеброды, корчащие из себя романтиков, уничтожили все самое лучшее! - говорила Леся.
- что вы делаете, если люди, с которыми вам нужно общаться, вас бесят? при этом еще и нужно делать вид, что они тебе нравятся? - спросил я.
- как она мне еще никто минет не делал - с довольной улыбкой и мечтательными глазами сказал Лексус. Мы все заткнулись и уставились на него - такая реплика была совсем не в его духе. возникла пауза, во время которой Лексус прокашлялся и протер очки.
потом пришел Олег и принес бутират. хуйня конечно, но лучше ни у кого ничего не было. так мы сидели и радовались, вдруг Олег закашляля. когда он убрал руку ото рта, я заметил на ней кровь. остальные были заняты разглядыванием фактуры дерева, из которого был сделан стол.
- что с тобой? - спросил я
- да подхватил какую-то заразу, - сказал Олег.
потом мы полтора часа обсуждали уменьшительно-ласкательные суффиксы. Вика заснула. Олегу стало плохо и он пошел в уборную.
- нет, пойми, ведь уменьшительные суффиксы на самом деле делают слова длиннее! - говорил я Лексусу.
внезапно я увидел Олега, который выскочил из уборной. он потерял равновесие и упал на столик, за которым сидело пять футбольных фанатов, столик упал вместе с ним. эти ребята вскочили и стали громко негодовать. Олег поднялся на нетвердых ногах и обильно сблевал кровью. "вызовите скорую" - закричал кто-то. "пиздец на хуй" - закричал футбольный фанат. Олег подскочил к этому парню и поцеловал его в губы. фу, подумал я, а Олег все целовал фаната, тот пытался вырваться, а его друг ебанул Олега стулом по спине очень сильно. я подумал, это нехорошо, взял стул и пошел к ним. но я взял стул, на котором сидел, а встать не успел. ебаный бутират, подумал я, соображая, что делать с ногами, как вдруг кто-то стал меня бить. наверное, кто-то из этих сраных фанатов. ненавижу футбол блядь.
еще я успел заметить, что парень после поцелуя с Олегом остался без губы.
а потом я увидел Олега. он вообще был не похож на себя - весь в крови, глаза желтые, рычит. все замерли и прижались к стенам, я лежал на полу. Олег подскочил ко мне и откусил кусок моей ноги. я заорал. фанат без губы откусил кусок от шеи своего друга. тот заорал. их попытались разнять, и в результате повсюду полетели куски мяса. Олег в это время откусил кусок моего предплечья. я сумел отбросить его и наконец встать, было больно до ужаса. Олег без меня не заскучал, подскочил к Лесе, разодрал на ней кофточку и стал вгрызаться в ее грудь. у нее была чертовски красивая грудь. Леся закричала. Футбольные фанаты перестали кромсать друг друга и рванули к Лесе. я схватил стул и стал их хуярить. потому что тоже захотел Лесю. я расхуярил всех, и пока они приходили в себя, я вырвал у Олега девочку, вгрызся ей в губы, затем в шею. при этом я очень странно себя чувствовал - боль ушла, осталось только сильное желание рвать плоть. я отбросил Лесю и подскочил к Лексусу, который жался между углом и музыкальным автоматом. я свернул ему шею и бросил на автомат, после чего вгрызся ему в живот. в это время кто-то оторвал у меня кусок бедра. в бар, между тем, зашла какая-то девушка, закричала и тут же вышла. мы все рванули за ней на улицу.
У Вики зазвонил телефон, она проснулась, башка у нее раскалывалась от бутирата. вокруг был полный кровавый пиздец и куски мяса. недалеко от нее хрипела барменша, пытаясь дотянуться.
- да милый. будь осторожен, вокруг какой-то пиздец. ну конечно, вокруг всегда пиздец. но щас особенный. кровавый. что за шуточки! не будь дураком!
- дурак - тот кто пишет этот текст. еще большие дураки - те, кто его читают, крошка.
- я не понимаю, о чем ты. надеюсь, скоро увидимся дома. целую. люблю, - но последнего слова ее басист уже не слышал.
2.
Мысли рядового болельщика великого клуба Шахтер Донецк
«Утро. Какой чудный день сегодня в Донецке, на работе дали выходной, можно немного повалятся в кровати, посмотреть повтор аналитической передачи Денисова о любимом клубе и происках врагов. Может на митинг сходить.. звали ведь, поддержать любимого президента. Нет.. не пойду, замерзну, да и вечером на футбол! На так горячо любимую, Донбасс Арену. Спасибо гениальному бизнесмену Ахметову, который за свои кровью, и потом заработанные деньги построил нам такое чудо. Сегодня матч Шахтер - Динамо! Это вам не рядовой матч, это матч с извечными врагами и способ доказать что Суркис еще не все купил. Не все продается за грязные деньги бандитов и воров! И есть еще идеалы честности и порядочности, за которые следует бороться. Продажные Киевляне со своими бандитами должны быть повержены и наказаны минимум 5 - 0…
Ладно, хватит валяться, пора вставать. Где то здесь были витаминки, которые нам приносит даром добрый участковый врач каждую неделю. Правда что-то у меня от них как то странно голова последнее время болит, и все время тянет рисовать великого Януковича и Ахметова которые держат на руках маленького Иисуса…
Ах вот же они!! Сладенькие…
Щахтер - чемпион, Донецк - рай, Ахметов - наш бог, шахтер - чемпион, Донецк - рай, Ахметов - наш бог, шахтер - чемпион, Донецк - рай, Ахметов - наш бог……..»
3.
Глупцы
Мне бы хотелось написать что-то такое же толковое, как пишет Саша Васильев в своих песнях. Но получается только какая-то суета в красном прекрасном блокноте с двуглавым орлом.
И кто-то фиксирует все мои буквы, помнит все мои слова. Даже я наверняка помню все свои слова. Примерно половину бы этих слов да убрать, вытереть бы навсегда.
Потому что слова, говорят, строят дома и города и поезда, сажают деревья. А что из моих слов за город получится страшно подумать, что за поезд, что за дом, блин.
Я, кстати, вероятно также помню каждый свой день. Вот вы меня спросите за любой день, любой год, любой час - и я отвечу. Потому что дней было-то всего ничего. Достаточно, правда, если вдуматься, для больших и маленьких дел. Тут никаких предьяв.
Вот однажды, предприняли мы с Фарухом такое дело - большое, как нам показалось. Прыгнули в поезд и терзались в нем семь дней и семь ночей, несясь сквозь все переходы и тоннели русской поздней осени в далекий город Владивосток. Честно хотели куда подальше забраться, чтобы забыть вообще не то что откуда мы, а и вообще кто мы такие.
Вышли во вторник ясным утром на перроне и поняли, что остались по сути дела там же, где и были, никуда не уехали. Ну, может, буквально немного сдвинулись, на расстояние где-то как с. Пуховка Броварського р-ну от Киева.
-- Фарух, любимый друг Фарух, - говорю я, - ты понимаешь, ты головой своей ясной понимаешь, как мы далеко? Как мы далеко, как далеко от дома?
-- Понимаю, -- говорит Фарух, и я его черные усы странно подпрыгивают.
-- И я.
Не знаю, как Фарух, а я точно вру.
Почему все так близко оказывается, так мало простора почему получается. Не ясно.
Внутренняя пара глаз говорит - пустота, никакого рокенролла, никакого Владивостока.
А обычные глаза говорят, что вот же он перед тобой, офигеть же можно, спятили штоле совсем, котики путешественники!?
Обычные глаза, получается, врут. Или внутренние? Или как?
Спятить можно.
Хорошо, что есть другие люди на свете, кроме меня. Я и все остальные люди. Хоть можно посоветоваться, спросить, что есть, чего нет. Или просто вместе выйти в поле и загрустить. Туда, где в серебряном свете луны лежит хитрая гладкая лента реки Вовк, туда, где в толще земли на страшной глубине ожидают трудолюбивых счастливцев невероятные изумрудные клады.
Говорят учёнцы, полюса сорвались со своих мест и помчались искать новые. Говорят, раз в 800 тыс. лет им надоедает, они меняются местами по какому-то тайному сигналу. Тогда реки поворачивают вспять, небо падает на землю, а люди становятся другими.
Я не знаю какими.
Я из злых людей и боюсь перемен.
4.
Страна глупцов
1952 год. Тибет, окрестности Лхасы.
