Цвет красный и цвет белый
*
"ГУБЕРНАТОР", А.Могучий, БДТ им.ТОВСТОНОГОВА, СПб, 2017г. (10)
Пока зрители занимают свои места, актеры тоже рассаживаются - на длинный ряд стульев, стоящих шеренгой на авансцене. Сцена позади них затянута холстом. Театр начинается, когда гаснет свет в зале, а свет на сцене становиться театральным светом и превращает актеров в персонажей, превращает сидящих людей в плоские фигуры на старинной фотографии. Первым делом исчезает цвет - фотография черно-белая. Исторический холст и портреты на нем - лица наших предков. Лица на старых фотографиях, особенно на дореволюционных фотографиях обладают магической силой, будто люди на них изображенные что-то знают, неизвестное нам, утраченное, но очень важное для нас. Если долго всматриваться, может быть удастся если не понять то хотя бы угадать, почувствовать что-то, уловить сигнал оттуда, из-за черты.
Черта это революция.
В год столетия русской революции 1917 года театр предлагает нам вместе всмотреться в нашу общую историю. Отнестись к этому серьезно, не поддаваться соблазну простых ответов и готовых объяснений. Волшебная сила воображения зрителя, волшебная сила театрального искусства начинает постепенно оживлять, проявлять плоскую черно-белую фотографию.
Появляется цвет. И первый цвет, который мы видим, это цвет красный. Это красный флаг в центре группового портрета наших предков. В красный цвет обязательно надо всмотреться, это очень важно. То, что произошло в 1917 году, было революцией (да были перевороты, заговоры, но все эти верхушечные явления проходили на фоне явлений глубинных, явлений геологического масштаба). И не просто революцией, а революцией вполне определенной, революцией социальной - вот на что указывает красный флаг.
А затем после цвета появляется объем - фигура с красным флагом встает, выходит из плоскости холста и отбрасывает тень на холст, тень вырастает, а потом холст поднимается и открывается пространство.
Пространство спектакля все время меняется - пульсирует (сжимается, схлопывается, растягивается, прижимается к авансцене, перетекает в зал). Это субьективное театральное пространство (как бывает субьективная камера в кино). Оно субьективно, потому что «Губернатор» это по сути моноспектакль - спектакль одного актера, одного персонажа, все сосредоточено на нем, на его внутреннем мире, потому что сам он с некоторых пор живет-в-себе. Мир сосредоточен, сжат в точку, пространство сжато до размеров узкой кровати-гроба с зеркалами рефлексии у изголовья.
Пульсирует пространство, пульсирует и время. Время в спектакле подчинено той же логике, оно субьективно, оно течет не линейно, а кругами, путаются дни, по многу раз возвращаются одни и те же временные отрезки - мысли и образы занозой засевшие в сознании героя.
А все остальные участники представления (персонажи из реальной жизни, персонажи условно-обобщенные и совсем условные ангелы смерти, а также предметы, проекции, ведущий у микрофона в ложе) помогают нам представить внутренний мир центрального героя, переводят субьективные переживания в зрелище, разворачивающееся вокруг центральной фигуры.
Фигура Губернатора очень важная, ключевая для понимания того, что произошло в 1917-м. Важно и то, что это фигура иного. Автор Леонид Андреев, режиссер Андрей Могучий, актер Дмитрий Воробьев изображают человека совершенно не похожего на них самих, человека государственного, человека власти.
Не замыкаться на себе любимом, а понять другого - свойство настоящего искусства (и классической русской литературы и современного русского театра). В прошлом году услышал на лекции Инны Соловьевой, что и Станиславскому совершенно неинтересно было самовыражаться в искусстве, рассказывать о себе, о своих чувствах и мыслях, ему был интересен другой. Актерская профессия как попытка понять другого сыграв его. Миллионеру Алексееву был интересен ночлежник Сатин. Так и здесь, только социальный вектор противоположный.
