ДВА МОИХ РАССКАЗА В "НОВОМ МИРЕ"
1. "Марки"
Почтовые марки в моем детстве собирали все. Кажется, не было тогда мальчика, который не отдал бы этому увлечению толику своего времени - когда небольшую, а когда затянувшуюся на годы.
Разумеется, таковое поветрие не обошло стороной и меня тоже - и где-то в недрах родительской квартиры до сих пор покоятся эти шесть или семь альбомов большого формата, толстые страницы которых, проложенные папиросной бумагой, заполнены безмолвными рядами зубчатых разноцветных прямоугольничков.
Подумать только: от детских моих игрушек не осталось и следа, исчезли куда-то тогдашние книжки, все до одной, даже обои в комнате переклеивали потом два или три раза - а эти вот свидетели моих школьных лет целы и невредимы и словно бы ждут чего-то, надеются на что-то такое, чего, я знаю, не будет точно, хранят ради этого, не подвергаясь выцветанию, яркость своих красок и чистоту тонких линий гознаковской графики - словно бы бесполезный, холостой праздник, салют в пустыне, бал, где играет музыка, но куда не допущены танцующие пары.
Или лучше сказать - они и поныне живут в своем собственном мире, диковинном секретном пространстве других измерений, где всё также скачут антилопы африканских саванн, разводят крылья немыслимых узоров бабочки и анилиновые орхидеи неутомимо соревнуются друг с другом эротическими изгибами своих обводов (вы, таким образом, видите, что большая часть моей коллекции соответствовала теме «флора и фауна», своей популярностью в те времена уступавшей, по неведомой никому причине, лишь разряду «знаменитые люди», куда обычно сваливали все подряд и где большинство стаффажа составляли страшномордые революционеры, какие-нибудь деятели международного профсоюзного движения, великие основатели литератур бесписьменных народов и прочий подобный номенклатурно-человеческий шлак. Впрочем, я-то к этой форме идолопоклонства был вполне равнодушен уже и тогда).
Отчетливо помню и обстоятельства, положившие начало моей коллекции. Мне было семь лет, я пошел в первый класс и, как положено в том возрасте, у меня выпадали молочные зу-
www.nm1925.ru/Archive/Journal6_2021_8/Content/Publication6_7811/Default.aspx?fbclid=IwAR3EXQ7WS4-YoO9ysbqYnjEo-_msnM1oOVFNdTfGnkp2Zow0K27lDuNP1zU
2. "Мнимый лесник или превратности соседства"
Из рассказов Иоганна Петера Айхёрнхена
Мой племянник, Эвальд Гюнтер Вольф, некогда уехавший в Россию и проживший затем в ней несколько лет, рассказал следующую историю, случившуюся с одним тамошним дворянином - молодым человеком, унаследовавшим богатое поместье и оставившим ради него службу в столичном гвардейском полку.
Звали этого помещика Александром, как тогдашнего русского императора. Прежде он в этом поместье никогда не бывал, представления о том, как в нем распоряжаться, никакого не имел, рассчитывая во всем опереться на прежнего управляющего и полагая почему-то, что одного только хозяйского присутствия достаточно, чтобы все происходило надлежащим образом. Пожалуй, можно сказать, что решительной переменой в своей жизни молодой человек был обязан вовсе не тяге к сельской идиллии, а, скорее, вдруг возникшей сильной неприязни к жизни петербургской. О причинах каковой мы, однако, ничего не знаем и утруждать себя предположениями не станем.
Как бы то ни было, Александр вступил в наследство, наскоро проинспектировал новые свои владения, поселился в принадлежащей ему теперь несоразмерно-огромной и начинавшей уже ветшать деревянной усадьбе и принялся скучать.
В самом деле, не имея склонности управлять крестьянскими работами, мудрено получить от этого занятия даже малую толику радости - убедившись в этом, наш помещик предоставил им идти своим чередом и лишь старался, слушая доклад управляющего,
www.nm1925.ru/Archive/Journal6_2021_5/Content/Publication6_7743/Default.aspx
Почтовые марки в моем детстве собирали все. Кажется, не было тогда мальчика, который не отдал бы этому увлечению толику своего времени - когда небольшую, а когда затянувшуюся на годы.
