мифы о музыке (часть 1)
«По оценкам Пентагона, США тратят на оборонную промышленность в шесть раз больше Китая. Но в другой стратегической сфере Китай в шесть раз обгоняет Америку. Сегодня 36 миллионов китайских детей берут уроки фортепиано, а в США таких детей только 6 миллионов.
Возможно, это заговор. Китайские родители продают плазменные ТВ-панели в Штаты, а на вырученные деньги обучают своих отпрысков музыке, делая американских детей тупее, а китайских детей умнее. Берегитесь: когда новое поколение вырастет, ваш ребенок будет подносить кофе китайскому боссу! Хотя это, конечно, преувеличение: некоторые боссы будут индийцами.
В любом случае, Америка совершенно не понимает, какая ставка на кону. Нынешний сдвиг интеллектуального капитала в сторону Востока не имеет прецедентов в истории. Немногие из этих 36 миллионов юных пианистов будут зарабатывать музыкой - но многие станут серьёзными учёными, инженерами, врачами, бизнесменами и военными.
Мало кто сомневается, что классическая музыка развивает мозг и приводит к успеху в других областях. Согласно научным исследованиям, обучение музыке увеличивает IQ шестилетних детей. И американская элита всё ещё отправляет детей учиться музыке. В Брили, самой престижной нью-йоркской школе для девочек, обязательное условие для всех учащихся - играть в оркестре. А американские медицинские колледжи охотнее принимают тех, кто закончил музыкальную школу». (The Asian Times, [49]).
Музыка - очень противоречивая штука. Факты её воздействия на человека известны с древнейших времён. Но зачем она нужна, никто не может внятно объяснить даже сейчас. Музыка явно не входит в “список первой необходимости”, куда входят воздух и вода, еда и сон, движение и общение. Счастливая жизнь вполне возможна без музыки, хотя проверить это в наши дни непросто: музыка звучит повсеместно. Можно признать, что музыка просто приятна, и этого достаточно для её существования. Но чесаться тоже приятно, однако никто не строит “школы чесотки”.
Другое глобальное противоречие тоже связано с обучением. Во многих современных культурах это почти обязательная программа: детей массово загоняют в музыкальные школы. Но значительное количество таких учащихся потом всю жизнь ненавидят эту обязаловку, что вполне объясняется другой общепринятой идеей - о "врожденных" музыкальных способностях, которыми обладают лишь немногие. Зачем же тогда всех остальных мучить?
Наконец, если отложить все эти наносные истины и понаблюдать за собственными детьми, можно заметить ещё много такого, чего не пишут газеты, доказывающие великую развивающую силу музыки.
Во-первых, в самом раннем возрасте (несколько месяцев) дети музыкой не интересуются. То есть буквально "музыкой", в чистом виде, как набор звуков из магнитофона. Они, конечно, могут реагировать, особенно на ударные инструменты. Ребёнок озирается, ищет источник звука... но не увидав никакого изменения среды, теряет интерес к записи.
Другое дело - когда есть действия, сопровождающие музыку. Давно привыкшие к музыке взрослые даже не осознают эту связь: мимика лиц при исполнении песен, движения рук на музыкальном инструменте, покачивания тела в такт. Но кажется, дети ловят именно это.
«Кит увлекся дудкой, которая с клавишами. Типа духового мини-пианино. Сколько я мучился, чтобы заинтересовать его такими штуками! Нет, валялись мертвым грузом. А решение-то банальным оказалось. Играли в очередную "войнушку" с игрушками. Я и предложил дудкой передавать сигналы войскам. Показал пару мелодий простых, из трёх нот. Вот, говорю, этот сигнал - вызываем подмогу. А этот - отбой. И так далее. Подействовало! Кит уже три дня на дудке наигрывает эти мелодии». (ноябрь 2008)
«Ева активно увлеклась музыкой после года. Вернее, вещами, которые происходят вместе с музыкой. Первый танец она, кажется, подсмотрела у Кита в детском саду, когда там репетировали перед Масленицей. Летом регулярно танцевала под маленькое музыкальное электропианино: научилась сама включать записанные там мелодии.
А последний месяц у нас главный музыкальный ритуал - это зарядка «с полётами». Утром, когда мы встаём, а также вечером, когда я возвращаюсь с работы, Ева показывает на музыкальный центр со словами «Суси га!» («Слушать джаз»). Но её интересует не джаз как таковой. Когда включается музыка, она кричит «Ух-ух!» и тянет ко мне руки. Это значит - летать под музыку». (декабрь 2010).
В современном мире появился ещё один мощный инструмент связывания музыки с действиями: кино. В реальности ведь никогда не бывает, чтобы каждое движение сопровождалось музыкой. А в мультиках и фильмах это обычное явление. Кроме того, музыка постоянно звучит в магазинах и кафе. И всё это создаёт новые связки.
«Кит просит поставить такой диск, "как будто ешь острую пиццу”. Поставил ему Сезарию Ивору. Подошло». (январь 2012)
«Лёва просит включить музыку, "где все умерли". Неужели он чувствует в музыке настроения? Прошу уточнить. "Ну такая самурайская...". Ага, ясно. Ставлю Стефана Микуса. Да, это оно, соглашается Лёва. Хотя Микус совсем не самурай, а немецкий грек. Но флейта и барабаны у него именно такие, как в любимом лёвином кино про самураев.» (сентябрь 2015)
Получается, что дети закрепляют музыку как условный рефлекс. То есть обучаются реагировать не на само действие или образ, а на сопутствующий звуковой стимул. Собаки Павлова, да?
Сравнение неприятное, но давайте уж пойдём до конца. Ведь рядом с теми же собаками оказывается не только музыкальная школа, где за правильный звук дают конфетку, но и модный японец Масару Ибука с его книжкой "После трех уже поздно" [50]. Он там предлагает учить трёхлеток играть на скрипке, просто помещая их в компанию детей постарше, которые играют. И малыши начинают копировать старших без всякого насилия. Как верно замечает Ибука, таким образом выросли многие известные музыканты: Моцарт с детства был окружен музыкой, потому и сам он рано начал играть и сочинять. Но зачем, зачем копировать все эти звуки, оторванные от реальности? Всё равно ведь получается звериная дрессировка, хотя и более естественным методом, чем долбаные гаммы.