Лама Пасан Цзяньян умирал. Вот уже третьи сутки он сидел в позе лотоса на пустынной скале неподалеку от родного монастыря и созерцал течение облаков над горными хребтами. Он не медитировал, но и не размышлял. Он отрешенно вспоминал события уходящей жизни…
Родился он очень слабым. Родители были уверены, что ребенок не выживет, как двое предыдущих детей, поэтому даже не стали напрягаться и выдумывать необычное имя. Мальчика нарекли Пасан - «пятница», по дню его рождения, и решили, что если он не умрет, то второе имя получит позже.
Он справился. А когда немного подрос, главным его увлечением стала музыка. Еще мальчиком он научился играть на драмьене, и не было для него большей радости, чем внимать флейте неба и вторить ей на своей лютне. Послушать дивные мотивы Пасана приходили люди со всех окрестных деревень, а однажды его заметил старый лама из монастыря Ганден.
«Как удивительно плачет твой драмьен, юноша! Воистину ты слышишь музыку сфер…», - восхитился старый лама. Он предложил Пасану присоединиться к монастырскому служению, а тот с радостью согласился, соблазненный возможностью научиться играть на множестве литургических инструментов.
В монастыре он обрел свое второе имя - Цзяньян, означающее «чудесный звук», за свой удивительный талант извлекать божественные мотивы из всех инструментов - от дунчена до барабанов. Почти семьдесят лет Пасан Цзяньян прожил в монастыре, играя музыку и воплощая в ней гармоническую вибрацию Вселенной. К нему приходил мотив, он подбирал слова, и так рождались его необычные напевы.
Через музыку Пасан Цзяньян открыл для себя суть вещей, пришел к ощущению божественной гармонии и Просветлению. Став ламой, он помогал юным монахам почувствовать Бога, играя им свои удивительные мелодии, - и в обычный день ему удавалось показать духовный свет двум или троим, а в удачную ночь - и нескольким сотням.
Это была прекрасная жизнь, наполненная звуками божественной музыки. Это была жизнь праведника, и Пасан Цзяньян знал, что эта инкарнация разорвала колесо сансары и его душа вольна быть свободной. Лама Пасан Цзяньян сидел в позе лотоса на пустынной скале и готовился навсегда покинуть этот мир.
И он бы давно сделал это, если бы не одна тревожная мысль, которая словно грубой нитью привязала к земле его душу. Пасан Цзяньян понимал, что золотой век тибетской культуры сосчитан. Тибет перешел под контроль Китая всего два года назад, но многие буддийские монастыри уже разрушены и разграблены, а монахи попали в тюрьмы или погибли в горах, спасаясь бегством от завоевателей. Пасан Цзяньян понимал, что пора уходить, не оглядываясь. Но не мог этого сделать.
Он не мог допустить исчезновения того удивительного знания, которое снизошло на него, - знания, что гармония мира и музыкальная гармония - суть одно и то же. Он собирался оставить его своим ученикам, монахам монастыря, но все монастыри будут разрушены, монахи погибнут, а знание потеряется в веках… Лама Пасан Цзяньян сидел в позе лотоса на пустынной скале и понял, что он должен делать. Вечная нирвана подождет. «Вперед, бодхисатва!», - подумал лама Пасан Цзяньян и сделал свой последний вдох.
1986 год. СССР, Ленинград.
Когда Борис играл музыку, часто перед его мысленным взором возникали образы из ниоткуда - залитые солнцем горные хребты и течение облаков над ними. Иногда, растворяясь в музыке, он даже забывал, что вокруг него сотни людей, ради которых он, собственно, здесь. Людей, которым он поет вот уже 15 лет, пытаясь подарить их душам ощущение божественной гармонии. Но такое чувство, что он попал в страну глухих… Или, что еще хуже, - в страну глупцов.
- Борис, а зачем Вы поете?
…Вот моя кровь;
Вот то, что я пою.
Что я могу еще?…
- Насколько интеллектуально, эмоционально и нравственно должен быть подкован слушатель, чтобы понимать Ваши песни?
…И если ты хочешь слушать, то я хочу петь для тебя…
- Я считаю, что песни должны вносить что-то в реальную жизнь. Понятно показывать, как человек может радоваться или страдать. Например, как песни Леонтьева и Пугачевой.
…Мы погасим весь свет, и мы станем смотреть,
Как соседи напротив пытаются петь,
Обрекая бессмертные души на смерть,
Чтоб остаться в живых в этой давке…
- Что Вам дали уже два опубликованных в этом году постановления ЦК партии и Совета министров СССР о концертной деятельности?
И так он поет, но это не нужно им.
А что им не нужно, не знает никто;
Но он окно, в котором прекрасен мир,
И кто здесь мир, и кто здесь окно?
Возвращаясь с выступления, задумчиво выпуская в небо сигаретный дым, Борис пытался понять, что же он пытается донести этим людям. Иногда он сам не понимал, о чем он поет и ему самому казалось, что всё это зря… Но когда он играл музыку, то светлые образы возникали перед его мысленным взором, и Борис понимал, что всё происходит правильно - ведь гармония мира не знает границ.
5.
Зомби подбирались все ближе. Пользуясь последней возможностью, охотник повторял наставления своей прекрасной спутнице:
- Помни, дорогая, главное - целиться в голову!
- Не волнуйся, милый. - Сквозь зубы сказала девушка, и тряхнула головой, откидывая волосы назад. Золотой глянец ее локонов красиво заструился по черному кожаному плащу.
- И не забудь, если зомби укусит человека, то человек превратится в зомби. Если это случится со мной, ты должна быть мужественной, и убить меня!
- О, дорогой, я надеюсь, до этого не дойдет! - Воскликнула девушка и крепче сжала винтовку.
- Что ж. Тогда вперед, и храни нас Бог!
Битва была жаркой, но Майк в который раз оправдал звание непобедимого охотника на этих тварей. Пока зомби медленно подходили, рыча и стеная, он без промаха бил их из винтовки, когда же расстояние стало недостаточным для стрельбы, он выхватил свой любимый мачете и бросился врукопашную.
Ошметки гниющей смрадной плоти летели в разные стороны. Каждый взмах его смертоносного оружия сносил еще одну отвратительную голову с омерзительных плеч не заслуживающих жизни чудовищ.
Когда он услышал за спиной крик, полный страдания, то сразу понял, что случилось необратимое. Отбившись от наседающих тварей, он бросился на помощь своей спутнице, но было поздно. Лишенная человеческого облика, она вперилась в охотника тупым, кровожадным взглядом, и скрюченными руками потянулась к его шее.
- Черт! Вот досада! - Выругался он, и снес былой красавице полбашки. Тело остановилось, словно пытаясь осмыслить, что с ним произошло, и стоит ли продолжать нападение, но, в конечном итоге, рухнуло на землю и затихло.
Позже этим вечером Майк, уставший после охоты, принял ванну и выпивал виски у камина в обществе своего старого друга Феликса.
- Не понимаю я тебя. - Сказал Феликс. - И чего ты всех своих баб туда тащишь? Результат всегда один…
- Видишь ли… - Вздохнул Майк. - Фразу «Пойдем, постреляем в зомби» они любят больше, чем фразу «Дорогая, я нашел другую, всего доброго». А я так не люблю выяснять отношения…
- Ну, ты и трешер, Майк!
- Есть немного, Феликс!
6.
- Итак, тема сегодняшнего сочинения «Как я провёл осенние каникулы» . Условия стандартные, до странички текста, но не буду вас ограничивать. Времени - до конца урока. Сочинения в каменты. Удачного написания!
- Та-ак, чей это палец валяется? Подольский, снова ты откручиваешь себе пальцы? Чем писать будешь? Или снова думаешь откосить, как на физкультуре, когда себе ногу оторвал?
- Тишина,9-Б! Пишем молча, не отвлекаемся! Прекратите этот галдеж!
- Деснянская, ну ты же девочка? Что это за вытекший глаз? И прекрати, наконец, жевать! Что это у тебя, ухо? Где ты его нашла?! Выплюнь! Да не с челюстью же!! Всю тетрадь залила слизью и слюной, ай-ай!
- Десять минут до конца. Дарницкий, закончил уже? Ну куда побежал, ходи нормально! Медленнее, ме-едленее, ещё медленее! Руки выше и взгляд отрешёнее!! Во-от, совсем другое дело!
***
Это были дучшие каникулы. Я пару раз была в библиотеке, где собирались только самые умные люди. Целыми днями мы вели самые интеллектуальные дискуссии. А новый друг подарил мне теорему от Виета. Вечерами мы вели самые интеллектуальные разговоры и решали уравнения ночи напролёт. Отец смотрел на это неодобрительно, а мама улыбалась, и говорила «Вспомни себя в юности!». Очень скучно возвращаться в школу, ко всем этим мозгам, медленнохождению и пропитанию. Вот вы говорите, что это нужно, что б в итоге можно было есть мозги, шаркать по улицам и капать слюной. Ну вот, сели честно, кому нужно это материальное? Это так несовременно.. В общем, без ложной скромности можно сказать, что теперь я по настоящему ботанична!
