Реванш Петра Великого. Взятие Нарвы и Ивангорода русскими войсками в 1704 году
Борис Мегорский
М.; СПб.: Кордегардия, 2016. - 208 с. - 500 экз.
История военных предприятий Петра Великого обогатилась в последние 10-15 лет рядом сочинений, как бы «закрывающих» те или иные ее яркие эпизоды. Это книги, претендующие на статус базового чтения, достаточного всякому, кто хочет получить представление о сюжете, и необходимого для тех, кто этим общим представлением не намерен ограничиваться. Разумеется, в каждом случае точка не поставлена. По мере развития историографии данного вопроса какие-то моменты неизбежно станут уточняться, дополняться, оспариваться, но необходимость заново собирать материал в объемные монографии и переосмысливать его скорее всего не возникнет еще очень долго.
В этом ряду можно назвать книги Игоря Курукина о Персидском походе 1722-1723 годов
[2], Ярослава Водарского о Прутском походе 1711 года
[3], совсем свежее сочинение Владимира Великанова и Сергея Мехнева о Курляндской операции 1705-1706 годов
[4] или, скажем, дополненное переиздание монографии Павла Кротова о сражении при Гангуте
[5]. Вполне можно представить себе время, когда все сколько-нибудь значительные события двадцати семи военных лет, связанных с именем Петра Первого, окажутся отраженными в соответствующей литературе.
Пополнение к этой библиотеке - книга, посвященная осаде и взятию Нарвы в 1704 году, то есть так называемой «второй Нарвской осаде», успешной для русских, в отличие от катастрофы 1700 года. Эпизод, не особенно популярный, хотя по-своему значимый и уникальный: так, по всей видимости, это был единственный в ходе Северной войны случай взятия крепости прямым штурмом. Чаще всего крепость просто капитулировала на тех или иных условиях (вообще осады - главный способ ведения боевых действий в ту войну; крупные сражения были редки). Это, согласно тогдашним обычаям, по крайней мере давало оборонявшимся какую-то гарантию от неконтролируемой резни. Нарве (точнее, ее жителям) в этом смысле не повезло: в течение нескольких часов никто не удерживал ворвавшихся русских солдат; лишь чуть позже появившийся в крепости царь сумел остановить кровопролитие. Сюжет о том, как Петр, защищая обывателей, лично заколол кого-то из мародеров, хорошо известен и даже запечатлен на воспроизведенной в книге картине Николая Зауервейда из собрания Государственной Третьяковской галереи.
Наряду со взятием Дерпта захват Нарвы в тот год стал важнейшей операцией на «русском» театре Северной войны: по сути Нарва была главным опорным пунктом шведов в Ингерманландии, хотя и находилась на ее границе. С овладением крепостью захват этой провинции можно было считать завершенным в полной мере. А значит, строительство Санкт-Петербурга становилось менее рискованным. Кроме того, важна была эта операция и для духа русской армии. И дело тут не только в факте реванша, символически перечеркнувшего позор первого года войны, а в уровне «исполнительского мастерства» при решении весьма сложной военной задачи. Так, ради захвата Нарвы пришлось проводить целый ряд вспомогательных действий - включая две операции по нейтрализации силами сухопутных войск шведского флота на Чудском озере и в Финском заливе. Вообще же взятие Нарвы стало почти образцовым предприятием петровских войск - в этот раз русская армия действовала на высоте, и книга Мегорского убедительно свидетельствует об этом.
Серьезный исследователь обычно помещает в монографию преимущественно результаты собственной работы: вводимые в оборот сведения, сопоставления, выводы. Все прочее упоминается лишь постольку, поскольку необходимо для их обоснования - предполагается, что остальной массив доступных науке материалов уже известен читателю. А это, увы, далеко не так, особенно если речь идет о разного рода технических деталях. К примеру, рассказывая о штурме крепости, авторы часто активно пользуются фортификационными терминами, не разъясняя их значения, полагая их общеизвестными, при том, что даже многие историки-профессионалы не вполне понимают, чем гериссон отличается от герсильона. В итоге читатель, принуждаемый отрываться от текста и обращаться к справочникам, испытывает дискомфорт; он бы с радостью обнаружил необходимое разъяснение тут же... но так не принято: ведь речь о научной, а не научно-популярной книге! Работа Мегорского - счастливое исключение из подобного правила. (Надо сказать, что в последнее время стали появляться книжки, где скрупулезно описываются тонкие технические детали исторической повседневности. Вспомним хотя бы прихотливо сверстанную, имитирующую «оконный» интерфейс энциклопедию «Петр I»
[6], где младшим школьникам разъясняется значение выражений «бить шамад» и «брать на аккорд», смысл команд «скуси патрон» и «приступи в близость», а также подробное устройство облачения преображенского гвардейца. Автор «Реванша», кстати говоря, активно участвовал в данном проекте.)