Можно уподобить музыку языку, который надо сначала выучить, чтобы потом говорить на нём самостоятельно. Но язык получается странный: вы давно говорили на нём? Или просто слушали плеер? Тогда с кем же вы общаетесь на этом языке?
Хотя дети, кажется, действительно используют свою первую музыку как язык. Ведь они ещё не знают, что музыка - это когда миллион человек тупо слушают одного, причём находящегося в другой стране и вообще в записи. Вместо этого дети пытаются говорить на собственном "музыкальном языке", и активно сопротивляются попыткам навязать им унылую грамматику взрослой музыки:
«Кит стал частенько напевать, когда играет с конструкторами. На днях они с Катей купили машинку-кран с магнитом на конце. И в придачу тележку-прицеп с грузиками. Вот под эту возню у Кита самые удивительные песни выходят. Словно перетаскивая грузики на кране, он одновременно конструирует музыку.
Сборы на улицу - другие движения. И песня другая, бодрая речёвка: "Прыгать, стрелять, играть! Прыгать, стрелять, гулять!" Обычно эти песни Кита - всего пара нот, на которых он "тянет" слова. Как у рэперов или акынов. При этом он по-прежнему отказывается подпевать моим песням. Даже тем, которые считаются "детскими". Видимо, их мелодии сложноваты и... неестественны?» (октябрь 2006)
«Ева стала почти каждый день требовать мою гитару. Причем ненадолго: расчехлить, побренчать минуту и снова убрать. Даже ругается, когда я пытаюсь играть или петь подольше. Такая вот своя версия музыки.» (август 2010)
Постепенно и мой собственный репертуар пересматривается. Все те песенки, которые когда-то впечатляли девушек, критически отброшены в сторону: на детей они не действуют. Туда же отбрасывается и занудная классическая музыка, от которой нет проку. Зато они вдруг просят снова спеть "На поле танки грохотали" в качестве колыбельной. А потом - "Венский вальс", написанный Коэном на стихи Лорки. Или "Странных людей" Джима Моррисона.
"Хорошая песня - это песня, которую можно спеть своему ребенку, - сообщаю я знакомым ценителям музыки. - Остальное всё мусор". Ценителям кажется, что это какой-то очень тонкий юмор.
Тем не менее, я и в правду оказываюсь на развилке. Либо мне надо поверить, что есть некое правильное и полезное музыкальное образование, эдакий кладезь стройных звуков, на вершине которого царствуют Бахи и Моцарты, которые очень разовьют моих детей... либо мне лучше послушать то, что пытаются сказать мне дети на своих собственных музыкальных языках, процветающих от музыкального бескультурья их папаши, который со старшим сыном-подростком поёт блюзы, шестилетней дочке позволяет плясать под панк-рок Игги Попа, по заказу младшего сына ставит флейту сякухати, а утром будит всех зарядкой под "Алюминиевые огурцы".
В этой главе собрано несколько научных теорий, с помощью которых я пытался ответить на такой вот странный вопрос.
Эффект собаки Моцарта
Западная наука о музыке до XX века в основном сводилась к ньютоновской физике - и гармония звуковых колебаний хорошо вписывалась в остальные гармонически-колебательные описания неорганического мира, от звёзд до атомов. Астрономы говорили о "музыке сфер". Лейбницу приписывают фразу "Музыка есть не что иное, как бессознательная арифметика". Музыканты отвечали симметрично, проявляя себя в научном мире - как органист Уильям Гершель, открывший планету Уран.
Возможно, вы уже угадали, что автор опять намекает на «культ инструмента», о котором не раз говорилось в этой книге. Ученые XVIII века любили идеальные гармонические модели, символом которых были часы и другие машины с простым колебательно-циклическим движением.
В XX веке культовым инструментом становится электричество, желательно беспроводное (радио). Человеческий мозг теперь тоже воспринимается как электроприбор, эдакий «чёрный ящик», схему которого можно вычислить, подключая к нему электроды. Вооруженные электроэнцефалографом, ученые начинают говорить про «токи мозга» и «мозговые волны». Начинается поиск отдельных центров, отвечающих за различные человеческие проявления, подобно поиску сгоревших деталей в радиоприемнике (именно сгоревших: основные выводы о работе мозга в XX веке делаются на основе изучения травм и патологий).
Тем временем бурное развитие фарминдустрии приводит к другому популярному культу - позже психолог Джон Слобода будет критиковать этот подход как «витаминную модель». Подобно тому, как медики научились выписывать таблетки на любую болезнь, психологи тоже начали выдавать позитивные исследования музыки по принципу «послушали - вылечились». Именно тогда родились популярные мифы о том, как музыка улучшает производительность труда, способствует покупкам или развивает интеллект - безо всякого учёта контекста, индивидуальных различий и даже без оценки того, как долго длится «эффект улучшения». Все это очень напоминало попытки создать оружие массового поражения [51].
Я столкнулся с таким подходом даже в XXI веке, всего пару лет назад, когда лечил зубы. Пока застывала пломба, стоматолог и её ассистентка пожаловались мне, что им не разрешают включать никакую музыку, кроме радио "Релакс". Руководство клиники считает, что именно такая музыка благотворно действует на пациентов. Однако руководство не учло, что сами врачи от постоянного прослушивания такого радио либо засыпают, либо звереют. А заснувший или взбесившийся стоматолог - это не очень благотворно. Я ещё легко отделался, потому что пришёл в клинику с утра.