И вот этой попыткой понять другого и нам зрителям подают пример, мы точно также должны пытаться понять других людей, отделенных от нас, людей 21-го века и огромной временной и огромной социальной дистанцией. Не выносить поспешных суждений, не судить по себе. Постоять ("как перед вечною загадкою"), помолчать, подумать, почувствовать.
Губернатор это тот, кому подают прошения. Вы с прошением?, - говорит губернатор, подозревая в каждом посетителе убийцу.
Прошения, письма и даже обои - пунктиром проходит через спектакль бумажная тема. Обтрепались обои в присутственных местах, а домочадцы обсуждают, какими обоями оклеить гостинную. Дом рушится, а тут обои. Письмами завален его стол (одни угрожают, другие предупреждают и те и другие усиливают чувство обреченности). Слова, слова, слова, пусть даже толковые рассуждения анонимного «рабочего» - какой в них смысл на пороге смерти?
В губернаторе пробуждается фигура символическая, пробуждается Губернатор (с большой буквы, как Государь). Олицетворение государства, которое создает народ, чтобы продлевать себя в истории. И вот между государством и народом возникает трагический разрыв - пропасть. И уже ничего не исправит то понимание ситуации, которое возникает с той и с другой стороны (губернатор понимает, что его долг накормить голодающих, а не расстреливать их, старик-садовник понимает, что убив губернатора народ сильно пожалеет об этом).
Воробьев именно такую символическую фигуру играет, надстраивает над психологически подробным первым планом второй символический. Совершив роковую ошибку губернатор переходит в иное качество, становится настоящим Губернатором, подлинным Государственным человеком, но становится слишком поздно, когда уже ничего не поправишь. Фарш в обратную сторону не провернешь, а тут человеческий фарш. Губернатор вынужден это обретенное знание-видение таить в себе, для осуществления его дальнейшей государственной деятельности это знание не нужно, оно уже не поможет, а поделиться ему не с кем (он пытается откровенно поговорить с сыном, тот в ответ - «не истери как баба, поезжай на воды»).
Может быть и наш последний император перед концом тоже что-то подобное понял (за губернатором у Андреева разумеется стоит император и расстрел 9-го января), но оставил в себе, сделать он уже ничего не смог и поделиться было не с кем.
Спектакль начинается красным цветом, цветом социальной революции. Оппонирует ему белый цвет - цвет платка в руке у губернатора. Роковой взмах, команда солдатам, выстрелы, кровь. Кровь проступает на белом платке и когда губернатор поранил руку о разбитое бунтовщиками стекло, красный цвет побеждает белый.
Но заканчивается спектакль белым цветом, за ним последнее слово, последний визуальный образ - девушки гимназистки в белых фартуках прыгают через скакалки. Это образ исчезнувшего прошлого (как в фильме «Пикник у висячей скалы») и образ надежды («что радость будет») и образ вечности, вечного движения времени - все пройдет и революция прошла.
Погибает губернатор и вместе с ним целый мир - его внутренний мир, обретенное им знание, и мир внешний, который он держал, государство которое он держал и не удержал. И единственной белой точкой в наступившей черноте небытия светится письмо гимназистки, ее сочувствие, ниточка протянутая через пропасть, от одного человека другому. Сочувствие и нам зрителям передается.
Символично, что в год 100-летнего юбилея русской революции такой достойный этого юбилея спектакль поставили именно в Петербурге (в городе революции) и именно в БДТ (в театре, созданном революцией и персонально Александром Блоком, человеком который более чем-кто либо еще из современников отнесся к произошедшему серьезно как к явлению метафизическому, историософскому).
Если судить не по меркам театральным, не по меркам искусства, а по меркам общественной жизни, то именно таким спектаклям надо присуждать Золотые Маски, а лучше Государственные премии.
