ВЕНЕЦИЯ
12 августа
Почему я выбрал именно Венецию? Ответ на этот вопрос я начал искать, после того как уже оплатил все билеты нужные для дороги и проживания там. Я помню что это было главной задачей до поездки в Германию - решить куда я поеду там путешествовать. Это было взглядом ребёнка в магазине игрушек, европейские города подсвечивались моими воспоминаниями, я думал о Ван Гоге и покупал билеты то ли в Амстердам, то ли в Арль, я думал о судьбе белых эмигрантов и мечтал о поездке в Париж, представлял себе сказочные Альпы, по которым делал презентацию в школе, и заказывал номер в Швейцарском хостеле. Мама уставшим голосом говорит: «Давай что-нибудь одно». А я даже не верю, что можно выбирать. Оказаться в Венеции было самым несбыточным, нереальным. Это мечта моей сестры откуда-то из детства, когда жили все в месте, и эта мечта, которая звучала невозможней остальных. Какой-то город на воде, вместо машин корабли, повсюду храмы и музеи. Ника даже раскрашивала маски под стать Венецианским - таинственный венецианский карнавал. Наклейка с Венецией было акционным приложением к батончикам несквик, разные города мира, которыми мы обклеивали свои ящики. Я это вспомнил только сейчас, когда до поездки остаётся 9 дней. Я понимаю, насколько важная это поездка для меня. Быть первопроходцем от семьи и доказать, что мечты могут становится реальностью, впервые увидеть море, попробовать итальянскую пиццу в Италии, походить по Набережной неисцелимых и столько всего сделать впервые, встречу закат на адриатическом море, буду ли я вообще там спать?
28 августа
Я приехал в Венецию 23 августа 2022 года. Путешествия, как всё хорошее в жизни, начиналось так же быстро как и подходило к концу, было сшито разными нитками городов и судеб на протяжении целой недели, где не было места пустоте, всё было прожито как нужно, как можно лучше в данный период жизни и теперь все впечатления ждут своей консервации в заметках. Сегодня 28 августа и я правда ещё два дня назад мыл руки в гранд канале после липкого карамельного мороженного. Пойду поступью и начну с гостей во Франкфурте, которых я ждал в пятницу у себя в «коттедже». Всё хотелось провести по набоковски - с теннисом по утрам в белых поло с крахмальными воротничками, бассейном после чашки кофе и разговорами эмигрантов о судьбах России. Был совсем иной расклад, но так или иначе всё прошло расчудесно. Особенно будет помниться выезд во Франкфурт на deep haus с именитыми диджеями, мы провели там немало 4 часа, танцуя и пытаясь понять этот образ жизни и помню, что первые и последние секунды мне очень понравились, поехали в 5 утра домой, и я судорожно прибирался перед приездом гостевых родителей, да мы и сами должны были выместись из дома гораздо раньше их прибытия. Таким образом, едва спав первую ночь, не спав вторую, я был разбужен на конечной станции поезда ангелом-хранителем (помнится, это была пожилая фрау) и вышел уже готовенький в деревне Kirn, направляясь к своей тётушке. Отлично откушав, отоспавшись и забрав со стирки свои скомканные, собранный второпях вещи, я был готов к Венеции, до которой нужно было ещё ехать через Мюнхен. А Мюнхен был ещё в 8 часах от Кирна, но ничего страшного, там тоже ждал уют от друзей, и я направлялся прямо к семейному очагу, созданному в однокомнатной квартире хостела с заботливо подготовленным диванчиком. Завтра укомплектованный я, с котомкой и выпечкой от Тётушки, должен пересечь границу Германии и Италии, проезжая сквозь Альпы, и открыть большой мир. Рано проснувшись и сделав несколько неудачных попыток познать кофейный аппарат, я поехал на автостанцию, с которой я отправлялся в 9 часовое путешествие на двухэтажном автобусе с очень грязным лобовым стеклом. Я занял место прямо как раз у него, на втором этаже, но меня компания каких-то стритрейсеров деликатно попросили уйти обратно в салон, оказывается за вид можно было платить. Но эти места того стоили, я мог смотреть в окно часами. Мы пробирались сквозь горные цепи, огромные вершины, которые обступали, не давали пройти или наоборот стояли величаво поодаль, давав восторженно смотреть на их великаньи