Такое мифическое отношение к музыке даже у врачей неудивительно. Большинство исследований влияния музыки на мозг в XX веке - это странно организованные эксперименты с небольшими группами людей. Да и выявлялись в таких экспериментах лишь корреляции, то есть совпадение некоторых событий, а не причинно-следственная связь между ними. Хотя в прессе это подавалось именно как связь.
В 1993 году психолог Фрэнсис Раушер опубликовал исследование, где утверждалось, что после прослушивания Моцарта у детей улучшаются способности в решении задач пространственной координации [52]. Данная сенсация до сих пор известна широкой публике гораздо лучше, чем другие исследования, которые опровергли "эффект Моцарта" [53]. Хотя даже сторонники Раушера в конце концов признали: скорее всего это не сами способности улучшаются, а просто приятные эмоции, вызванные музыкой, создают человеку более комфортное состояние для работы. А эмоции от музыки, как говорилось выше, вполне могут быть заученным с детства рефлексом.
Подтверждение тому - исследование, авторы которого достигли "эффекта Моцарта" с гораздо более попсовой музыкой группы Blur [54]. Или ещё интересней: повысить творческие способности можно с помощью звуков, которые мы вообще не считаем музыкой - такой положительный эффект даёт умеренный шум, как в кафе или на вокзале [55].
Поэтому не удивляйтесь, если увидите новости типа «Звук электродрели помогает учить китайский язык» или «Шум моря развивает математические способности». Не будь я так ленив, уже защитил бы диссертацию по теме «Влияние стука колёс поездов дальнего следования на когнитивные особенности русской интеллигенции XX века».
Наркотики и лекарства
Но хватит лирики, где же наука? Она уже близко. В конце XX века благодаря томографии стало возможно наблюдать реакции отдельных групп нейронов, оценивая приток крови к ним. Уточнение для особо въедливых: конечно, томографы породили свой «культ инструмента». В частности, томограф не позволяет наблюдать активность отдельных нейронов человека, а скорость сканирования ниже, чем скорость передачи отдельных сигналов по синапсам; это значит, что ФМРТ покажет лишь долгое возбуждение большой группы нейронов, что характерно для внесинаптической передачи, когда нейрон работает «в режиме масс-медиа». А таким способом обычно передаются эмоции… и возможно, именно поэтому в последние годы появилась куча книг, прославляющих «эмоциональный интеллект».
Тем не менее, методы анализа совершенствуются, и можно сказать, что учёные наконец добрались до коммуникации нейронов. И подтвердили хипповской лозунг 60-х: «sex, drugs, rock-n-roll». То есть - при прослушивании заводных мелодий в мозгу происходят выбросы нейромедиатора дофамина, своеобразного сигнала удовольствия и поощрения [56].
Дофаминовая модель объединяет многие интересные феномены. Вы уже встречались с ней в главе «Ген крокодила»: у некоторых людей снижена чувствительность дофаминовых рецепторов, что приводит к постоянному поиску новизны или риска. В зависимости от среды, такие люди могут стать путешественниками, спортсменами-экстремалами… или наркоманами. Тут и меломаны близко, правда?
Но бывает и наоборот, избыток дофамина: тогда мыши перестают бояться кошек, а рыба выпрыгивает из воды прямо в клюв чайки. Виной тому - паразиты, которые усиливают у своих хозяев выработку дофамина. Потому что им, паразитам, надо продолжить свой цикл в новом хозяине (кошке или чайке). В человеческой культуре тоже существуют дофаминовые ловушки - например, казино или бесконечная лента вашего «Фейсбука».
Ладно, подсластим пилюлю. Наркотик - это необязательно зависимость и злоупотребление. Это может быть и лекарство. Невролог Оливер Сакс в "Музыкофилии" [57] рассказывает, что музыка может оживлять людей с синдромом Паркинсона практически так же, как препарат L-dopa:
«Музыка делала с ними всё то же самое, что в будущем делала L-dopa, и даже больше - но только на короткое время, пока она звучала. Можно сказать, что это был звуковой дофамин, своего рода "протез" для поврежденных базальных ганглий».
"Музыкофилия" - пожалуй, лучший на сегодняшний день путеводитель по исследованиям музыки. И хотя сам Сакс был меломаном и сторонником музыкальной терапии, его книга наверняка расстроит многих музыкальных педагогов. Во-первых, здесь чётко показано, что «лекарство надо принимать по рецепту». Для людей, страдающих паркинсонизмом и другими моторными дисфункциями, очень важен ритм, хотя музыка может быть ранее неизвестной. А пациентам с афазией нужны мелодии со словами, которые они хотят вспомнить. Люди с синдромом Туретта усмиряют свои тики в самостоятельной игре на музыкальных инструментах, а для людей с синдромом Вильямса важно участие в музыкальном исполнении других людей, для них это форма обмена эмоциями. В общем, нет такой музыки, которая "полезна для всех".
А ещё ведь есть такие граждане, кого музыка раздражает. Сакс приводит в пример Фрейда и Набокова, которые, по его мнению, вовсе не были лишены слуха - наоборот, музыка оказывала на этих чувствительных людей слишком сильное воздействие, и потому они сопротивлялись ей. Толстой описал тот же эффект в "Крейцеровой сонате".
Кстати, эти примеры помогли мне понять парадокс собственного восприятия музыки. Я часто пою и играю на гитаре - но при этом ненавижу наушники, да и вообще "фоновую" музыку. Люди, которые способны слушать записи часами, всегда напоминали мне обжор, страдающих булимией. Но до сих пор не было научно-обоснованной поддержки этого наблюдения. Оказаться в компании Толстого и Набокова всё-таки приятно.
В «Музыкофилии» описаны и случаи деструктивного воздействия музыки: "мозговые черви" прилипчивых мелодий, галлюцинации и припадки, сходные с эпилептическими. По мнению Сакса, количество таких проблем за последние полвека значительно увеличилось благодаря избытку музыкального шума вокруг нас. Более 15% современных молодых людей по той же причине страдают заметными нарушениями слуха. Неудивительно, если всё время ходить в громыхающих наушниках.
