ноябрьская сорока
В городе, где ватной лентой дым из трубы,
где трасса на Питер - главная улица, чьи столбы
офонарели чуть ярче и снегу сменили цвет,
в чужой квартире, где больше нет сигарет -
двое, которым по двадцать плюс-минус один.
Холодный лоскут ночи в разрезе гардин
похож на хвост птицы, приметной ещё и за то,
что названа суммой их нынешних возрастов.
Но цифры пусты. И вряд ли он или она
вспомнят, что изменившее судьбы и имена
нечто ровно три четверти века назад
грохнуло, начав довольно эффектный абзац
летописи. Ведь случай того октября
для этих двоих - лишь изменение календаря
в праздниках, поскольку вселенский бардак
нелепой жизни в переименованных городах
оставлен ими на эти дни за стеклом окон
без средств сообщения. Лишь белый зверёк-телефон
сидит на шнуре в прихожей под одним из зеркал,
и сам отвечает тем, кто не туда попал.
Тик ножниц-стрелок, наш вечный электрошок
здесь тоже не слышен - залог состояния "хорошо"
в комнате с уснувшим ветром в щелях окна.
И хокусаевская "Большая волна",
застывшая буря, прикнопленная к стене -
как флаг перемирия в осточертевшей войне
с судьбой, неизбежностью - кто как назовёт
тот самый рок, что в другом языке означает "лёд".
Если теперь взглянуть из будущего на этих двоих,
можно порадоваться и даже поздравить их:
их метод сработал, хоть было сто дней до весны
и все тузы собрались в рукаве другой стороны.
Они и сейчас там. А у тебя опять чужой дом.
Но есть открытка с "Большой волной" над столом.
Выходит, ты тем же способом много лет
обманывал птицу с ледышками на крыле.
Ночь городка c высоты - горсть углей на снегу.
Убив выходными чувство вокзала в мозгу,
выйдешь в тиши... Дзинь! - в кармане пальто
ссора ключей с мелочью. И почти незаметно, что
со-путница рока-льда, белобокая та
владелица выкроенного занавеской хвоста
опять крадёт вещи со спорным клеймом "ерунда":
тепло - из дома, из жизни - дни и года.
(1992, 2022)
где трасса на Питер - главная улица, чьи столбы
офонарели чуть ярче и снегу сменили цвет,
в чужой квартире, где больше нет сигарет -
двое, которым по двадцать плюс-минус один.
Холодный лоскут ночи в разрезе гардин
похож на хвост птицы, приметной ещё и за то,
что названа суммой их нынешних возрастов.
Но цифры пусты. И вряд ли он или она
вспомнят, что изменившее судьбы и имена
нечто ровно три четверти века назад
грохнуло, начав довольно эффектный абзац
летописи. Ведь случай того октября
для этих двоих - лишь изменение календаря
в праздниках, поскольку вселенский бардак
нелепой жизни в переименованных городах
оставлен ими на эти дни за стеклом окон
без средств сообщения. Лишь белый зверёк-телефон
сидит на шнуре в прихожей под одним из зеркал,
и сам отвечает тем, кто не туда попал.
Тик ножниц-стрелок, наш вечный электрошок
здесь тоже не слышен - залог состояния "хорошо"
в комнате с уснувшим ветром в щелях окна.
И хокусаевская "Большая волна",
застывшая буря, прикнопленная к стене -
как флаг перемирия в осточертевшей войне
с судьбой, неизбежностью - кто как назовёт
тот самый рок, что в другом языке означает "лёд".
Если теперь взглянуть из будущего на этих двоих,
можно порадоваться и даже поздравить их:
их метод сработал, хоть было сто дней до весны
и все тузы собрались в рукаве другой стороны.
Они и сейчас там. А у тебя опять чужой дом.
Но есть открытка с "Большой волной" над столом.
Выходит, ты тем же способом много лет
обманывал птицу с ледышками на крыле.
Ночь городка c высоты - горсть углей на снегу.
Убив выходными чувство вокзала в мозгу,
выйдешь в тиши... Дзинь! - в кармане пальто
ссора ключей с мелочью. И почти незаметно, что
со-путница рока-льда, белобокая та
владелица выкроенного занавеской хвоста
опять крадёт вещи со спорным клеймом "ерунда":
тепло - из дома, из жизни - дни и года.
(1992, 2022)