=======
Во второй раз посмотрел - https://lev-semerkin.livejournal.com/783467.html
"ГУБЕРНАТОР", А.Могучий, БДТ им.ТОВСТОНОГОВА, СПб, 2017г. (10)
Пока зрители занимают свои места, актеры тоже рассаживаются - на длинный ряд стульев, стоящих шеренгой на авансцене. Сцена позади них затянута холстом. Театр начинается, когда гаснет свет в зале, а свет на сцене становиться театральным светом и превращает актеров в персонажей, превращает сидящих людей в плоские фигуры на старинной фотографии. Первым делом исчезает цвет - фотография черно-белая. Исторический холст и портреты на нем - лица наших предков. Лица на старых фотографиях, особенно на дореволюционных фотографиях обладают магической силой, будто люди на них изображенные что-то знают, неизвестное нам, утраченное, но очень важное для нас. Если долго всматриваться, может быть удастся если не понять то хотя бы угадать, почувствовать что-то, уловить сигнал оттуда, из-за черты.
Черта это революция.
В год столетия русской революции 1917 года театр предлагает нам вместе всмотреться в нашу общую историю. Отнестись к этому серьезно, не поддаваться соблазну простых ответов и готовых объяснений. Волшебная сила воображения зрителя, волшебная сила театрального искусства начинает постепенно оживлять, проявлять плоскую черно-белую фотографию.
Появляется цвет. И первый цвет, который мы видим, это цвет красный. Это красный флаг в центре группового портрета наших предков. В красный цвет обязательно надо всмотреться, это очень важно. То, что произошло в 1917 году, было революцией (да были перевороты, заговоры, но все эти верхушечные явления проходили на фоне явлений глубинных, явлений геологического масштаба). И не просто революцией, а революцией вполне определенной, революцией социальной - вот на что указывает красный флаг.
А затем после цвета появляется объем - фигура с красным флагом встает, выходит из плоскости холста и отбрасывает тень на холст, тень вырастает, а потом холст поднимается и открывается пространство.
Пространство спектакля все время меняется - пульсирует (сжимается, схлопывается, растягивается, прижимается к авансцене, перетекает в зал). Это субьективное театральное пространство (как бывает субьективная камера в кино). Оно субьективно, потому что «Губернатор» это по сути моноспектакль - спектакль одного актера, одного персонажа, все сосредоточено на нем, на его внутреннем мире, потому что сам он с некоторых пор живет-в-себе. Мир сосредоточен, сжат в точку, пространство сжато до размеров узкой кровати-гроба с зеркалами рефлексии у изголовья.
Пульсирует пространство, пульсирует и время. Время в спектакле подчинено той же логике, оно субьективно, оно течет не линейно, а кругами, путаются дни, по многу раз возвращаются одни и те же временные отрезки - мысли и образы занозой засевшие в сознании героя.
А все остальные участники представления (персонажи из реальной жизни, персонажи условно-обобщенные и совсем условные ангелы смерти, а также предметы, проекции, ведущий у микрофона в ложе) помогают нам представить внутренний мир центрального героя, переводят субьективные переживания в зрелище, разворачивающееся вокруг центральной фигуры.
Фигура Губернатора очень важная, ключевая для понимания того, что произошло в 1917-м. Важно и то, что это фигура иного. Автор Леонид Андреев, режиссер Андрей Могучий, актер Дмитрий Воробьев изображают человека совершенно не похожего на них самих, человека государственного, человека власти.
Не замыкаться на себе любимом, а понять другого - свойство настоящего искусства (и классической русской литературы и современного русского театра). В прошлом году услышал на лекции Инны Соловьевой, что и Станиславскому совершенно неинтересно было самовыражаться в искусстве, рассказывать о себе, о своих чувствах и мыслях, ему был интересен другой. Актерская профессия как попытка понять другого сыграв его. Миллионеру Алексееву был интересен ночлежник Сатин. Так и здесь, только социальный вектор противоположный.