Турецкий свист, китайский слух
«Наркотическая модель» позволяет разделаться со слишком рьяными пропагандистами музыкального образования - но она не объясняет, почему музыка так сильно закрепилась в человеческой культуре. Ну хорошо, у нас срабатывает некий рефлекс на музыку, и мы получаем дофаминовый сигнал удовольствия. Но если бы это не подкреплялось практической пользой, которая следует за опознаванием звука, мы бы давно забыли эту реакцию.
Музыка могла появиться как имитация значимых звуков окружающего мира, на которые человеческий мозг отвечает сильными реакциями-эмоциями. Низкочастотный грохот (гроза, землетрясение) вызывает ощущение тревоги. Зато звук текущей воды успокаивает: это знак жизненно-важного ресурса. Можно вызвать такие же реакции искусственно, если повторить те же звуки с помощью музыкальных инструментов.
Имитационно-игровая культура, доведённая до совершенства - одно из главных отличий человека от животных. Возросший объем памяти позволил людям использовать полученный опыт для моделирования грядущих событий. Охотники могли отрабатывать свои навыки, используя изображение оленя как мишень, а ритуальный танец - как обучающую игру. Вполне естественно было имитировать и звуки.
С другой стороны, не забываем о паразитах: если существует короткий путь для вызова нужной реакции, то всегда найдутся и те, кто им воспользуется. Крик от боли или детский плач вызывают повышенное внимание соплеменников? Значит, срочно запоминаем и имитируем: «этот стон у них песней зовётся». По той же причине на телевидении популярны дикторши с истерическими нотками в голосе. Да и большинство рок-певцов так визжат, что хочется им молочка налить.
Вместе с песней-рыданием, в каждой культуре можно найти и другие универсальные мелодии: это бодрый "военно-эротический" танец и успокаивающая колыбельная. Паттерны такой музыки из разных стран очень похожи - они согласуются с ритмами сердца и ритмами дыхания. [58] Что неудивительно, ведь музыку исполняют люди, а у них анатомия примерно одинаковая.
Однако всё сказанное можно отнести и к человеческой речи. В ней тоже много звукоподражаний, в ней тоже есть свои ритмические и мелодические паттерны, вызывающие определенные эмоции. Ряд исследований доказали, что «понимание» музыки сильно коррелирует с пониманием речи той культуры, к которой относится музыка [59], [60].
Логично предположить, что музыка была первоязыком, языком эмоций, к которому впоследствии добавилось смысловая надстройка - и получилась речь как язык более высокого уровня. Есть и более интересная гипотеза: музыка и речь - это языки двух разных интеллектов, которые иногда сотрудничают, а иногда конкурируют в одной голове. Известно много случаев, когда неординарные музыкальные таланты выявлялись после повреждения левого полушария мозга, как если бы обитающий там «логический» интеллект держал под контролем «артистическое» правое полушарие, но после травмы потерял контроль. Правда, такие «артисты» зачастую теряют важные левополушарные способности, связанные с абстрактным мышлением [57].
Забавное отражение этой полушарной конкуренции - поговорка «Не свисти, а то денег не будет». Раньше мне нечем было ответить на это суеверие (сам я люблю посвистеть при всяком удобном случае, особенно в длинных коридорах и прочих помещениях с интересной акустикой). Но в прошлом году в журнале Current Biology опубликовали исследование свистящего языка, которым пользуются жители турецкой горной деревушки Кушкей. Этот «птичий» язык радикально отличается по картине мозговой активности от обычных языков. Они, обычные языки, задействуют в основном левое полушарие. А в случае свистящего языка активно включается и правое «музыкальное» полушарие [61]. Поэтому, если кто-то говорит вам, что от свиста денег не будет, вы можете научно ответить, что внутренняя гармония полушарий важнее.
Вообще «языковая» теория музыки звучит приятнее, чем «наркотическая». Однако и здесь придётся разоблачить ряд мифов. В первую очередь под сомнением - «врожденная музыкальность». Исследования с помощью МРТ выявили, что музыкальная настройка нейронов может меняться даже под влиянием краткосрочного обучения; при этом происходят вполне регистрируемые физические изменения в мозге - число нейронов, реагирующих на значимые звуки, растёт, а их реакция усиливается. [62]
И даже «абсолютный слух» не является врождённым даром. Оливер Сакс рассказывает в «Музыкофилии» об исследовании, в котором сравнивались дети, обучающиеся в музыкальных школах Нью-Йорка и Пекина. Оказалось, что среди учеников в возрасте 4-5 лет абсолютным слухом обладают 60% китайцев и только 14% американцев. Среди тех, кто начал учиться музыке в 6-7 лет, доли слухачей разошлись больше: 55% и 6%, соответственно. И наконец, среди тех, кто начал учиться музыке в 8-9 лет, абсолютный слух был у 42% китайцев - и ни одного такого ученика среди американцев. Вывод: абсолютный слух может сохраниться у детей, если они с рождения изучают тональный язык, а если язык не тональный - абсолютный слух пропадает.
Другое исследование, проведенное в университете Висконсина, предлагает и причину исчезновения абсолютного слуха с возрастом. Тесты на распознавание музыки у 8-месячных детей и у взрослых обнаружили, что взрослые больше ориентируются на сочетание звуков относительно друг друга, а дети - на абсолютное звучание: они не могут отличить ту же песню, спетую в другой тональности. Видимо, абсолютный слух становится неудобен, когда дети овладевают более «абстрактным» (нетональным) языком взрослых.
А теперь вспомним цитату, с которой начиналась данная глава. Газета Asian Times пугает американцев тем, что китайцы тратят на музыкальное образование детей в шесть раз больше денег. Дескать, это гарантирует им интеллектуальное превосходство. Но теперь можно сделать совсем другой вывод: китайцы увлекаются музыкой просто потому, что это... важная часть их языка! И если вы хотите сохранить у ребёнка абсолютный слух, то обучение китайскому языку с рождения поможет в этом больше, чем обучение музыке.