плечи. Отвалившиеся зубики древних шаманов, которые встречали и провожали солнце на вершинах, свалились вниз и выросли в избушки, острые крыши и покатые мосты, наверное, я даже видел пару колодцев! И возможно многое бы отдал, чтобы провести свою старость здесь, под защитой доброй дюжины скал. Я выходил подышать горным воздухом, смешанным с выхлопными газами машин на парковке, я делал вид, что я турист, которого ничем не удивить, но фотографию гор, всё-таки для отчётности сделаю. Я был тогда, но понимаю сейчас - счастлив и хочу, чтобы этот путь повторился вновь. В магазине, в который я зашёл, я впервые услышал рокот итальянской речи и как жаль, что мой нулевой запас возрос только до трёх-пяти слов - граци, мезкузи, пор фавор и чао! Мне было так стыдно, что я не знаю итальянского, что уж говорить об английском. Тактичное молчание и безысходная улыбка как обычно служили единственными сильными сторонами моего международного общения. Но вот Италия, + 30000 по Фаренгейту, Цельсию и Кельвину вмести взятым, 15:32 по Гранвичу, 45 широты и 10 долготы по координатам и 100 процентов чистой красоты по-моему. Это была только Верона, с ручьем, протекающим вдоль набережной, вымощенными булыжниками. Появились дома с какими-то другими, не немецкими красными, зелёными цветами, а цветы! Я через стекло чувствовал их пьянящий аромат, а выпуклые узорчатые балкончики, словно кружевное бельё, определяли удивительный внутренний мир домов, безусловно женского рода. Италия - женского рода. Итальянка, Вениацианка. А это было ещё в часе от той красоты, к которой я стремился. В 16:32 я был в Местре, в человеческой части божественной Венеции. Это 12 минут от острова, тут есть земля, на которую можно опереться, и хостел, в котором можно поспать. Необходимо было привыкнуть к этому жаркому воздуху, итальянскому гулу и новой реальности и я отправился пешком к фотомагазину, я обязан был купить плёнку, чтобы щипать себя щелчками фотоаппарата и доказать себе при проявке, что эти силуэты храмов на тех берегах были не сном.
Первый день.
Я ступил в Венецию около 18 часов и всё было как я представлял: толпы туристов, на каждую душу был свой ларёк с бездушными сувенирами, огромный вихрь из немецкой, русской, французской речи. Я конечно знал, что Венеция не сразу откроет створки своего естества. Я знал, что я сам должен быть достойным, я должен быть допущен к этой тайне. Мои первые попытки следовать планам и посетить кладбище Сан-Микеле, а затем пляж Лидо, не закончились успехом. Мёртвым на кладбище нужен был покой и оно закрывалась после 18 часов, а пляж был возможен только с тем условием, что я там переночую, потому что в ином случае я бы не успел сесть на обратный автобус и добраться до Местре. Но какая разница, если я уже был в Венеции, где не нужно было строить никаких планов, ту которую я рисовал себе с того самого момента, как я впервые услышал о ней. Я оказался подхвачен течением туристов, но мой портфель, поясная сумка и три фотоаппарата с видеокамерой, были явными показателями, что впрочем я и сам что ни на есть главный турист. Возможно пару секунд и я бы покупал футболку с надписью I love Venezia, а потом бы сидел в ресторане и пил апероль шприц с «i would like any pizza, probably Margaritta. Grazie!», посреди горели витрины с китайскими масками за 5 евро, рестораны приглашали гостей запахами вкуснейшей пасты, а любой венецианец чувствовал себя наверное как на красной дорожке, окружённым стольким количеством вспышек.
Но вдруг я остановился на одно мгновение и дал шумному многоязычному потоку дальше течь по знакомым маршрутам. Я остановился и прислушался. Я услышал скрип растворяющееся створки и итальянское радио из окна. Диктор сообщал об очередном наводнении туристов, которое через 80 обещанных лет втопчет Венецию под воду. Я услышал плеск воды о каменные ступени. Я увидел силуэт мужчины сидевшего на подоконнике и курившего, без сомнений, табак. Я увидел своё отражение, я оставил его по заветам Бродского на глади потемневшей воды, столько раз меняющей свои оттенки и на несколько минут растворился в тишине Веницианской ночи.