Голосеева Ыуа, 9-Б класс
Эти каникулы я посвятил подтягиванию себя по школьной программе. Это переходной класс. Поэтому нужно очень старатьс . Для меня очень важно закончить его с отличием. Каждый день я по два часа занимался на тренажёре. Выставлял его на самую медленную скорость, и специально сломал себе ногу, что бы шаркать правдоподобнее. Потом я корчил перед зеркалом страшные морды. Мама говорит, что я просто отвратителен. Меня записали к фониатору, и теперь я могу просипеть слово мозги со ста двадцатью разными интонациями. Я научился вскрывать череп за несколько секунд! С нетерпением я ожидал начало учебного процесса, и вот теперь я полностью готов.
Оболонский Крахк, 9-А
Вот сейчас, вместо того, что б делать что-то я должен сидеть в этом классе, и писать всякую ерунду! Дайте мне свободы!! Все эти шоры. Знания, теоремы-морфемы, мозги - это всё какие-то неправильные ценности. Нужна свобода, да! Всё нужно изменить, вы должны открыть глаза и прекратить жить как в тумане. Очнитесь, зомби!! Вы же мёртвые все, ненастоящие! Всё вокруг нужно разрушить, и начать заново! Свобода и отсутвие правил, фальши и вообще, идите вы с вашим сочинением!!!
Ненавижу Школу, 9-В
7.
- Скажи, что я клевая.
- Ты клевая…
Черт. Сколько раз мы уже проходили «проблему не в тебе».
- … но дело в том, что я убитый.
- Или не хочешь быть живым.
Смотрю на твое лицо и представляю, как землистого цвета кожа сваливается под собственным весом. Ты протягиваешь вперед руки и с истошным хрипом шагаешь по улицам.
Из-под стола наливаешь в чашку ром. Он такого же цвета, как чай, но головокружительный запах не скрыть. Официанты молчат. Говоришь ты.
- Я не хочу дожидаться того момента, когда мы, будучи вместе, начнем ебать друг другу мозг.
Пара за соседним столом как раз этим занята. Она в возрасте, уже гораздо более внушительном, чем бальзаковский. Он тоже в почетном. Там ссора и упреки. О чем-то они до сих пор не успокоились. Жаль, что я не могу подслушать их беседу. В ушах шумит алкоголь, а в глазах - тысяча подробностей.
Родинка на руке, тиканье часов, ресницы. Заурядные, ничего не значащие, провинциальные мелочи, достойные этой истории. Они порой как схватятся все разом за усталые мысли, как вытянут какую-нибудь "репку", что потом ее не затолкаешь обратно. Сколько ни отвлекайся. Сколько ни пей.
Кажется, несмотря на сомнительную мудрость лет, они так ничего и не решили. Но уходя, она берет его под руку.
На скудном, но уверенном английском ты любишь утверждать “I am clever” и смеяться. Любишь знать дорогу лучше таксиста и сейчас снова подсказываешь ему.
- Я не ожидал, что когда-нибудь увижу тебя в этом доме.
Прошло полгода, и здесь ничего не изменилось. В стакане забыта моя зубная щетка. Ей так тесно среди пригоршни следующих, что едва ли туда поместится еще. Эти души с нами: в выстиранных простынях, в вымытой посуде, в потухших сигаретах. Они протягивают руки и шагают.
но я знаю
здесь и сейчас
мое имя на твоем выдохе
это все, что мне нужно
Зачем мы встретились? У меня есть право молчать. Мне хочется чаю и неловкости.
Еще несколько минут и мы, печальные идиоты, выйдем в толпу утренних зомби. Протянем руки и продолжим поиск. Сорвем голос в наивной попытке сорвать джек-пот. Совершим очередную глупость, чтобы на секунду почувствовать, что живы. И эти шрамы на коленях, синяки на плечах, приятная боль в каждой мышце - как обрывки нашего мучительного счастья.
8.
- Ты ебанулся, Поль?
- Жан, с правительством проблем не возникнет, они без нас никто.
- Нет, нет. я не про политику... Я чисто по-человечески тебя спрашиваю. Ты ебанулся? Какие еще казни, блять?
- Да, я уверен в том что ужесточение трудовых условий для подчинённых, а так же более строгие меры наказания приведут к улучшению и удешевлению производительности.
- Я смотрю в твои глаза и не верю. Ты говоришь о рабстве и убийствах. История тебя ничему не научила? Я категорически против!
- Поздно, все уже проголосовали. Твой голос ничего не изменит. Тебе стоило бы смириться.
- Я не могу так. Я умываю руки.
- К сожалению это не возможно. Ты можешь выбрать. "Наказание" или "понижение". Считай это дружеским одолжением.
- Давай своё понижение, ты кусок дерьма.
Спустя два месяца этажом ниже Жан выбил стул у Поля из под ног. Полю только и оставалось что задыхаться, дергая ногами.
На этаже горели огоньки пламени. Тут и там люди наносили друг другу увечия, а где-то даже смертельные. Тут и там летали листки бумаги, бывшие важными документами, теперь никому не нужные.
Жан с облегчением подошел к окну и распахнул его. Он никак не мог вспомнить кто из великих говорил про цикличность всего происходящего, но это было не столь важно. За спиной у него уже затих Поль, а за окном пахло озоном. Собирался дождь.
9.
Мой любимый зомби
Ежегодный карнавал несогласных, празднуемый в Федеративных Штатах Арменики 31-го числа каждого месяца, в октябре 2012-го обернулся настоящей трагедией.
На первых порах, пока празднующие ограничивались банальными лозунгами и матюгами, элитный отряд полицаев особого назначения, агрессии не проявлял. Бойцы осназа лениво отшучивались на призывы импичментировать президента Хамстера, снизить размер десятины до двадцати процентов, или поднять эвтаназионный возраст. Мало ли, чем думает, что живет, свободный народ ФША?
Народу было немного. Одинокие патрули, ютившиеся в окрестных двориках, получили разнарядку отлавливать жителей с нетвердыми политическими убеждениями и препровождать на праздник. Но у кого-то из препровожденных остался дома ребенок, кто-то выскочил в шлепанцах вынести мусор. Хуже всех пришлось районному алкашу Джонсону, которого задержали по пути в пункт приема стеклопосуды, посуду, естественно, конфисковали и, даже не дав опохмелиться, швырнули в толпу.
Тут-то и начались недовольства. Осназ ощетинился электрошоковыми дубинками, шутки сменились настойчивыми требованиями разойтись по домам. Тем не менее, из оцепления не выпускали.
Из обломков попавших в зону митинга автомобилей несогласные соорудили некое подобие сцены. С горем пополам у оцепления отбили один громкоговоритель. Слово взял довольно известный в кругах несогласных музыкант Джулиан Шэфф:
- Для нас, рок-музыкантов города Сан-Педро, рок-музыка - цэ не Битлз и не Иглз, а свобода и демократия. Про это я вам и спою...
От первых аккордов шэффового банджо прогнившая до парламента империя содрогнулась. Даже заплеванная брусчатка под ногами митингующих задрожала. Попятилось оцепление. Однако, не сила музыки, да и не правда жизни были тому виною. Просто на площадь прибыла испытательная модель тоталитарной машины, специализирующаяся на разгоне санкционированных демонстраций.
Она походила на гипертрофированный рассейский трактор, по чьей-то немотивированной прихоти скрещенный с межгалактической крылатой цистерной. Из зада цистерны торчала изогнутая, заканчивающаяся раструбом труба, наподобие граммофонной. На отполированном боку адского орудия пламенели ужасные буквы «Iз ГМО».
- Манки, гоу хоум! - грянул раструб.
- Сам ты, тля, манка! - окрысился Джулиан.
- Ах так? - и вслед за словами «мейк лав, нот митинг, сука» из раструба хлынула струя генно-модифицированной виагры.
С визгом толпа бросилась врассыпную. Оцепление дрогнуло, но пока устояло. Крики и гвалт тем временем обрели некое подобие порядка. Все реже люди упоминали какую-то демократию, или свободу. Абстрактные термины уступили место единому, угодному партии, порыву. «Любви! Любвииии!» - требовали безумцы, наседая на бойцов осназа, и те наконец дрогнули.
Словно в горячке (к которой, и в самом деле, был близок, как никогда), Джонсон видел спаривающихся под ногами людей. Некоторые продолжали трахаться даже с растоптанной головой. Кто-то имел осназовца, кто-то довольствовался, похотливо потрескивающей, электродубинкой. Послышались первые выстрелы.