Это был кусок из книги "Сядьте на пол: руководство по дзену для родителей"
Возможно, это заговор. Китайские родители продают плазменные ТВ-панели в Штаты, а на вырученные деньги обучают своих отпрысков музыке, делая американских детей тупее, а китайских детей умнее. Берегитесь: когда новое поколение вырастет, ваш ребенок будет подносить кофе китайскому боссу! Хотя это, конечно, преувеличение: некоторые боссы будут индийцами.
В любом случае, Америка совершенно не понимает, какая ставка на кону. Нынешний сдвиг интеллектуального капитала в сторону Востока не имеет прецедентов в истории. Немногие из этих 36 миллионов юных пианистов будут зарабатывать музыкой - но многие станут серьёзными учёными, инженерами, врачами, бизнесменами и военными.
Мало кто сомневается, что классическая музыка развивает мозг и приводит к успеху в других областях. Согласно научным исследованиям, обучение музыке увеличивает IQ шестилетних детей. И американская элита всё ещё отправляет детей учиться музыке. В Брили, самой престижной нью-йоркской школе для девочек, обязательное условие для всех учащихся - играть в оркестре. А американские медицинские колледжи охотнее принимают тех, кто закончил музыкальную школу». (The Asian Times, [49]).
Музыка - очень противоречивая штука. Факты её воздействия на человека известны с древнейших времён. Но зачем она нужна, никто не может внятно объяснить даже сейчас. Музыка явно не входит в “список первой необходимости”, куда входят воздух и вода, еда и сон, движение и общение. Счастливая жизнь вполне возможна без музыки, хотя проверить это в наши дни непросто: музыка звучит повсеместно. Можно признать, что музыка просто приятна, и этого достаточно для её существования. Но чесаться тоже приятно, однако никто не строит “школы чесотки”.
Другое глобальное противоречие тоже связано с обучением. Во многих современных культурах это почти обязательная программа: детей массово загоняют в музыкальные школы. Но значительное количество таких учащихся потом всю жизнь ненавидят эту обязаловку, что вполне объясняется другой общепринятой идеей - о "врожденных" музыкальных способностях, которыми обладают лишь немногие. Зачем же тогда всех остальных мучить?
Наконец, если отложить все эти наносные истины и понаблюдать за собственными детьми, можно заметить ещё много такого, чего не пишут газеты, доказывающие великую развивающую силу музыки.
Во-первых, в самом раннем возрасте (несколько месяцев) дети музыкой не интересуются. То есть буквально "музыкой", в чистом виде, как набор звуков из магнитофона. Они, конечно, могут реагировать, особенно на ударные инструменты. Ребёнок озирается, ищет источник звука... но не увидав никакого изменения среды, теряет интерес к записи.
Другое дело - когда есть действия, сопровождающие музыку. Давно привыкшие к музыке взрослые даже не осознают эту связь: мимика лиц при исполнении песен, движения рук на музыкальном инструменте, покачивания тела в такт. Но кажется, дети ловят именно это.
«Кит увлекся дудкой, которая с клавишами. Типа духового мини-пианино. Сколько я мучился, чтобы заинтересовать его такими штуками! Нет, валялись мертвым грузом. А решение-то банальным оказалось. Играли в очередную "войнушку" с игрушками. Я и предложил дудкой передавать сигналы войскам. Показал пару мелодий простых, из трёх нот. Вот, говорю, этот сигнал - вызываем подмогу. А этот - отбой. И так далее. Подействовало! Кит уже три дня на дудке наигрывает эти мелодии». (ноябрь 2008)
«Ева активно увлеклась музыкой после года. Вернее, вещами, которые происходят вместе с музыкой. Первый танец она, кажется, подсмотрела у Кита в детском саду, когда там репетировали перед Масленицей. Летом регулярно танцевала под маленькое музыкальное электропианино: научилась сама включать записанные там мелодии.
А последний месяц у нас главный музыкальный ритуал - это зарядка «с полётами». Утром, когда мы встаём, а также вечером, когда я возвращаюсь с работы, Ева показывает на музыкальный центр со словами «Суси га!» («Слушать джаз»). Но её интересует не джаз как таковой. Когда включается музыка, она кричит «Ух-ух!» и тянет ко мне руки. Это значит - летать под музыку». (декабрь 2010).
В современном мире появился ещё один мощный инструмент связывания музыки с действиями: кино. В реальности ведь никогда не бывает, чтобы каждое движение сопровождалось музыкой. А в мультиках и фильмах это обычное явление. Кроме того, музыка постоянно звучит в магазинах и кафе. И всё это создаёт новые связки.
«Кит просит поставить такой диск, "как будто ешь острую пиццу”. Поставил ему Сезарию Ивору. Подошло». (январь 2012)
«Лёва просит включить музыку, "где все умерли". Неужели он чувствует в музыке настроения? Прошу уточнить. "Ну такая самурайская...". Ага, ясно. Ставлю Стефана Микуса. Да, это оно, соглашается Лёва. Хотя Микус совсем не самурай, а немецкий грек. Но флейта и барабаны у него именно такие, как в любимом лёвином кино про самураев.» (сентябрь 2015)
Получается, что дети закрепляют музыку как условный рефлекс. То есть обучаются реагировать не на само действие или образ, а на сопутствующий звуковой стимул. Собаки Павлова, да?
Сравнение неприятное, но давайте уж пойдём до конца. Ведь рядом с теми же собаками оказывается не только музыкальная школа, где за правильный звук дают конфетку, но и модный японец Масару Ибука с его книжкой "После трех уже поздно" [50]. Он там предлагает учить трёхлеток играть на скрипке, просто помещая их в компанию детей постарше, которые играют. И малыши начинают копировать старших без всякого насилия. Как верно замечает Ибука, таким образом выросли многие известные музыканты: Моцарт с детства был окружен музыкой, потому и сам он рано начал играть и сочинять. Но зачем, зачем копировать все эти звуки, оторванные от реальности? Всё равно ведь получается звериная дрессировка, хотя и более естественным методом, чем долбаные гаммы.