Разумеется, таковое поветрие не обошло стороной и меня тоже - и где-то в недрах родительской квартиры до сих пор покоятся эти шесть или семь альбомов большого формата, толстые страницы которых, проложенные папиросной бумагой, заполнены безмолвными рядами зубчатых разноцветных прямоугольничков.
Подумать только: от детских моих игрушек не осталось и следа, исчезли куда-то тогдашние книжки, все до одной, даже обои в комнате переклеивали потом два или три раза - а эти вот свидетели моих школьных лет целы и невредимы и словно бы ждут чего-то, надеются на что-то такое, чего, я знаю, не будет точно, хранят ради этого, не подвергаясь выцветанию, яркость своих красок и чистоту тонких линий гознаковской графики - словно бы бесполезный, холостой праздник, салют в пустыне, бал, где играет музыка, но куда не допущены танцующие пары.
Или лучше сказать - они и поныне живут в своем собственном мире, диковинном секретном пространстве других измерений, где всё также скачут антилопы африканских саванн, разводят крылья немыслимых узоров бабочки и анилиновые орхидеи неутомимо соревнуются друг с другом эротическими изгибами своих обводов (вы, таким образом, видите, что большая часть моей коллекции соответствовала теме «флора и фауна», своей популярностью в те времена уступавшей, по неведомой никому причине, лишь разряду «знаменитые люди», куда обычно сваливали все подряд и где большинство стаффажа составляли страшномордые революционеры, какие-нибудь деятели международного профсоюзного движения, великие основатели литератур бесписьменных народов и прочий подобный номенклатурно-человеческий шлак. Впрочем, я-то к этой форме идолопоклонства был вполне равнодушен уже и тогда).
Отчетливо помню и обстоятельства, положившие начало моей коллекции. Мне было семь лет, я пошел в первый класс и, как положено в том возрасте, у меня выпадали молочные зу-
www.nm1925.ru/Archive/Journal6_2021_8/Content/Publication6_7811/Default.aspx?fbclid=IwAR3EXQ7WS4-YoO9ysbqYnjEo-_msnM1oOVFNdTfGnkp2Zow0K27lDuNP1zU
2. "Мнимый лесник или превратности соседства"
Из рассказов Иоганна Петера Айхёрнхена
Мой племянник, Эвальд Гюнтер Вольф, некогда уехавший в Россию и проживший затем в ней несколько лет, рассказал следующую историю, случившуюся с одним тамошним дворянином - молодым человеком, унаследовавшим богатое поместье и оставившим ради него службу в столичном гвардейском полку.
Звали этого помещика Александром, как тогдашнего русского императора. Прежде он в этом поместье никогда не бывал, представления о том, как в нем распоряжаться, никакого не имел, рассчитывая во всем опереться на прежнего управляющего и полагая почему-то, что одного только хозяйского присутствия достаточно, чтобы все происходило надлежащим образом. Пожалуй, можно сказать, что решительной переменой в своей жизни молодой человек был обязан вовсе не тяге к сельской идиллии, а, скорее, вдруг возникшей сильной неприязни к жизни петербургской. О причинах каковой мы, однако, ничего не знаем и утруждать себя предположениями не станем.
Как бы то ни было, Александр вступил в наследство, наскоро проинспектировал новые свои владения, поселился в принадлежащей ему теперь несоразмерно-огромной и начинавшей уже ветшать деревянной усадьбе и принялся скучать.
В самом деле, не имея склонности управлять крестьянскими работами, мудрено получить от этого занятия даже малую толику радости - убедившись в этом, наш помещик предоставил им идти своим чередом и лишь старался, слушая доклад управляющего,
www.nm1925.ru/Archive/Journal6_2021_5/Content/Publication6_7743/Default.aspx