- Они как зомби! - понял алкаш.
На плечи ему, источая смрад кислого кетчупа, навалилась соседка Аделаида Плазмодий и зашипела на ухо:
- Облобызай меня, шшалунишшка!
Он двинул локтем в безобразное рыло, но сумасшедшая схватила его за грудки и попыталась лобком расстегнуть ему молнию на джинсах.
Толпу хлестнула автоматная очередь. Лапа бабищи выскользнула из окровавленного рукава, но, даже упав, продолжала скрести по ботинкам посиневшими пальцами. Джонсон с омерзением растоптал их каблуком.
- Это какие-то неправильные зомби! Целиться надо ниже! - выкрикнул кто-то.
- Любви! Любвииии! - верещали бывшие несогласные.
Кое-как вырвавшись из толпы, Джонсон припустил в сторону ближайшего дома, надеясь, хоть там спрятаться от неожиданно свалившегося любвеобилия. Над головой просвистела растерзанная женская сумочка и пара шальных пуль. Одна из них угодила в витрину музыкального магазинчика, и та осыпалась ворохом мелких фальшивых алмазиков прямо ему под ноги. Джонсон юркнул в спасительный полумрак и затаился где-то под полками.
А сексуальный шабаш тем временем перешел на качественно новый уровень. Здоровых осназовцев почти не осталось - они либо пали жертвами плотоядных гениталий зомби, либо, бросив на произвол убитых и раненых, отступили. Редкие не зараженные несогласные (некоторым, как и Джонсону, - видимо, по причине хронической импотенции - удалось устоять перед генно-модифицированной отравой) также бежали и прятались в окрестных домах. Некоторых настигали зомби, зверски насиловали и изнасилованные сами затем превращались в жаждущих плоти монстров.
Однако в отличии от настоящих живых мертвецов, зараженные вожделением сохранили остатки разума. Даже сейчас, с разбухшим фаллосом наперевес, музыкант Джулиан Шэфф сохранил авторитет среди бывших поклонников. Недавние несогласные с готовностью отдавались ему, ублажали его и приносили в жертву визжащих девственников.
- Нас много! Нас не победить! - захохотал супермонстр.
- Любвиии! - вторили вурдалаки.
Джонсону повезло - в «его» магазинчик никто из зараженных так и не сунулся. Возможно, их отпугивал ассортимент (полки ломились от утвержденных минкультом шлягеров про «ути-писи», «чмокни меня в везде» и трибьютов к федеративному гимну), а может быть, чреслоугодникам и без Джонсона хватало затей. Кроме него в магазине спряталось еще несколько человек: менеджер Себастьян, не расстающийся с дипломатом даже в час апокалипсиса; домохозяин Хасан, владелец ООО «Домохозяйки на час», колледжский двоечник Вольдемар; какая-то незнакомая девица с родимым пятном, подозрительно смахивающим на засос, на правой груди; да беременная чернокожая бабушка на костылях.
- Што дэлат, што дэлат? - неожиданно возопил домохозяин. - Воистыну, я разорен!
- Мы должны во всем разобраться и выбрать себе главного, - потряс дипломатом Себастьян.
- А что разбираться? - Вольдемар ковырнул нос траурным ногтем. - Зомби они.
- Э, нет, - старая негритянка компетентно покачала головой. - Зомби - они не такие.
- Так это же не вудуйские зомби, бабушка, - поправил ее двоечник. - Это, как в кине.
- Вэс бызнэс кролю под хвост, - всхлипнул Хасан. - Кому я тэпэр са сваимы дэвками нужын?
- В каком кине? - встрепенулась девица?
- Про зомбарей, разумеется, - хмыкнул студент.
- Давайте посмотрим кино, - оживился, мучимый похмельем, Джонсон.
К сожалению, ассортимент видео-отдела мало в чем уступал музыкальному: сплошной Майкл Никитман.
- Вот плодовитая сволочь, - Вольдемар харкнул в усатый портрет. - Нет бы из классики что-то: Андерсона там, или хотя б Фоминенко.
- Андерсон разве не про Снегурочку написал? - искренне удивилась деваха, всплеснула руками, но тут же схватилась за грудь и закашлялась. По кафелю брызнули алые капли, а после следующего приступа выпал и, весело подпрыгивая, закатился под полку с блокбастерами зуб.
- Дамочка, тебе плохо? - опасливо уточнил пацан.
- Какой хоррошшенький мальчииик, - облизнула та окровавленный рот, оскалилась. Среди покосившихся зубов зияла щербина, в которой, совсем по-змеиному, сновал синий язык.
- Аллаше! Она превратилась в зомби!
- Хватайте ее!
- Осторожней, а то укусит!
Но зомби-девица не думала никого кусать. Рванув на груди кофточку, она освободила почерневшие груди. Соски уже сгнили - вместо них зияли, обрамленные червеобразными щупальцами, маленькие ротики, а из ввалившегося пупа пялился красный глаз. Мужская половина опешила, кого-то (по-видимому, домохозяина) вырвало, а Вольдемар зарекся умереть девственником. Лишь старая негритянка не растерялась. Концом костыля старуха ткнула зомбо-оборотня в брюхо. Девица с хрустом сложилась.
- Осиновые костыли? - ахнул будущий девственник, однако ошибся.
В животе у чудовища что-то чавкнуло. Старуха потянул костыль на себя, тот малость подался, но девица вцепилась в дерево всеми тремя ртами и вырвала инструмент вместе с руками негритянки. Подчиняясь инерции, тело рухнуло на пол и, прочертив кровавую полосу, скользнуло к ногам убийцы. Не разгибаясь, та задрала юбку (шерсть на лобке ощетинилась черными иглами) и осела на голову жертвы.
- …! - воскликнул Джонсон и бросился в глубь магазина.
Слегка отдышавшись у дальней стены, мужчины держали совет. Мнения по поводу происходящего разошлись. Икающий Вольдемар по-прежнему придерживался зомби-версии, Себастьян уточнял: «хреномби», Джонсон требовал сперва выпить, и только Хасан бестолково матерился с арабским акцентом. К счастью, в чемодане у менеджера обнаружилась початая бутылка виски. Спиртное приятно согрело и вылечило студента от икоты.
- Нам надо найти оружие и пробиваться. Может быть, где-то еще остались нормальные люди.
- Хренюди, - поддакнул Себастьян.
- Надо найты тэлэфон, - вдруг оживился домохозяин. - Братвэ пазвану - браты прыедут и всэх порышат.
- И ко мне заскочить надо, чтобы заначка не пропадала, - напомнил Джонсон.
Но надеждам наших героев суждено было сбыться. Во-первых, они не нашли оружия. Единственное, что отдаленно напоминало средство для уничтожения зомби - прибитый над кассой платиновый диск неизвестного иностранного певца со странной фамилией Поплавский.
Первым погиб Джонсон. Старая знакомая - Аделаида подстерегла его на выходе из магазина. За ним жертвой порно-зомби героически пал Себастьян. Бесстрашный после распитого виски, менеджер при помощи дипломата унес с собой троих.
Отчаявшись выбраться к людям, Вольдемар с Хасаном, не сговариваясь, повернулись к сцене, где король мертвецов Джулиан Шефф, по-линдерманновски, грозил выжившему человечеству членом.
- Любвии! Любвииии!!! - вожделели кадавры.
- Я задэржю их! - закричал араб, пошатнувшись под натиском оголтелых миньонов безумного музыканта. Хасана было уже не спасти.
Вольдемар, некогда преуспевавший в метании фрисби по окнам родного колледжа, перехватил поудобнее платиновый блин и из последних сил швырнул его в Шеффа.
Диск описал круг над площадью, завис на мгновение в вышине и, словно нож православной гильотины, обрушился на залитый склизкими выделениями помост сцены. Джулиан взвыл. Из отсеченного хобота в небо ударил фонтан гнойной крови.
Вольдемар поймал ртом первые горькие капли и понял, что это - победа. Его рвали зубами влагалища, глотали бездонные анусы, пронзали, мололи, душили.
Но на лице мертвого девственника застыла торжествующая улыбка...
писали про "глупцов" и про "зомби"
1 - dancing_king
2 - shtutczer
3 - девочка Оля!
4 - nezya_zahapova
5 - antarair
6 - gall_anonimus
7 - 183cm
8 - lexusagronaft
9 - wampirusy
1.