Можно уподобить музыку языку, который надо сначала выучить, чтобы потом говорить на нём самостоятельно. Но язык получается странный: вы давно говорили на нём? Или просто слушали плеер? Тогда с кем же вы общаетесь на этом языке?
Хотя дети, кажется, действительно используют свою первую музыку как язык. Ведь они ещё не знают, что музыка - это когда миллион человек тупо слушают одного, причём находящегося в другой стране и вообще в записи. Вместо этого дети пытаются говорить на собственном "музыкальном языке", и активно сопротивляются попыткам навязать им унылую грамматику взрослой музыки:
«Кит стал частенько напевать, когда играет с конструкторами. На днях они с Катей купили машинку-кран с магнитом на конце. И в придачу тележку-прицеп с грузиками. Вот под эту возню у Кита самые удивительные песни выходят. Словно перетаскивая грузики на кране, он одновременно конструирует музыку.
Сборы на улицу - другие движения. И песня другая, бодрая речёвка: "Прыгать, стрелять, играть! Прыгать, стрелять, гулять!" Обычно эти песни Кита - всего пара нот, на которых он "тянет" слова. Как у рэперов или акынов. При этом он по-прежнему отказывается подпевать моим песням. Даже тем, которые считаются "детскими". Видимо, их мелодии сложноваты и... неестественны?» (октябрь 2006)
«Ева стала почти каждый день требовать мою гитару. Причем ненадолго: расчехлить, побренчать минуту и снова убрать. Даже ругается, когда я пытаюсь играть или петь подольше. Такая вот своя версия музыки.» (август 2010)
Постепенно и мой собственный репертуар пересматривается. Все те песенки, которые когда-то впечатляли девушек, критически отброшены в сторону: на детей они не действуют. Туда же отбрасывается и занудная классическая музыка, от которой нет проку. Зато они вдруг просят снова спеть "На поле танки грохотали" в качестве колыбельной. А потом - "Венский вальс", написанный Коэном на стихи Лорки. Или "Странных людей" Джима Моррисона.
"Хорошая песня - это песня, которую можно спеть своему ребенку, - сообщаю я знакомым ценителям музыки. - Остальное всё мусор". Ценителям кажется, что это какой-то очень тонкий юмор.
Тем не менее, я и в правду оказываюсь на развилке. Либо мне надо поверить, что есть некое правильное и полезное музыкальное образование, эдакий кладезь стройных звуков, на вершине которого царствуют Бахи и Моцарты, которые очень разовьют моих детей... либо мне лучше послушать то, что пытаются сказать мне дети на своих собственных музыкальных языках, процветающих от музыкального бескультурья их папаши, который со старшим сыном-подростком поёт блюзы, шестилетней дочке позволяет плясать под панк-рок Игги Попа, по заказу младшего сына ставит флейту сякухати, а утром будит всех зарядкой под "Алюминиевые огурцы".
В этой главе собрано несколько научных теорий, с помощью которых я пытался ответить на такой вот странный вопрос.
Эффект собаки Моцарта
Западная наука о музыке до XX века в основном сводилась к ньютоновской физике - и гармония звуковых колебаний хорошо вписывалась в остальные гармонически-колебательные описания неорганического мира, от звёзд до атомов. Астрономы говорили о "музыке сфер". Лейбницу приписывают фразу "Музыка есть не что иное, как бессознательная арифметика". Музыканты отвечали симметрично, проявляя себя в научном мире - как органист Уильям Гершель, открывший планету Уран.
Возможно, вы уже угадали, что автор опять намекает на «культ инструмента», о котором не раз говорилось в этой книге. Ученые XVIII века любили идеальные гармонические модели, символом которых были часы и другие машины с простым колебательно-циклическим движением.
В XX веке культовым инструментом становится электричество, желательно беспроводное (радио). Человеческий мозг теперь тоже воспринимается как электроприбор, эдакий «чёрный ящик», схему которого можно вычислить, подключая к нему электроды. Вооруженные электроэнцефалографом, ученые начинают говорить про «токи мозга» и «мозговые волны». Начинается поиск отдельных центров, отвечающих за различные человеческие проявления, подобно поиску сгоревших деталей в радиоприемнике (именно сгоревших: основные выводы о работе мозга в XX веке делаются на основе изучения травм и патологий).
Тем временем бурное развитие фарминдустрии приводит к другому популярному культу - позже психолог Джон Слобода будет критиковать этот подход как «витаминную модель». Подобно тому, как медики научились выписывать таблетки на любую болезнь, психологи тоже начали выдавать позитивные исследования музыки по принципу «послушали - вылечились». Именно тогда родились популярные мифы о том, как музыка улучшает производительность труда, способствует покупкам или развивает интеллект - безо всякого учёта контекста, индивидуальных различий и даже без оценки того, как долго длится «эффект улучшения». Все это очень напоминало попытки создать оружие массового поражения [51].
Я столкнулся с таким подходом даже в XXI веке, всего пару лет назад, когда лечил зубы. Пока застывала пломба, стоматолог и её ассистентка пожаловались мне, что им не разрешают включать никакую музыку, кроме радио "Релакс". Руководство клиники считает, что именно такая музыка благотворно действует на пациентов. Однако руководство не учло, что сами врачи от постоянного прослушивания такого радио либо засыпают, либо звереют. А заснувший или взбесившийся стоматолог - это не очень благотворно. Я ещё легко отделался, потому что пришёл в клинику с утра.
Такое мифическое отношение к музыке даже у врачей неудивительно. Большинство исследований влияния музыки на мозг в XX веке - это странно организованные эксперименты с небольшими группами людей. Да и выявлялись в таких экспериментах лишь корреляции, то есть совпадение некоторых событий, а не причинно-следственная связь между ними. Хотя в прессе это подавалось именно как связь.