Все это не что иное, как склонность к исторической реконструкции, понимаемой, впрочем, достаточно широко. Борис Мегорский и есть такой реконструктор. В науку он пришел из клубов исторической реконструкции, один из которых, «Лейб-гвардии Преображенский полк 1709», автор «Реванша» возглавляет по сей день. Начав с реконструкторских увлечений, со скрупулезного изучения военной повседневности периода Северной войны, Мегорский сосредоточился на исследованиях осад и штурмов крепостей того времени. Результатом стала подготовленная к изданию монография «Осады и штурмы Северной войны», а до того - серия статей в профильных сборниках
[7]. И, наконец, из всех фортификационных сюжетов был выделен любимый - относящийся к Нарве, где новые преображенцы ежегодно устраивают на потеху туристам реконструкторский штурм.
Таким образом, перед нами книга-реконструкция. Этому подчинены ее структура, содержание и оформление, в этом состоит и цель ее написания: восстановление событий во всем их многообразии. От «правды генеральской» до «правды окопной» и даже «правды обывательской»:
«Разрешение на грабеж города в официальной историографии, как правило, не упоминается, лишь в одном журнале прямо написано: “наши солдаты... забавлены в Нарве граблением многих пожитков и вещей тутошних жителей, которых на многие милионы тогда разграбили, что им позволено в добычу за труды свои”. Кельх записал, что царь дал своим солдатам два дня на разграбление города, но этот срок был продлен, и грабеж шел до тех пор, пока у жителей еще что-то оставалось: “В начале этого разграбления жители оставались в подвалах и домах, заперевшись за тяжелыми дверьми, и не открывали их, пока русские не поклялись на кресте, что они не убьют больше ни одного человека. Когда же двери отворили, то они забрали все ценное, что смогли найти, людей раздели догола, а дальше уже каждый сам может догадаться, что эта варварская толпа учинила, - нужно только вспомнить, что в таких ситуациях чинили и более цивилизованные нации”. Архивный документ позволяет уточнить эмоциональное описание лифляндского хрониста. Согласно приказу по армии, 10 августа войска уже покинули город и все награбленное должны были сдать под роспись для дальнейшего распределения среди участников. Таким образом, разграбление длилось один день, что также подтверждается письмом из Ревеля» (с. 149).
Книга построена как бы в виде дневника: перед нами описание военной кампании день за днем. Названиями главок служат даты событий. Кроме того, в отдельные главки в соответствующих местах вынесены контекстные пояснения. Биографические - под стандартными заголовками «Кто это». Скажем, «Кто это: Карл Эвальд Магнусович Ренне». Пояснения исторических деталей - под заголовками «Что это». Например, «Что это: траншейный караул». Иногда, впрочем, подобное пояснение дается и под «шапкой» первого типа: «Кто это: барабанщик-парламентер»:
«Барабанщики и трубачи как парламентеры имели неприкосновенный статус. Таковы были неписаные нормы международного права тех лет, и стороны не упускали случая попенять друг другу на нарушение “обычая всего света”. Например, еще до начала осады Горн требовал у русского командования вернуть шведского барабанщика, отправленного из Нарвы с письмом в декабре 1703 г. Серия требований к разным инстанциям - от ямбургского коменданта Балабанова до ижорского губернатора Меншикова - привела к тому, что в дело о шведском барабанщике включился лично царь. Петр повелел Шереметеву сыскать музыканта и пригрозил, что виновные “заплотят шеею”; боярин в ответ указал, что парламентер был взят драгунским полковником Михаилом Зыбиным и отправлен в Москву. В ответе Горну от имени Меншикова как ингерманландского губернатора признали, что барабанщик действительно задержан, но в ответ указали на то, что шведы сами удерживают двух отпущенных на пароль офицеров, и советовали “зеркало перед очи поставить”. Тем не менее в Москве были сысканы два шведских барабанщика со схожими именами - Юрья Ягансон и Юрья Яган Андрисон, и в сопровождении подъячего и трех солдат их отправили к царю» (с. 47).
Есть и третий род отступлений от дневникового порядка - «Тем временем». В них дается синхронная картина событий, не имеющих прямого отношения к Нарвской кампании. Вот, как это выглядит:
«Тем временем: морской бой у Орфорд-Несс. Ведомости сообщали: “Англичаня свейский провожателной карабль, которой с заповедными товары во Францию итти намерился, взяли”. У берегов Англии произошел курьезный бой двух дружественных сил. Шведский капитан Густав Псиландер на 50-пушечном корабле “Эланд” конвоировал в Англию караван торговых судов. На рейде Орфорд-Несс при встрече с английской эскадрой из девяти кораблей Псиландер отказался приспустить флаг в знак приветствия, был обстрелян и открыл ответный огонь. К концу неравного четырехчасового боя “швед” повредил три английских корабля, но потерял большую часть своей команды, был захвачен и отведен в Лондон. Две страны находились в дружественных отношениях, и каждая была втянута в свою войну, поэтому серьезных дипломатических последствий этот случай не имел. Этот эпизод произошел на фоне ожесточенной корсарской войны, которую французы вели в Северной Атлантике против английских и голландских конвоев» (с. 111).