мы сидели вчетвером за столиком, Леся, Вика, Лексус ну и я конечно. мы не были двумя парочками - Вика ждала своего басиста, Лексуса ждала дома его игривая девочка, а я думал, как ответить на см с реально хорошими стихами от своей - хватит смайлов? или написать, что чертовски понравились? или подыскать не менее охуенную цитату для нее?
- как было круто во времена джейн остин. утонченный этикет, скрытая чувствительность, а потом пришла французская революция, свобода равенство и блядство, и убогие пафосные нищеброды, корчащие из себя романтиков, уничтожили все самое лучшее! - говорила Леся.
- что вы делаете, если люди, с которыми вам нужно общаться, вас бесят? при этом еще и нужно делать вид, что они тебе нравятся? - спросил я.
- как она мне еще никто минет не делал - с довольной улыбкой и мечтательными глазами сказал Лексус. Мы все заткнулись и уставились на него - такая реплика была совсем не в его духе. возникла пауза, во время которой Лексус прокашлялся и протер очки.
потом пришел Олег и принес бутират. хуйня конечно, но лучше ни у кого ничего не было. так мы сидели и радовались, вдруг Олег закашляля. когда он убрал руку ото рта, я заметил на ней кровь. остальные были заняты разглядыванием фактуры дерева, из которого был сделан стол.
- что с тобой? - спросил я
- да подхватил какую-то заразу, - сказал Олег.
потом мы полтора часа обсуждали уменьшительно-ласкательные суффиксы. Вика заснула. Олегу стало плохо и он пошел в уборную.
- нет, пойми, ведь уменьшительные суффиксы на самом деле делают слова длиннее! - говорил я Лексусу.
внезапно я увидел Олега, который выскочил из уборной. он потерял равновесие и упал на столик, за которым сидело пять футбольных фанатов, столик упал вместе с ним. эти ребята вскочили и стали громко негодовать. Олег поднялся на нетвердых ногах и обильно сблевал кровью. "вызовите скорую" - закричал кто-то. "пиздец на хуй" - закричал футбольный фанат. Олег подскочил к этому парню и поцеловал его в губы. фу, подумал я, а Олег все целовал фаната, тот пытался вырваться, а его друг ебанул Олега стулом по спине очень сильно. я подумал, это нехорошо, взял стул и пошел к ним. но я взял стул, на котором сидел, а встать не успел. ебаный бутират, подумал я, соображая, что делать с ногами, как вдруг кто-то стал меня бить. наверное, кто-то из этих сраных фанатов. ненавижу футбол блядь.
еще я успел заметить, что парень после поцелуя с Олегом остался без губы.
а потом я увидел Олега. он вообще был не похож на себя - весь в крови, глаза желтые, рычит. все замерли и прижались к стенам, я лежал на полу. Олег подскочил ко мне и откусил кусок моей ноги. я заорал. фанат без губы откусил кусок от шеи своего друга. тот заорал. их попытались разнять, и в результате повсюду полетели куски мяса. Олег в это время откусил кусок моего предплечья. я сумел отбросить его и наконец встать, было больно до ужаса. Олег без меня не заскучал, подскочил к Лесе, разодрал на ней кофточку и стал вгрызаться в ее грудь. у нее была чертовски красивая грудь. Леся закричала. Футбольные фанаты перестали кромсать друг друга и рванули к Лесе. я схватил стул и стал их хуярить. потому что тоже захотел Лесю. я расхуярил всех, и пока они приходили в себя, я вырвал у Олега девочку, вгрызся ей в губы, затем в шею. при этом я очень странно себя чувствовал - боль ушла, осталось только сильное желание рвать плоть. я отбросил Лесю и подскочил к Лексусу, который жался между углом и музыкальным автоматом. я свернул ему шею и бросил на автомат, после чего вгрызся ему в живот. в это время кто-то оторвал у меня кусок бедра. в бар, между тем, зашла какая-то девушка, закричала и тут же вышла. мы все рванули за ней на улицу.
У Вики зазвонил телефон, она проснулась, башка у нее раскалывалась от бутирата. вокруг был полный кровавый пиздец и куски мяса. недалеко от нее хрипела барменша, пытаясь дотянуться.
- да милый. будь осторожен, вокруг какой-то пиздец. ну конечно, вокруг всегда пиздец. но щас особенный. кровавый. что за шуточки! не будь дураком!
- дурак - тот кто пишет этот текст. еще большие дураки - те, кто его читают, крошка.
- я не понимаю, о чем ты. надеюсь, скоро увидимся дома. целую. люблю, - но последнего слова ее басист уже не слышал.
2.
Мысли рядового болельщика великого клуба Шахтер Донецк
«Утро. Какой чудный день сегодня в Донецке, на работе дали выходной, можно немного повалятся в кровати, посмотреть повтор аналитической передачи Денисова о любимом клубе и происках врагов. Может на митинг сходить.. звали ведь, поддержать любимого президента. Нет.. не пойду, замерзну, да и вечером на футбол! На так горячо любимую, Донбасс Арену. Спасибо гениальному бизнесмену Ахметову, который за свои кровью, и потом заработанные деньги построил нам такое чудо. Сегодня матч Шахтер - Динамо! Это вам не рядовой матч, это матч с извечными врагами и способ доказать что Суркис еще не все купил. Не все продается за грязные деньги бандитов и воров! И есть еще идеалы честности и порядочности, за которые следует бороться. Продажные Киевляне со своими бандитами должны быть повержены и наказаны минимум 5 - 0…
Ладно, хватит валяться, пора вставать. Где то здесь были витаминки, которые нам приносит даром добрый участковый врач каждую неделю. Правда что-то у меня от них как то странно голова последнее время болит, и все время тянет рисовать великого Януковича и Ахметова которые держат на руках маленького Иисуса…
Ах вот же они!! Сладенькие…
Щахтер - чемпион, Донецк - рай, Ахметов - наш бог, шахтер - чемпион, Донецк - рай, Ахметов - наш бог, шахтер - чемпион, Донецк - рай, Ахметов - наш бог……..»
3.
Глупцы
Мне бы хотелось написать что-то такое же толковое, как пишет Саша Васильев в своих песнях. Но получается только какая-то суета в красном прекрасном блокноте с двуглавым орлом.
И кто-то фиксирует все мои буквы, помнит все мои слова. Даже я наверняка помню все свои слова. Примерно половину бы этих слов да убрать, вытереть бы навсегда.
Потому что слова, говорят, строят дома и города и поезда, сажают деревья. А что из моих слов за город получится страшно подумать, что за поезд, что за дом, блин.
Я, кстати, вероятно также помню каждый свой день. Вот вы меня спросите за любой день, любой год, любой час - и я отвечу. Потому что дней было-то всего ничего. Достаточно, правда, если вдуматься, для больших и маленьких дел. Тут никаких предьяв.
Вот однажды, предприняли мы с Фарухом такое дело - большое, как нам показалось. Прыгнули в поезд и терзались в нем семь дней и семь ночей, несясь сквозь все переходы и тоннели русской поздней осени в далекий город Владивосток. Честно хотели куда подальше забраться, чтобы забыть вообще не то что откуда мы, а и вообще кто мы такие.
Вышли во вторник ясным утром на перроне и поняли, что остались по сути дела там же, где и были, никуда не уехали. Ну, может, буквально немного сдвинулись, на расстояние где-то как с. Пуховка Броварського р-ну от Киева.
-- Фарух, любимый друг Фарух, - говорю я, - ты понимаешь, ты головой своей ясной понимаешь, как мы далеко? Как мы далеко, как далеко от дома?
-- Понимаю, -- говорит Фарух, и я его черные усы странно подпрыгивают.
-- И я.
Не знаю, как Фарух, а я точно вру.
Почему все так близко оказывается, так мало простора почему получается. Не ясно.
Внутренняя пара глаз говорит - пустота, никакого рокенролла, никакого Владивостока.
А обычные глаза говорят, что вот же он перед тобой, офигеть же можно, спятили штоле совсем, котики путешественники!?
Обычные глаза, получается, врут. Или внутренние? Или как?
Спятить можно.
Хорошо, что есть другие люди на свете, кроме меня. Я и все остальные люди. Хоть можно посоветоваться, спросить, что есть, чего нет. Или просто вместе выйти в поле и загрустить. Туда, где в серебряном свете луны лежит хитрая гладкая лента реки Вовк, туда, где в толще земли на страшной глубине ожидают трудолюбивых счастливцев невероятные изумрудные клады.
Говорят учёнцы, полюса сорвались со своих мест и помчались искать новые. Говорят, раз в 800 тыс. лет им надоедает, они меняются местами по какому-то тайному сигналу. Тогда реки поворачивают вспять, небо падает на землю, а люди становятся другими.
