Когда б вы знали из какого сора
*
Случайное совпадение, но именно в день объявления номинаций на Золотую Маску я посмотрел один из номинированных спектаклей. И это отчасти примирило с решением экспертного совета. В отсутствии «Славы» буду болеть за
«СПАСТИ ОРХИДЕЮ», В.Наставшев, ГОГОLЦЕНТР, Москва, 2019г. (10)
Каким загадочным и даже противоестественным образом искусство рождается из не-искусства.
Из словесного сора, из пошлости, из закомплексованной инфантильности, из гадкого утенка и из ошметков долгой, долгой (по Херманису) жизни, из старых форм, из форм не старых, но чужих, из старых песен.
Как форель пробивает даже не лед, а мусор - потоки сознания, цитаты из газет, нищие мысли, одежду «прощай молодость».
И ведь заранее не скажешь, где рванет и когда. Пробьет или не пробьет, родится или беременность ложная.
Об этом «Чайка» Чехова, об этом «Чайка» Бутусова. И об этом «Чайка» Наставшева, ведь спектакль представляет собой пусть и очень отдаленную, но все же постановку чеховской «Чайки» (или попытку постановки или рассказ о попытке постановки). Не только потому, что там много чеховского текста (а не-чеховский текст самопальный). Поставлен подтекст, сама суть отношений в треугольнике Треплев-Аркадина-Заречная.
«Чайка» Наставшева со счастливым концом. Успех спектакля (вот сегодняшние номинации, как подтверждение) это и есть счастливый конец рассказанной истории. Конец-послесловие, находящийся за пределами рассказа о режиссере из Риги, который ставит спектакль в Москве.
Спектакль о том, как на наших глазах рождается режиссер, которого играет Один Байрон, и как рождается режиссер Наставшев (в «Спасти Орхидею» родился московский режиссер первого ряда, «Форель» это очень хороший спектакль, но тут прорыв).
Спектакль о том, как рождаются новые формы. Потому что здесь происходит полное переучреждение театра. Не случайно я вспомнил Херманиса и Бутусова, в «Долгой жизни» и в «Чайке» было как раз это - учреждение нового театра. И с тех пор такое случалось не каждый сезон, а в этом году два раза причем практически одновременно.
«Ревизор» Федорова поставлен одновременно с это «Чайкой-Орхидеей». И там и там придуманы свои правила игры, свои речевые интонации и пластический рисунок. В давно сложившийся ансамбль внедрен актер со стороны (Штейнберг в Около, Коренева в ГогольЦентр) и возник новый ансамбль.
Камбэк Кореневой это театральное чудо. Звезда из далекого прошлого, давно не игравшая на сцене вставлена в абсолютно новую театральную форму и вставлена не ностальгически, как готовый обьект. Она играет сложный современный рисунок абсолютно легко и современно. И персонажа пьесы Наставшева, и себя-Кореневу, и Аркадину-актрису, и Аркадину-мать. (Такое чудо было на моей памяти, когда Пельтцер играла текст Петрушевской в «Трех девушках в голубом» Захарова).
Чудо - Филипп Авдеев в роли старухи. Парадоксальное сочетание холодной наблюдательности и горячего гротеска при полном отсутствии теплого. Два-в-одном не смешивая.
Но еще бОльшее театральное чудо - Один Байрон.
Американец поет наши старые песни, как свои. Человек для которого и русский язык не родной и песни это совершенно ничего не значат. И он поет их правильно - в современной манере, в индивидуальной манере и при этом точно по-русски - по смыслу, по интонации и подаче. Его форсировано-высокий голос даже чуть-чуть напоминает голоса советских ВИА и советских певиц допугачевской эпохи.
Это талант перевоплощения в чужую жизнь.
Я - чайка!
Нет, я - орхидея!
Случайное совпадение, но именно в день объявления номинаций на Золотую Маску я посмотрел один из номинированных спектаклей. И это отчасти примирило с решением экспертного совета. В отсутствии «Славы» буду болеть за
«СПАСТИ ОРХИДЕЮ», В.Наставшев, ГОГОLЦЕНТР, Москва, 2019г. (10)
Каким загадочным и даже противоестественным образом искусство рождается из не-искусства.
Из словесного сора, из пошлости, из закомплексованной инфантильности, из гадкого утенка и из ошметков долгой, долгой (по Херманису) жизни, из старых форм, из форм не старых, но чужих, из старых песен.
Как форель пробивает даже не лед, а мусор - потоки сознания, цитаты из газет, нищие мысли, одежду «прощай молодость».
И ведь заранее не скажешь, где рванет и когда. Пробьет или не пробьет, родится или беременность ложная.
Об этом «Чайка» Чехова, об этом «Чайка» Бутусова. И об этом «Чайка» Наставшева, ведь спектакль представляет собой пусть и очень отдаленную, но все же постановку чеховской «Чайки» (или попытку постановки или рассказ о попытке постановки). Не только потому, что там много чеховского текста (а не-чеховский текст самопальный). Поставлен подтекст, сама суть отношений в треугольнике Треплев-Аркадина-Заречная.
«Чайка» Наставшева со счастливым концом. Успех спектакля (вот сегодняшние номинации, как подтверждение) это и есть счастливый конец рассказанной истории. Конец-послесловие, находящийся за пределами рассказа о режиссере из Риги, который ставит спектакль в Москве.
Спектакль о том, как на наших глазах рождается режиссер, которого играет Один Байрон, и как рождается режиссер Наставшев (в «Спасти Орхидею» родился московский режиссер первого ряда, «Форель» это очень хороший спектакль, но тут прорыв).
Спектакль о том, как рождаются новые формы. Потому что здесь происходит полное переучреждение театра. Не случайно я вспомнил Херманиса и Бутусова, в «Долгой жизни» и в «Чайке» было как раз это - учреждение нового театра. И с тех пор такое случалось не каждый сезон, а в этом году два раза причем практически одновременно.
«Ревизор» Федорова поставлен одновременно с это «Чайкой-Орхидеей». И там и там придуманы свои правила игры, свои речевые интонации и пластический рисунок. В давно сложившийся ансамбль внедрен актер со стороны (Штейнберг в Около, Коренева в ГогольЦентр) и возник новый ансамбль.
Камбэк Кореневой это театральное чудо. Звезда из далекого прошлого, давно не игравшая на сцене вставлена в абсолютно новую театральную форму и вставлена не ностальгически, как готовый обьект. Она играет сложный современный рисунок абсолютно легко и современно. И персонажа пьесы Наставшева, и себя-Кореневу, и Аркадину-актрису, и Аркадину-мать. (Такое чудо было на моей памяти, когда Пельтцер играла текст Петрушевской в «Трех девушках в голубом» Захарова).
Чудо - Филипп Авдеев в роли старухи. Парадоксальное сочетание холодной наблюдательности и горячего гротеска при полном отсутствии теплого. Два-в-одном не смешивая.
Но еще бОльшее театральное чудо - Один Байрон.
Американец поет наши старые песни, как свои. Человек для которого и русский язык не родной и песни это совершенно ничего не значат. И он поет их правильно - в современной манере, в индивидуальной манере и при этом точно по-русски - по смыслу, по интонации и подаче. Его форсировано-высокий голос даже чуть-чуть напоминает голоса советских ВИА и советских певиц допугачевской эпохи.
Это талант перевоплощения в чужую жизнь.
Я - чайка!
Нет, я - орхидея!