Последнее - очень важный момент. Дело в том, что отечественный нарратив, посвященный Северной войне, обычно исходит из того, что, по умолчанию, война Петра I - важнейшее событие тогдашней европейской истории. Возможно, в каком-то смысле это и верно, если смотреть ретроспективно, - но только вот современники так не считали. Для них (и, в частности, для Карла XII) Эстляндия была глубоко периферийным театром военных действий, не определявшим судьбу конфликта в целом. Гораздо важнее и масштабнее были кампании самогó шведского короля: штурм Львова или, ранее, взятие польского Торна после пятимесячной осады. Более того, противоборство Швеции и русско-саксонско-польской коалиции было, по европейским меркам, «чемпионатом второй лиги». Тогда как в «первой лиге» шла война за испанское наследство. В то самое время, когда солдаты Петра осаждали Нарву, французы потерпели поражение под Бленхаймом, а англичане взяли Гибралтар. Сколь бы далеко ни лежали эти театры от Северной Европы, сам факт тамошнего противостояния и его исход накладывали серьезные ограничения на действия России, Швеции и других участников Северной войны. Традиционный для российской историографии неучет этих обстоятельств является ее существенным недостатком.
Теперь несколько слов об оформлении книги, точнее - об иллюстрациях. Во-первых, их много, от трети до половины объема книги. Во-вторых, они здесь отнюдь не играют роль украшения. Можно сказать, что картинки - равноправная часть монографии, ее самостоятельная (спасибо качественной полиграфии) ценность, превращающая книгу в альбом. Весь их массив можно разделить на три группы. В первой, самой большой - репродукции иллюстративного материала из трактатов по военному искусству XVII-XVIII веков, произведений живописи и графики, планов и карт того же времени. Вторая группа, напротив, самая скромная: фотоматериалы, в том числе архивные (старая Нарва сильно пострадала во время Второй мировой войны). И, наконец, третья группа иллюстраций специально выполнена по заказу Бориса Мегорского художниками-униформологами, то есть по сути такими же реконструкторами, как и он сам. В жанровом плане это графические листы, униформологические портреты, а также крупноформатные батальные сцены. Такие, например, как занимающее целый разворот «Сражение под Нарвой 19 ноября 1700 года» Николая Зубкова, созданное на основании предварительно разработанной трехмерной модели, из которой совместно с автором книги выбирали затем подходящий для прорисовки участок и наиболее выигрышный ракурс. Или, допустим, другой разворот - «Брешь-батарея на ивангородском берегу Наровы» (работа Максима Борисова).
Пожалуй, проще всего описать подход униформологов на примере обложки. Мы видим на ней, как какие-то военные в зеленых, красных и синих мундирах штурмуют полуразрушенную стену, обороняемую другими военными в синих же мундирах, но с желтыми обшлагами. Мы понимаем, что это русские штурмуют шведов - и, казалось бы, нам довольно. Но униформолог будет добиваться максимальной достоверности - в соответствии с уровнем имеющихся знаний. К примеру, тот же Николай Зубков изобразил штурм нарвского бастиона «Виктория» солдатами полков, действительно входивших в ту штурмовую колонну. Мы видим гренадера солдатского полка (после 1708 года - Азовский пехотный), полковника Буша, - единственного полка, мундир которого образца 1704 года нам известен: васильковые кафтаны с красными обшлагами и меховые гренадерские шапки. Рядом мушкетеры в зеленом: полк Дениса Рыдера. О них известно только вооружение - фузея и багинет, без шпаги - а мундирные цвета здесь додуманы по аналогии. Все это прекрасно исполнено, только вот лица у изображенных воинов одинаковы, как у однояйцевых близнецов. Будто клоны атакуют бастион «Виктория». Впрочем, такова особенность жанра: в его рамках лица людей не содержат никакой исторической информации.
Остается сказать, что всего в проекте приняли участие восемь известных художников-униформологов Петербурга и Москвы. По словам автора, в задержке выхода в свет книги на полтора года - исключительно их вина. Но дело того стоило.
Лев Усыскин
- See more at:
http://www.nlobooks.ru/node/8333#sthash.xMAXp3UL.dpuf