Второй день.
Я проснулся в 6 утра, я не хотел терять и минуты. Потерял правда 6 часов сна, но сон это обидные издержки любого путешественника. Я был голоден (ещё одна издержка), потому что кроме помидорок прошлого дня в Мюнхене я ничего не ел. Я зашёл в первое кафе, на витрине которой уже были выложенные чиабатты с различными названиями и внутри мне нужно было всего лишь озвучить знания итальянской грамоты. Кажется я сделал около 3 ошибок в произношении одного слова. Но «моцарелла» произнёс даже с излишней эмоциональностью. В добавок я заказал латте и терамиссу, удивительно как всё то, что я пробовал тысячи раз, теперь являлось оригиналами, пусть даже чуть-чуть солоноватыми, не пестрящими вкусовыми озарениями, но зато сделанными на венецианской, если так можно сказать, земле. Затем я пошёл в музей академии, самый важный музей итальянской живописи. Я прочитал что билет для людей от 18 до 25 стоит 2 евро вместо 12 о чём и сообщил кассиру. Но он спросил моё гражданство и оказалось, что нужно быть гражданином ЕС, чтобы постигать венецианское искусство за 2 евро. Я великодушно пожертвовал музею в шесть раз больше, и с некоторой степенью сожаления подумал - разве должна быть цена Тициану, Беллини и Тьеполло? Я ходил по улочкам великого музея в великом городе в великой стране, вглядывался в перспективу, так мастерски выстроенную художниками, у кого-то останавливался чуть подольше, очередную мадонну проходил почти не разглядывая. Глаз у меня ещё не настолько надсмотрен, чтобы подмечать особенности каждой изображённой богоматери. Но зато я пробовал вселяться в картины, как описывал этот процесс Набоков в «Веницаинке», я «заступал в картину» и вокруг меня появлялись голоса удивлённых монахов и перешёптывающихся зевак, ведь кто-то особенный родился в хлеву и я стоял перед самим действом, чувствовал запах сена и слышал звон колоколов. Это правда хороший способ соединиться с произведением, хотя мне ещё долго времени придётся уделить изучению и истории живописи, потому что всех этих художников я узнал только за несколько дней до поездки.
Следующей станцией было кладбище Сан Микеле. Продолжение вечности заданное с порога станции Санта Лючия и тянущееся как дух от острова к острову. На Сан Микеле мне нужны были Бродский, Стравинский и Дягилев. Но само кладбище, усыпальница неспокойных душ было настоящим царством, но не принадлежащему страшному Аиду, а человеческому дару. Я поговорил с Бродским и пообещал ему, что мои дети будут читать его стихи, а Стравинскому и Дягилеву, что ещё буду знакомиться с их земными подвигами. Стояла абсолютно каменная тишина, солнце обжигало без того крепкие могильные плиты, а юркие ящерицы показывали себя на секунду и снова забирались в тёмные трещины небытия. Я понял, что я то ещё живой и до сих пор не видел моря. Как хорошо, что по плану следовала поездка на пляж Лидо. На тот самый остров, где через полмесяца будет проводится Венецианский кинофестиваль и куда приедет Кристофер Вальц и я опять с ним разминусь... Я снова ничего не ел после той чиабатты и поэтому купил себе пиццу с символичным и произносимым названием - Veneziana. Чао! Граци! Вместе с пиццей я пошёл на пляж, откуда темнота выгнала всех пловцов и загоральщиков и пригласила на ночную смену не менее мешающих спокойствию комаров. Я окунулся в море, которое никогда не видел и едва различал сейчас, но пункт в биографии уже писался с невероятной скоростью - искупался в адриатическом море, попробовал на вкус солёную воду. От комаров нужно было сбежать и я бежал вдоль берега, как раз к длинному, выступающему вглубь причалу. Я прошёлся по нему метров 50 вперёд к морю, будто выходил на подиум с единственным зрителем. Но волновались мы оба. Я сел на камни и попытался подумать о чём-то великом, но единственный вывод, к которому я пришёл звучал так - «как же мне повезло». Ещё часик я проваландался на этом острове, пошёл обратно и я сел на лучшие места ваппорето, где весь час пути я просто смотрел и не мог поверить что я сейчас в Венеции, совсем один, в хвосту корабельного судна с немецкими бабушками и двумя немецкими девушками (получился дойче эке), я смотрел на огни дальных берегов и ждал когда мы заплывём в гранд канале, а там уже я сам светился ярче всех звёзд и огоньков
