Очень как-то размашисто считать, что на момент Октябрьской революции большевики и не-большевики, будучи марксистами, теоретически расходились в вопросе о возможности построения социализма в одной отдельно взятой стране. Расхождения касались степени материальной готовности России к социализму, поскольку она не дотягивала даже до уровня страны среднеразвитого капитализма. Но все марксисты были едины в понимании социалистической революции как мирового процесса. Если какая-либо страна его и начинает, то она должна быть обязательно поддержана пролетарскими революциями в других странах. Революции в Германии и Венгрии как будто бы подтверждали эти надежды большевиков. Но эти, такие желанные для них революции были подавлены, и наша страна осталась один на один с враждебным ей капиталистическим миром.
С этого момента и начался слом, обусловивший одновременно героическую и трагическую историю СССР. Эта история была героической, поскольку потребовала беспрецедентных усилий, лишений и крови для сохранения революционных завоеваний, для достижения известных высот науки и техники, для превращения за какие-то 40-50 лет отсталой аграрной страны, дважды разрушенной: гражданской войной, а затем гитлеровской агрессией, - во вторую "сверхдержаву" мира. Эту задачу, полностью совпадающую с задачей сохранения исторической России, большевики успешно решили. Но история СССР не могла избежать трагичности - не только в силу многочисленных жертв строительства и защиты социализма в одной отдельно взятой стране, но и потому, что в этот период теория социализма, а с нею и общественно-политическая жизнь, были направлены по ложному пути, создав на будущее трудности, оказавшиеся, в конце концов, непреодолимыми.
Период отечественной истории, называемый сталинским, правильнее было бы обозначить в теории как исключительный временной отрезок, отражающий реальные особенности становления советского социализма с сопровождающими эти особенности специфическими экономическими и другими общественными отношениями. Теория этого периода не должна была восприниматься в качестве единственно верной общей теории социализма, отрываясь от его классической марксистской трактовки.
Все революционеры по природе своей пассионарны, это обязательная и неотъемлемая черта их образа мысли и образа действия, являющаяся продолжением их многочисленных достоинств. Они, поэтому, всегда спешат и чаще всего "перегибают палку", принимая в политической действительности желаемое за достигнутое. Революционная мысль, а с нею - и практика, торопят жизнь и легко забегают вперёд. Это объяснимо ещё и тем, что никакого учебника, ограничивающего нетерпение и субъективизм или, тем более, пошаговой инструкции в отношении того, каким образом двигаться в сторону будущего социализма, не существует, поэтому пришлось, как, натолкнувшись на данную проблему, выразился Ленин, "выкарабкиваться самим".
Хозяйственная система СССР, возвысившая страну, позволившая победить в Великой Отечественной войне и быстро выйти из послевоенной разрухи, была адекватна требованиям своего времени, которые можно было обозначить как "диктатура экономического развития". Не нужно забывать, что без экономических достижений советской власти при Сталине не было бы и военной Победы над фашизмом. Китай также с конца 1970-х гг. фактически подчинил себя "диктатуре экономического развития". Но сделал это не в форме прямых директив и силового контроля со стороны центральной власти, а в форме учёта и соответствия императивным требованиям рынка.
Поэтому исторический смысл 1930-х-1950-х годов нашей истории нельзя игнорировать. Разве его можно свести только к жёсткости существовавших порядков? События в России не были ни роковой ошибкой, ни замыслом отдельных злодеев, установивших "тоталитарный строй", они были обусловлены объективным и противоречивым ходом истории, отсутствием альтернативы в спасении не только социализма, но и исторической России. Никто не опровергает известный вывод Сталина, сделанный им ещё в начале 1931 года: "Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем то, либо нас сомнут". Индустриализация и коллективизация стали спасительным омутом, в который вынужденно окунулась Россия в определённый исторический период для своего сохранения, создав мобилизационную экономику и соответствующую ей систему общественных отношений.
К сожалению, эта ситуационная модель впоследствии была канонизирована в качестве единственно верной теории социалистического строительства. Поэтому гармонизации достаточно успешно решаемых военно-политических и хозяйственных задач с собственно социалистическими идеями во внутренней политике СССР не произошло не только в довоенный, но и в послевоенный период. Итогом стало то, что СССР своим "Красным проектом" в годы опаснейшей угрозы самому существованию нашей страны, во время Великой Отечественной, а затем - и "холодной" войны, закрыл её этим проектом, словно щитом. Но щит не заменит дома, вечно жить только со щитом и под щитом нельзя. И, в конце концов, из-за первоначальных теоретических ошибок, руководство СССР не справилось с проведением необходимых преобразований, и, даже толком не поняв, какой характер эти преобразования должны носить, открыло тем самым дорогу контрреволюции, заплатив крушением системы социализма.