В 1993 году психолог Фрэнсис Раушер опубликовал исследование, где утверждалось, что после прослушивания Моцарта у детей улучшаются способности в решении задач пространственной координации [52]. Данная сенсация до сих пор известна широкой публике гораздо лучше, чем другие исследования, которые опровергли "эффект Моцарта" [53]. Хотя даже сторонники Раушера в конце концов признали: скорее всего это не сами способности улучшаются, а просто приятные эмоции, вызванные музыкой, создают человеку более комфортное состояние для работы. А эмоции от музыки, как говорилось выше, вполне могут быть заученным с детства рефлексом.
Подтверждение тому - исследование, авторы которого достигли "эффекта Моцарта" с гораздо более попсовой музыкой группы Blur [54]. Или ещё интересней: повысить творческие способности можно с помощью звуков, которые мы вообще не считаем музыкой - такой положительный эффект даёт умеренный шум, как в кафе или на вокзале [55].
Поэтому не удивляйтесь, если увидите новости типа «Звук электродрели помогает учить китайский язык» или «Шум моря развивает математические способности». Не будь я так ленив, уже защитил бы диссертацию по теме «Влияние стука колёс поездов дальнего следования на когнитивные особенности русской интеллигенции XX века».
Наркотики и лекарства
Но хватит лирики, где же наука? Она уже близко. В конце XX века благодаря томографии стало возможно наблюдать реакции отдельных групп нейронов, оценивая приток крови к ним. Уточнение для особо въедливых: конечно, томографы породили свой «культ инструмента». В частности, томограф не позволяет наблюдать активность отдельных нейронов человека, а скорость сканирования ниже, чем скорость передачи отдельных сигналов по синапсам; это значит, что ФМРТ покажет лишь долгое возбуждение большой группы нейронов, что характерно для внесинаптической передачи, когда нейрон работает «в режиме масс-медиа». А таким способом обычно передаются эмоции… и возможно, именно поэтому в последние годы появилась куча книг, прославляющих «эмоциональный интеллект».
Тем не менее, методы анализа совершенствуются, и можно сказать, что учёные наконец добрались до коммуникации нейронов. И подтвердили хипповской лозунг 60-х: «sex, drugs, rock-n-roll». То есть - при прослушивании заводных мелодий в мозгу происходят выбросы нейромедиатора дофамина, своеобразного сигнала удовольствия и поощрения [56].
Дофаминовая модель объединяет многие интересные феномены. Вы уже встречались с ней в главе «Ген крокодила»: у некоторых людей снижена чувствительность дофаминовых рецепторов, что приводит к постоянному поиску новизны или риска. В зависимости от среды, такие люди могут стать путешественниками, спортсменами-экстремалами… или наркоманами. Тут и меломаны близко, правда?
Но бывает и наоборот, избыток дофамина: тогда мыши перестают бояться кошек, а рыба выпрыгивает из воды прямо в клюв чайки. Виной тому - паразиты, которые усиливают у своих хозяев выработку дофамина. Потому что им, паразитам, надо продолжить свой цикл в новом хозяине (кошке или чайке). В человеческой культуре тоже существуют дофаминовые ловушки - например, казино или бесконечная лента вашего «Фейсбука».
Ладно, подсластим пилюлю. Наркотик - это необязательно зависимость и злоупотребление. Это может быть и лекарство. Невролог Оливер Сакс в "Музыкофилии" [57] рассказывает, что музыка может оживлять людей с синдромом Паркинсона практически так же, как препарат L-dopa:
«Музыка делала с ними всё то же самое, что в будущем делала L-dopa, и даже больше - но только на короткое время, пока она звучала. Можно сказать, что это был звуковой дофамин, своего рода "протез" для поврежденных базальных ганглий».
"Музыкофилия" - пожалуй, лучший на сегодняшний день путеводитель по исследованиям музыки. И хотя сам Сакс был меломаном и сторонником музыкальной терапии, его книга наверняка расстроит многих музыкальных педагогов. Во-первых, здесь чётко показано, что «лекарство надо принимать по рецепту». Для людей, страдающих паркинсонизмом и другими моторными дисфункциями, очень важен ритм, хотя музыка может быть ранее неизвестной. А пациентам с афазией нужны мелодии со словами, которые они хотят вспомнить. Люди с синдромом Туретта усмиряют свои тики в самостоятельной игре на музыкальных инструментах, а для людей с синдромом Вильямса важно участие в музыкальном исполнении других людей, для них это форма обмена эмоциями. В общем, нет такой музыки, которая "полезна для всех".
А ещё ведь есть такие граждане, кого музыка раздражает. Сакс приводит в пример Фрейда и Набокова, которые, по его мнению, вовсе не были лишены слуха - наоборот, музыка оказывала на этих чувствительных людей слишком сильное воздействие, и потому они сопротивлялись ей. Толстой описал тот же эффект в "Крейцеровой сонате".
Кстати, эти примеры помогли мне понять парадокс собственного восприятия музыки. Я часто пою и играю на гитаре - но при этом ненавижу наушники, да и вообще "фоновую" музыку. Люди, которые способны слушать записи часами, всегда напоминали мне обжор, страдающих булимией. Но до сих пор не было научно-обоснованной поддержки этого наблюдения. Оказаться в компании Толстого и Набокова всё-таки приятно.
В «Музыкофилии» описаны и случаи деструктивного воздействия музыки: "мозговые черви" прилипчивых мелодий, галлюцинации и припадки, сходные с эпилептическими. По мнению Сакса, количество таких проблем за последние полвека значительно увеличилось благодаря избытку музыкального шума вокруг нас. Более 15% современных молодых людей по той же причине страдают заметными нарушениями слуха. Неудивительно, если всё время ходить в громыхающих наушниках.