Третий день
Мне больше не нужно и я готов уезжать. Но самолёт вылетает только завтра, а сегодня я должен ещё съездить на «Биниалле». Фестиваль современного искусства, где представлены работы со всего мира, от Казахстана до Египта. Билет обошлось мне на 4 евро дороже, чем искусство художников эпохи треченто, но это было надбавкой за количество, за тот невероятный объём работ, который меня ждал. Огромные головы, Висящие головы, железные, глиняные фигуры(и головы в том числе), картины из бисера и из глины, я не знаю какие виды искусства были не представлены, какие области человеческого сознания и его творческого потенциала были не реализованы. Было всё и всюду, висящие платьица в мексиканском палильное, лежащий кентавр в датском, падающие огоньки, расстеленная земля в несколько квадратных метров и с запахом специй. Я был обескуражен, можно ли создать что-то новое, когда есть абсолютно всё? И меня поразило очень много работ, почти во всех была и история, и боль, и особенный свой язык. Я помню что купил себе там попить и мороженного. Меня спросил какого цвета мороженное, я невнятно сказал первый цвет, который вспомнил на англйском - red, меня переспросили «blau?», я сказал да и поплатился. Блау было с лакрицей. После оружейного залпа современного искусства по моим неподготовленным глазницам, я поехал обратно в хостел спать и смотреть сны, наверняка, с участием всех увиденных экспонатов. Вечером планов было никаких - просто поехать снова в Венецию и быть там. К 19 часам я вспомнил, что снова ничего не ел и поехал искать доступную пиццерию. На этот раз я выбрал себе пиццу на витрине и послушал произношение в переводчике - capricciosa - то есть капризная. Ох, чудесная пицца, которую я разделил с собой, свесив ноги к воде, в одном из мест, где никто не проходил. Только проплывали такси, волнами подмачивало подошвы и доносилась музыка из далёких ресторанов.
Четвёртый день
Я собрал все свои вещи и умылся перед жарким, очень жарким днём в Венеции. Ничего не оставалось, как перед отлётом сделать ещё один реверанс перед городом, который действительно стоит на воде. Этого факта я не могу понять и до сих пор, мне всё ещё кажется это туристической уловкой, что там не могут жить люди. И в этот раз я хотел доказать себе обратное. Я купил сувениры для мамы и сестры на оставшиеся деньги, чем предрёк себе небольшую жажду вплоть до самолёта, и затем пошёл подслушивать разговорчики гондольеров и почтальонов, одетых с иголочки пенсионеров. Старые сеньориты говорили друг другу «Бонжорло, Рогации» - «Бонжорло, Марцинни», я подсматривал как девочка поливает цветы из водного пистолетика, а женщина развешивала бельё, которое так и вилось под ветром, что волей неволей хотелось снять типичную фотографию с итальянским двориком. Я случайно оказался на рынке и удивился осьминогам, кальмарам, так лежащим на прилавках, будто это в порядке вещей! А рядом жадные, ленивые чайки, нежелающие работать, а получить все морепродукты задаром. Я заглядывал в глаза прохожим в тех местах, где почти нет туристов, но я думаю у жителей Венеции выработался страх к ним, к их необузданности и глупости, поэтому поймав встречный взгляд прохожих венецианцев, сеньоры и сеньоритты предпочитали свой взгляд увести. Я снова зашел на биниале по вчерашнему билету, но уже на другую выставку, снова немного сошёл с ума от нескончаемых фигур, экранов, инсталляции, музыки. Например в этот раз я увидел свисток размером с жирафа и с лицом родственников палестинского художника. Но надо было заканчивать своё пребывание, прощаться обещав вернуться не одному и когда-нибудь зимой как полагается по Бродскому, с семьей, любимой девушкой или другом, а я уже как местный, знающий семейства Рогации и Марцинни, показал бы все заветные закутки венецианского лабиринта.