Я не знаю какими.
Я из злых людей и боюсь перемен.
4.
Страна глупцов
1952 год. Тибет, окрестности Лхасы.
Лама Пасан Цзяньян умирал. Вот уже третьи сутки он сидел в позе лотоса на пустынной скале неподалеку от родного монастыря и созерцал течение облаков над горными хребтами. Он не медитировал, но и не размышлял. Он отрешенно вспоминал события уходящей жизни…
Родился он очень слабым. Родители были уверены, что ребенок не выживет, как двое предыдущих детей, поэтому даже не стали напрягаться и выдумывать необычное имя. Мальчика нарекли Пасан - «пятница», по дню его рождения, и решили, что если он не умрет, то второе имя получит позже.
Он справился. А когда немного подрос, главным его увлечением стала музыка. Еще мальчиком он научился играть на драмьене, и не было для него большей радости, чем внимать флейте неба и вторить ей на своей лютне. Послушать дивные мотивы Пасана приходили люди со всех окрестных деревень, а однажды его заметил старый лама из монастыря Ганден.
«Как удивительно плачет твой драмьен, юноша! Воистину ты слышишь музыку сфер…», - восхитился старый лама. Он предложил Пасану присоединиться к монастырскому служению, а тот с радостью согласился, соблазненный возможностью научиться играть на множестве литургических инструментов.
В монастыре он обрел свое второе имя - Цзяньян, означающее «чудесный звук», за свой удивительный талант извлекать божественные мотивы из всех инструментов - от дунчена до барабанов. Почти семьдесят лет Пасан Цзяньян прожил в монастыре, играя музыку и воплощая в ней гармоническую вибрацию Вселенной. К нему приходил мотив, он подбирал слова, и так рождались его необычные напевы.
Через музыку Пасан Цзяньян открыл для себя суть вещей, пришел к ощущению божественной гармонии и Просветлению. Став ламой, он помогал юным монахам почувствовать Бога, играя им свои удивительные мелодии, - и в обычный день ему удавалось показать духовный свет двум или троим, а в удачную ночь - и нескольким сотням.
Это была прекрасная жизнь, наполненная звуками божественной музыки. Это была жизнь праведника, и Пасан Цзяньян знал, что эта инкарнация разорвала колесо сансары и его душа вольна быть свободной. Лама Пасан Цзяньян сидел в позе лотоса на пустынной скале и готовился навсегда покинуть этот мир.
И он бы давно сделал это, если бы не одна тревожная мысль, которая словно грубой нитью привязала к земле его душу. Пасан Цзяньян понимал, что золотой век тибетской культуры сосчитан. Тибет перешел под контроль Китая всего два года назад, но многие буддийские монастыри уже разрушены и разграблены, а монахи попали в тюрьмы или погибли в горах, спасаясь бегством от завоевателей. Пасан Цзяньян понимал, что пора уходить, не оглядываясь. Но не мог этого сделать.
Он не мог допустить исчезновения того удивительного знания, которое снизошло на него, - знания, что гармония мира и музыкальная гармония - суть одно и то же. Он собирался оставить его своим ученикам, монахам монастыря, но все монастыри будут разрушены, монахи погибнут, а знание потеряется в веках… Лама Пасан Цзяньян сидел в позе лотоса на пустынной скале и понял, что он должен делать. Вечная нирвана подождет. «Вперед, бодхисатва!», - подумал лама Пасан Цзяньян и сделал свой последний вдох.
1986 год. СССР, Ленинград.
Когда Борис играл музыку, часто перед его мысленным взором возникали образы из ниоткуда - залитые солнцем горные хребты и течение облаков над ними. Иногда, растворяясь в музыке, он даже забывал, что вокруг него сотни людей, ради которых он, собственно, здесь. Людей, которым он поет вот уже 15 лет, пытаясь подарить их душам ощущение божественной гармонии. Но такое чувство, что он попал в страну глухих… Или, что еще хуже, - в страну глупцов.
- Борис, а зачем Вы поете?
…Вот моя кровь;
Вот то, что я пою.
Что я могу еще?…
- Насколько интеллектуально, эмоционально и нравственно должен быть подкован слушатель, чтобы понимать Ваши песни?
…И если ты хочешь слушать, то я хочу петь для тебя…
- Я считаю, что песни должны вносить что-то в реальную жизнь. Понятно показывать, как человек может радоваться или страдать. Например, как песни Леонтьева и Пугачевой.
…Мы погасим весь свет, и мы станем смотреть,
Как соседи напротив пытаются петь,
Обрекая бессмертные души на смерть,
Чтоб остаться в живых в этой давке…
- Что Вам дали уже два опубликованных в этом году постановления ЦК партии и Совета министров СССР о концертной деятельности?
И так он поет, но это не нужно им.
А что им не нужно, не знает никто;
Но он окно, в котором прекрасен мир,
И кто здесь мир, и кто здесь окно?
Возвращаясь с выступления, задумчиво выпуская в небо сигаретный дым, Борис пытался понять, что же он пытается донести этим людям. Иногда он сам не понимал, о чем он поет и ему самому казалось, что всё это зря… Но когда он играл музыку, то светлые образы возникали перед его мысленным взором, и Борис понимал, что всё происходит правильно - ведь гармония мира не знает границ.
5.
Зомби подбирались все ближе. Пользуясь последней возможностью, охотник повторял наставления своей прекрасной спутнице:
- Помни, дорогая, главное - целиться в голову!
- Не волнуйся, милый. - Сквозь зубы сказала девушка, и тряхнула головой, откидывая волосы назад. Золотой глянец ее локонов красиво заструился по черному кожаному плащу.
- И не забудь, если зомби укусит человека, то человек превратится в зомби. Если это случится со мной, ты должна быть мужественной, и убить меня!
- О, дорогой, я надеюсь, до этого не дойдет! - Воскликнула девушка и крепче сжала винтовку.
- Что ж. Тогда вперед, и храни нас Бог!
Битва была жаркой, но Майк в который раз оправдал звание непобедимого охотника на этих тварей. Пока зомби медленно подходили, рыча и стеная, он без промаха бил их из винтовки, когда же расстояние стало недостаточным для стрельбы, он выхватил свой любимый мачете и бросился врукопашную.
Ошметки гниющей смрадной плоти летели в разные стороны. Каждый взмах его смертоносного оружия сносил еще одну отвратительную голову с омерзительных плеч не заслуживающих жизни чудовищ.
Когда он услышал за спиной крик, полный страдания, то сразу понял, что случилось необратимое. Отбившись от наседающих тварей, он бросился на помощь своей спутнице, но было поздно. Лишенная человеческого облика, она вперилась в охотника тупым, кровожадным взглядом, и скрюченными руками потянулась к его шее.
- Черт! Вот досада! - Выругался он, и снес былой красавице полбашки. Тело остановилось, словно пытаясь осмыслить, что с ним произошло, и стоит ли продолжать нападение, но, в конечном итоге, рухнуло на землю и затихло.
Позже этим вечером Майк, уставший после охоты, принял ванну и выпивал виски у камина в обществе своего старого друга Феликса.
- Не понимаю я тебя. - Сказал Феликс. - И чего ты всех своих баб туда тащишь? Результат всегда один…
- Видишь ли… - Вздохнул Майк. - Фразу «Пойдем, постреляем в зомби» они любят больше, чем фразу «Дорогая, я нашел другую, всего доброго». А я так не люблю выяснять отношения…
- Ну, ты и трешер, Майк!
- Есть немного, Феликс!
6.
- Итак, тема сегодняшнего сочинения «Как я провёл осенние каникулы» . Условия стандартные, до странички текста, но не буду вас ограничивать. Времени - до конца урока. Сочинения в каменты. Удачного написания!
- Та-ак, чей это палец валяется? Подольский, снова ты откручиваешь себе пальцы? Чем писать будешь? Или снова думаешь откосить, как на физкультуре, когда себе ногу оторвал?
- Тишина,9-Б! Пишем молча, не отвлекаемся! Прекратите этот галдеж!
- Деснянская, ну ты же девочка? Что это за вытекший глаз? И прекрати, наконец, жевать! Что это у тебя, ухо? Где ты его нашла?! Выплюнь! Да не с челюстью же!! Всю тетрадь залила слизью и слюной, ай-ай!
- Десять минут до конца. Дарницкий, закончил уже? Ну куда побежал, ходи нормально! Медленнее, ме-едленее, ещё медленее! Руки выше и взгляд отрешёнее!! Во-от, совсем другое дело!