Турецкий свист, китайский слух
«Наркотическая модель» позволяет разделаться со слишком рьяными пропагандистами музыкального образования - но она не объясняет, почему музыка так сильно закрепилась в человеческой культуре. Ну хорошо, у нас срабатывает некий рефлекс на музыку, и мы получаем дофаминовый сигнал удовольствия. Но если бы это не подкреплялось практической пользой, которая следует за опознаванием звука, мы бы давно забыли эту реакцию.
Музыка могла появиться как имитация значимых звуков окружающего мира, на которые человеческий мозг отвечает сильными реакциями-эмоциями. Низкочастотный грохот (гроза, землетрясение) вызывает ощущение тревоги. Зато звук текущей воды успокаивает: это знак жизненно-важного ресурса. Можно вызвать такие же реакции искусственно, если повторить те же звуки с помощью музыкальных инструментов.
Имитационно-игровая культура, доведённая до совершенства - одно из главных отличий человека от животных. Возросший объем памяти позволил людям использовать полученный опыт для моделирования грядущих событий. Охотники могли отрабатывать свои навыки, используя изображение оленя как мишень, а ритуальный танец - как обучающую игру. Вполне естественно было имитировать и звуки.
С другой стороны, не забываем о паразитах: если существует короткий путь для вызова нужной реакции, то всегда найдутся и те, кто им воспользуется. Крик от боли или детский плач вызывают повышенное внимание соплеменников? Значит, срочно запоминаем и имитируем: «этот стон у них песней зовётся». По той же причине на телевидении популярны дикторши с истерическими нотками в голосе. Да и большинство рок-певцов так визжат, что хочется им молочка налить.
Вместе с песней-рыданием, в каждой культуре можно найти и другие универсальные мелодии: это бодрый "военно-эротический" танец и успокаивающая колыбельная. Паттерны такой музыки из разных стран очень похожи - они согласуются с ритмами сердца и ритмами дыхания. [58] Что неудивительно, ведь музыку исполняют люди, а у них анатомия примерно одинаковая.
Однако всё сказанное можно отнести и к человеческой речи. В ней тоже много звукоподражаний, в ней тоже есть свои ритмические и мелодические паттерны, вызывающие определенные эмоции. Ряд исследований доказали, что «понимание» музыки сильно коррелирует с пониманием речи той культуры, к которой относится музыка [59], [60].
Логично предположить, что музыка была первоязыком, языком эмоций, к которому впоследствии добавилось смысловая надстройка - и получилась речь как язык более высокого уровня. Есть и более интересная гипотеза: музыка и речь - это языки двух разных интеллектов, которые иногда сотрудничают, а иногда конкурируют в одной голове. Известно много случаев, когда неординарные музыкальные таланты выявлялись после повреждения левого полушария мозга, как если бы обитающий там «логический» интеллект держал под контролем «артистическое» правое полушарие, но после травмы потерял контроль. Правда, такие «артисты» зачастую теряют важные левополушарные способности, связанные с абстрактным мышлением [57].
Забавное отражение этой полушарной конкуренции - поговорка «Не свисти, а то денег не будет». Раньше мне нечем было ответить на это суеверие (сам я люблю посвистеть при всяком удобном случае, особенно в длинных коридорах и прочих помещениях с интересной акустикой). Но в прошлом году в журнале Current Biology опубликовали исследование свистящего языка, которым пользуются жители турецкой горной деревушки Кушкей. Этот «птичий» язык радикально отличается по картине мозговой активности от обычных языков. Они, обычные языки, задействуют в основном левое полушарие. А в случае свистящего языка активно включается и правое «музыкальное» полушарие [61]. Поэтому, если кто-то говорит вам, что от свиста денег не будет, вы можете научно ответить, что внутренняя гармония полушарий важнее.
Вообще «языковая» теория музыки звучит приятнее, чем «наркотическая». Однако и здесь придётся разоблачить ряд мифов. В первую очередь под сомнением - «врожденная музыкальность». Исследования с помощью МРТ выявили, что музыкальная настройка нейронов может меняться даже под влиянием краткосрочного обучения; при этом происходят вполне регистрируемые физические изменения в мозге - число нейронов, реагирующих на значимые звуки, растёт, а их реакция усиливается. [62]
И даже «абсолютный слух» не является врождённым даром. Оливер Сакс рассказывает в «Музыкофилии» об исследовании, в котором сравнивались дети, обучающиеся в музыкальных школах Нью-Йорка и Пекина. Оказалось, что среди учеников в возрасте 4-5 лет абсолютным слухом обладают 60% китайцев и только 14% американцев. Среди тех, кто начал учиться музыке в 6-7 лет, доли слухачей разошлись больше: 55% и 6%, соответственно. И наконец, среди тех, кто начал учиться музыке в 8-9 лет, абсолютный слух был у 42% китайцев - и ни одного такого ученика среди американцев. Вывод: абсолютный слух может сохраниться у детей, если они с рождения изучают тональный язык, а если язык не тональный - абсолютный слух пропадает.
Другое исследование, проведенное в университете Висконсина, предлагает и причину исчезновения абсолютного слуха с возрастом. Тесты на распознавание музыки у 8-месячных детей и у взрослых обнаружили, что взрослые больше ориентируются на сочетание звуков относительно друг друга, а дети - на абсолютное звучание: они не могут отличить ту же песню, спетую в другой тональности. Видимо, абсолютный слух становится неудобен, когда дети овладевают более «абстрактным» (нетональным) языком взрослых.
А теперь вспомним цитату, с которой начиналась данная глава. Газета Asian Times пугает американцев тем, что китайцы тратят на музыкальное образование детей в шесть раз больше денег. Дескать, это гарантирует им интеллектуальное превосходство. Но теперь можно сделать совсем другой вывод: китайцы увлекаются музыкой просто потому, что это... важная часть их языка! И если вы хотите сохранить у ребёнка абсолютный слух, то обучение китайскому языку с рождения поможет в этом больше, чем обучение музыке.
Это был кусок из книги "Сядьте на пол: руководство по дзену для родителей"