И вот этой попыткой понять другого и нам зрителям подают пример, мы точно также должны пытаться понять других людей, отделенных от нас, людей 21-го века и огромной временной и огромной социальной дистанцией. Не выносить поспешных суждений, не судить по себе. Постоять ("как перед вечною загадкою"), помолчать, подумать, почувствовать.
Губернатор это тот, кому подают прошения. Вы с прошением?, - говорит губернатор, подозревая в каждом посетителе убийцу.
Прошения, письма и даже обои - пунктиром проходит через спектакль бумажная тема. Обтрепались обои в присутственных местах, а домочадцы обсуждают, какими обоями оклеить гостинную. Дом рушится, а тут обои. Письмами завален его стол (одни угрожают, другие предупреждают и те и другие усиливают чувство обреченности). Слова, слова, слова, пусть даже толковые рассуждения анонимного «рабочего» - какой в них смысл на пороге смерти?
В губернаторе пробуждается фигура символическая, пробуждается Губернатор (с большой буквы, как Государь). Олицетворение государства, которое создает народ, чтобы продлевать себя в истории. И вот между государством и народом возникает трагический разрыв - пропасть. И уже ничего не исправит то понимание ситуации, которое возникает с той и с другой стороны (губернатор понимает, что его долг накормить голодающих, а не расстреливать их, старик-садовник понимает, что убив губернатора народ сильно пожалеет об этом).
Воробьев именно такую символическую фигуру играет, надстраивает над психологически подробным первым планом второй символический. Совершив роковую ошибку губернатор переходит в иное качество, становится настоящим Губернатором, подлинным Государственным человеком, но становится слишком поздно, когда уже ничего не поправишь. Фарш в обратную сторону не провернешь, а тут человеческий фарш. Губернатор вынужден это обретенное знание-видение таить в себе, для осуществления его дальнейшей государственной деятельности это знание не нужно, оно уже не поможет, а поделиться ему не с кем (он пытается откровенно поговорить с сыном, тот в ответ - «не истери как баба, поезжай на воды»).
Может быть и наш последний император перед концом тоже что-то подобное понял (за губернатором у Андреева разумеется стоит император и расстрел 9-го января), но оставил в себе, сделать он уже ничего не смог и поделиться было не с кем.
Спектакль начинается красным цветом, цветом социальной революции. Оппонирует ему белый цвет - цвет платка в руке у губернатора. Роковой взмах, команда солдатам, выстрелы, кровь. Кровь проступает на белом платке и когда губернатор поранил руку о разбитое бунтовщиками стекло, красный цвет побеждает белый.
Но заканчивается спектакль белым цветом, за ним последнее слово, последний визуальный образ - девушки гимназистки в белых фартуках прыгают через скакалки. Это образ исчезнувшего прошлого (как в фильме «Пикник у висячей скалы») и образ надежды («что радость будет») и образ вечности, вечного движения времени - все пройдет и революция прошла.
Погибает губернатор и вместе с ним целый мир - его внутренний мир, обретенное им знание, и мир внешний, который он держал, государство которое он держал и не удержал. И единственной белой точкой в наступившей черноте небытия светится письмо гимназистки, ее сочувствие, ниточка протянутая через пропасть, от одного человека другому. Сочувствие и нам зрителям передается.
Символично, что в год 100-летнего юбилея русской революции такой достойный этого юбилея спектакль поставили именно в Петербурге (в городе революции) и именно в БДТ (в театре, созданном революцией и персонально Александром Блоком, человеком который более чем-кто либо еще из современников отнесся к произошедшему серьезно как к явлению метафизическому, историософскому).
Если судить не по меркам театральным, не по меркам искусства, а по меркам общественной жизни, то именно таким спектаклям надо присуждать Золотые Маски, а лучше Государственные премии.
=======
Во второй раз посмотрел - https://lev-semerkin.livejournal.com/783467.html