***
Это были дучшие каникулы. Я пару раз была в библиотеке, где собирались только самые умные люди. Целыми днями мы вели самые интеллектуальные дискуссии. А новый друг подарил мне теорему от Виета. Вечерами мы вели самые интеллектуальные разговоры и решали уравнения ночи напролёт. Отец смотрел на это неодобрительно, а мама улыбалась, и говорила «Вспомни себя в юности!». Очень скучно возвращаться в школу, ко всем этим мозгам, медленнохождению и пропитанию. Вот вы говорите, что это нужно, что б в итоге можно было есть мозги, шаркать по улицам и капать слюной. Ну вот, сели честно, кому нужно это материальное? Это так несовременно.. В общем, без ложной скромности можно сказать, что теперь я по настоящему ботанична!
Голосеева Ыуа, 9-Б класс
Эти каникулы я посвятил подтягиванию себя по школьной программе. Это переходной класс. Поэтому нужно очень старатьс . Для меня очень важно закончить его с отличием. Каждый день я по два часа занимался на тренажёре. Выставлял его на самую медленную скорость, и специально сломал себе ногу, что бы шаркать правдоподобнее. Потом я корчил перед зеркалом страшные морды. Мама говорит, что я просто отвратителен. Меня записали к фониатору, и теперь я могу просипеть слово мозги со ста двадцатью разными интонациями. Я научился вскрывать череп за несколько секунд! С нетерпением я ожидал начало учебного процесса, и вот теперь я полностью готов.
Оболонский Крахк, 9-А
Вот сейчас, вместо того, что б делать что-то я должен сидеть в этом классе, и писать всякую ерунду! Дайте мне свободы!! Все эти шоры. Знания, теоремы-морфемы, мозги - это всё какие-то неправильные ценности. Нужна свобода, да! Всё нужно изменить, вы должны открыть глаза и прекратить жить как в тумане. Очнитесь, зомби!! Вы же мёртвые все, ненастоящие! Всё вокруг нужно разрушить, и начать заново! Свобода и отсутвие правил, фальши и вообще, идите вы с вашим сочинением!!!
Ненавижу Школу, 9-В
7.
- Скажи, что я клевая.
- Ты клевая…
Черт. Сколько раз мы уже проходили «проблему не в тебе».
- … но дело в том, что я убитый.
- Или не хочешь быть живым.
Смотрю на твое лицо и представляю, как землистого цвета кожа сваливается под собственным весом. Ты протягиваешь вперед руки и с истошным хрипом шагаешь по улицам.
Из-под стола наливаешь в чашку ром. Он такого же цвета, как чай, но головокружительный запах не скрыть. Официанты молчат. Говоришь ты.
- Я не хочу дожидаться того момента, когда мы, будучи вместе, начнем ебать друг другу мозг.
Пара за соседним столом как раз этим занята. Она в возрасте, уже гораздо более внушительном, чем бальзаковский. Он тоже в почетном. Там ссора и упреки. О чем-то они до сих пор не успокоились. Жаль, что я не могу подслушать их беседу. В ушах шумит алкоголь, а в глазах - тысяча подробностей.
Родинка на руке, тиканье часов, ресницы. Заурядные, ничего не значащие, провинциальные мелочи, достойные этой истории. Они порой как схватятся все разом за усталые мысли, как вытянут какую-нибудь "репку", что потом ее не затолкаешь обратно. Сколько ни отвлекайся. Сколько ни пей.
Кажется, несмотря на сомнительную мудрость лет, они так ничего и не решили. Но уходя, она берет его под руку.
На скудном, но уверенном английском ты любишь утверждать “I am clever” и смеяться. Любишь знать дорогу лучше таксиста и сейчас снова подсказываешь ему.
- Я не ожидал, что когда-нибудь увижу тебя в этом доме.
Прошло полгода, и здесь ничего не изменилось. В стакане забыта моя зубная щетка. Ей так тесно среди пригоршни следующих, что едва ли туда поместится еще. Эти души с нами: в выстиранных простынях, в вымытой посуде, в потухших сигаретах. Они протягивают руки и шагают.
но я знаю
здесь и сейчас
мое имя на твоем выдохе
это все, что мне нужно
Зачем мы встретились? У меня есть право молчать. Мне хочется чаю и неловкости.
Еще несколько минут и мы, печальные идиоты, выйдем в толпу утренних зомби. Протянем руки и продолжим поиск. Сорвем голос в наивной попытке сорвать джек-пот. Совершим очередную глупость, чтобы на секунду почувствовать, что живы. И эти шрамы на коленях, синяки на плечах, приятная боль в каждой мышце - как обрывки нашего мучительного счастья.
8.
- Ты ебанулся, Поль?
- Жан, с правительством проблем не возникнет, они без нас никто.
- Нет, нет. я не про политику... Я чисто по-человечески тебя спрашиваю. Ты ебанулся? Какие еще казни, блять?
- Да, я уверен в том что ужесточение трудовых условий для подчинённых, а так же более строгие меры наказания приведут к улучшению и удешевлению производительности.
- Я смотрю в твои глаза и не верю. Ты говоришь о рабстве и убийствах. История тебя ничему не научила? Я категорически против!
- Поздно, все уже проголосовали. Твой голос ничего не изменит. Тебе стоило бы смириться.
- Я не могу так. Я умываю руки.
- К сожалению это не возможно. Ты можешь выбрать. "Наказание" или "понижение". Считай это дружеским одолжением.
- Давай своё понижение, ты кусок дерьма.
Спустя два месяца этажом ниже Жан выбил стул у Поля из под ног. Полю только и оставалось что задыхаться, дергая ногами.
На этаже горели огоньки пламени. Тут и там люди наносили друг другу увечия, а где-то даже смертельные. Тут и там летали листки бумаги, бывшие важными документами, теперь никому не нужные.
Жан с облегчением подошел к окну и распахнул его. Он никак не мог вспомнить кто из великих говорил про цикличность всего происходящего, но это было не столь важно. За спиной у него уже затих Поль, а за окном пахло озоном. Собирался дождь.
9.
Мой любимый зомби
Ежегодный карнавал несогласных, празднуемый в Федеративных Штатах Арменики 31-го числа каждого месяца, в октябре 2012-го обернулся настоящей трагедией.
На первых порах, пока празднующие ограничивались банальными лозунгами и матюгами, элитный отряд полицаев особого назначения, агрессии не проявлял. Бойцы осназа лениво отшучивались на призывы импичментировать президента Хамстера, снизить размер десятины до двадцати процентов, или поднять эвтаназионный возраст. Мало ли, чем думает, что живет, свободный народ ФША?
Народу было немного. Одинокие патрули, ютившиеся в окрестных двориках, получили разнарядку отлавливать жителей с нетвердыми политическими убеждениями и препровождать на праздник. Но у кого-то из препровожденных остался дома ребенок, кто-то выскочил в шлепанцах вынести мусор. Хуже всех пришлось районному алкашу Джонсону, которого задержали по пути в пункт приема стеклопосуды, посуду, естественно, конфисковали и, даже не дав опохмелиться, швырнули в толпу.
Тут-то и начались недовольства. Осназ ощетинился электрошоковыми дубинками, шутки сменились настойчивыми требованиями разойтись по домам. Тем не менее, из оцепления не выпускали.
Из обломков попавших в зону митинга автомобилей несогласные соорудили некое подобие сцены. С горем пополам у оцепления отбили один громкоговоритель. Слово взял довольно известный в кругах несогласных музыкант Джулиан Шэфф:
- Для нас, рок-музыкантов города Сан-Педро, рок-музыка - цэ не Битлз и не Иглз, а свобода и демократия. Про это я вам и спою...
От первых аккордов шэффового банджо прогнившая до парламента империя содрогнулась. Даже заплеванная брусчатка под ногами митингующих задрожала. Попятилось оцепление. Однако, не сила музыки, да и не правда жизни были тому виною. Просто на площадь прибыла испытательная модель тоталитарной машины, специализирующаяся на разгоне санкционированных демонстраций.
Она походила на гипертрофированный рассейский трактор, по чьей-то немотивированной прихоти скрещенный с межгалактической крылатой цистерной. Из зада цистерны торчала изогнутая, заканчивающаяся раструбом труба, наподобие граммофонной. На отполированном боку адского орудия пламенели ужасные буквы «Iз ГМО».
- Манки, гоу хоум! - грянул раструб.
- Сам ты, тля, манка! - окрысился Джулиан.
- Ах так? - и вслед за словами «мейк лав, нот митинг, сука» из раструба хлынула струя генно-модифицированной виагры.
С визгом толпа бросилась врассыпную. Оцепление дрогнуло, но пока устояло. Крики и гвалт тем временем обрели некое подобие порядка. Все реже люди упоминали какую-то демократию, или свободу. Абстрактные термины уступили место единому, угодному партии, порыву. «Любви! Любвииии!» - требовали безумцы, наседая на бойцов осназа, и те наконец дрогнули.
Словно в горячке (к которой, и в самом деле, был близок, как никогда), Джонсон видел спаривающихся под ногами людей. Некоторые продолжали трахаться даже с растоптанной головой. Кто-то имел осназовца, кто-то довольствовался, похотливо потрескивающей, электродубинкой. Послышались первые выстрелы.
- Они как зомби! - понял алкаш.
На плечи ему, источая смрад кислого кетчупа, навалилась соседка Аделаида Плазмодий и зашипела на ухо:
- Облобызай меня, шшалунишшка!
Он двинул локтем в безобразное рыло, но сумасшедшая схватила его за грудки и попыталась лобком расстегнуть ему молнию на джинсах.
Толпу хлестнула автоматная очередь. Лапа бабищи выскользнула из окровавленного рукава, но, даже упав, продолжала скрести по ботинкам посиневшими пальцами. Джонсон с омерзением растоптал их каблуком.
- Это какие-то неправильные зомби! Целиться надо ниже! - выкрикнул кто-то.
- Любви! Любвииии! - верещали бывшие несогласные.
Кое-как вырвавшись из толпы, Джонсон припустил в сторону ближайшего дома, надеясь, хоть там спрятаться от неожиданно свалившегося любвеобилия. Над головой просвистела растерзанная женская сумочка и пара шальных пуль. Одна из них угодила в витрину музыкального магазинчика, и та осыпалась ворохом мелких фальшивых алмазиков прямо ему под ноги. Джонсон юркнул в спасительный полумрак и затаился где-то под полками.
А сексуальный шабаш тем временем перешел на качественно новый уровень. Здоровых осназовцев почти не осталось - они либо пали жертвами плотоядных гениталий зомби, либо, бросив на произвол убитых и раненых, отступили. Редкие не зараженные несогласные (некоторым, как и Джонсону, - видимо, по причине хронической импотенции - удалось устоять перед генно-модифицированной отравой) также бежали и прятались в окрестных домах. Некоторых настигали зомби, зверски насиловали и изнасилованные сами затем превращались в жаждущих плоти монстров.
Однако в отличии от настоящих живых мертвецов, зараженные вожделением сохранили остатки разума. Даже сейчас, с разбухшим фаллосом наперевес, музыкант Джулиан Шэфф сохранил авторитет среди бывших поклонников. Недавние несогласные с готовностью отдавались ему, ублажали его и приносили в жертву визжащих девственников.
- Нас много! Нас не победить! - захохотал супермонстр.
- Любвиии! - вторили вурдалаки.
Джонсону повезло - в «его» магазинчик никто из зараженных так и не сунулся. Возможно, их отпугивал ассортимент (полки ломились от утвержденных минкультом шлягеров про «ути-писи», «чмокни меня в везде» и трибьютов к федеративному гимну), а может быть, чреслоугодникам и без Джонсона хватало затей. Кроме него в магазине спряталось еще несколько человек: менеджер Себастьян, не расстающийся с дипломатом даже в час апокалипсиса; домохозяин Хасан, владелец ООО «Домохозяйки на час», колледжский двоечник Вольдемар; какая-то незнакомая девица с родимым пятном, подозрительно смахивающим на засос, на правой груди; да беременная чернокожая бабушка на костылях.
- Што дэлат, што дэлат? - неожиданно возопил домохозяин. - Воистыну, я разорен!
- Мы должны во всем разобраться и выбрать себе главного, - потряс дипломатом Себастьян.
- А что разбираться? - Вольдемар ковырнул нос траурным ногтем. - Зомби они.
- Э, нет, - старая негритянка компетентно покачала головой. - Зомби - они не такие.
- Так это же не вудуйские зомби, бабушка, - поправил ее двоечник. - Это, как в кине.
- Вэс бызнэс кролю под хвост, - всхлипнул Хасан. - Кому я тэпэр са сваимы дэвками нужын?
- В каком кине? - встрепенулась девица?
- Про зомбарей, разумеется, - хмыкнул студент.
- Давайте посмотрим кино, - оживился, мучимый похмельем, Джонсон.
К сожалению, ассортимент видео-отдела мало в чем уступал музыкальному: сплошной Майкл Никитман.
- Вот плодовитая сволочь, - Вольдемар харкнул в усатый портрет. - Нет бы из классики что-то: Андерсона там, или хотя б Фоминенко.
- Андерсон разве не про Снегурочку написал? - искренне удивилась деваха, всплеснула руками, но тут же схватилась за грудь и закашлялась. По кафелю брызнули алые капли, а после следующего приступа выпал и, весело подпрыгивая, закатился под полку с блокбастерами зуб.
- Дамочка, тебе плохо? - опасливо уточнил пацан.
- Какой хоррошшенький мальчииик, - облизнула та окровавленный рот, оскалилась. Среди покосившихся зубов зияла щербина, в которой, совсем по-змеиному, сновал синий язык.
- Аллаше! Она превратилась в зомби!
- Хватайте ее!
- Осторожней, а то укусит!
Но зомби-девица не думала никого кусать. Рванув на груди кофточку, она освободила почерневшие груди. Соски уже сгнили - вместо них зияли, обрамленные червеобразными щупальцами, маленькие ротики, а из ввалившегося пупа пялился красный глаз. Мужская половина опешила, кого-то (по-видимому, домохозяина) вырвало, а Вольдемар зарекся умереть девственником. Лишь старая негритянка не растерялась. Концом костыля старуха ткнула зомбо-оборотня в брюхо. Девица с хрустом сложилась.
- Осиновые костыли? - ахнул будущий девственник, однако ошибся.
В животе у чудовища что-то чавкнуло. Старуха потянул костыль на себя, тот малость подался, но девица вцепилась в дерево всеми тремя ртами и вырвала инструмент вместе с руками негритянки. Подчиняясь инерции, тело рухнуло на пол и, прочертив кровавую полосу, скользнуло к ногам убийцы. Не разгибаясь, та задрала юбку (шерсть на лобке ощетинилась черными иглами) и осела на голову жертвы.
- …! - воскликнул Джонсон и бросился в глубь магазина.
Слегка отдышавшись у дальней стены, мужчины держали совет. Мнения по поводу происходящего разошлись. Икающий Вольдемар по-прежнему придерживался зомби-версии, Себастьян уточнял: «хреномби», Джонсон требовал сперва выпить, и только Хасан бестолково матерился с арабским акцентом. К счастью, в чемодане у менеджера обнаружилась початая бутылка виски. Спиртное приятно согрело и вылечило студента от икоты.
- Нам надо найти оружие и пробиваться. Может быть, где-то еще остались нормальные люди.
- Хренюди, - поддакнул Себастьян.
- Надо найты тэлэфон, - вдруг оживился домохозяин. - Братвэ пазвану - браты прыедут и всэх порышат.
- И ко мне заскочить надо, чтобы заначка не пропадала, - напомнил Джонсон.
Но надеждам наших героев суждено было сбыться. Во-первых, они не нашли оружия. Единственное, что отдаленно напоминало средство для уничтожения зомби - прибитый над кассой платиновый диск неизвестного иностранного певца со странной фамилией Поплавский.
Первым погиб Джонсон. Старая знакомая - Аделаида подстерегла его на выходе из магазина. За ним жертвой порно-зомби героически пал Себастьян. Бесстрашный после распитого виски, менеджер при помощи дипломата унес с собой троих.
Отчаявшись выбраться к людям, Вольдемар с Хасаном, не сговариваясь, повернулись к сцене, где король мертвецов Джулиан Шефф, по-линдерманновски, грозил выжившему человечеству членом.
- Любвии! Любвииии!!! - вожделели кадавры.
- Я задэржю их! - закричал араб, пошатнувшись под натиском оголтелых миньонов безумного музыканта. Хасана было уже не спасти.
Вольдемар, некогда преуспевавший в метании фрисби по окнам родного колледжа, перехватил поудобнее платиновый блин и из последних сил швырнул его в Шеффа.
Диск описал круг над площадью, завис на мгновение в вышине и, словно нож православной гильотины, обрушился на залитый склизкими выделениями помост сцены. Джулиан взвыл. Из отсеченного хобота в небо ударил фонтан гнойной крови.
Вольдемар поймал ртом первые горькие капли и понял, что это - победа. Его рвали зубами влагалища, глотали бездонные анусы, пронзали, мололи, душили.
Но на лице мертвого девственника застыла торжествующая улыбка...