Казахская сказка
Когда ночной сон был светел и невредим,
Странно-приимен без пределов, размеров и мер,
Мне приснился маленький мальчик Кызым -
Первый веган и герой Казахской АССР.
* * *
Обычный казашонок восьми годков,
Повод для соплеменников тыкать пальцами и смеяться -
Он, неожидАнный, может быть и хотел - но не мог
Пить молока, кушать бараньего мяса.
Просто по правилам эпоса, еще до его рожденья,
Кочуя со стадом где-то от Семипалатинска налево-прямо,
Во время испытаний оказались случайно в очаге поражения
Казах с казашкой - кызымовы папа и мама.
Из-за болезни не был вспоен мальчик молоком кобылицы,
Не был взращен на вкусном горячем бараньем жире.
Чем питался он - все росло из землицы.
Корни и злаки для питания его служили.
Оттого он телом был слаб, плечами сутул,
И в короткой жизни скоромного не отведав ни разу
Любил каждого зверя и каждую птицу не как еду -
А так. Оттого, а еще от бабушкиных казахских сказок.
Кызым поднялся горьким зернышком от земли -
Подковерной основы юрты, по которой бОсыми ножками бегал.
А бабкины сказки - шаманские легенды Тенгри
Тянули его в казахстанское синее небо.
И чему тогда удивляться: когда молодой казах
Принес весть, что в урочище Байконур люди построили к небу лестницу,
Кызым засобирался в дорогу на риск и на страх,
Никому не сказавшись: все равно никому не поверится.
Кто там знает, как казашонок-малец
Прошел одиночкой этими полупустынными километрами?
Какой силой бетонный забор перелез,
Прошел следовые полосы и колючку зоны запретной...
Наверно, как зверя-любимца гнала его степная весна,
Печатала его шаги, железными лестницами сгибала колени -
Но Кызымка добрался - и забылся в мягких лапках счастливого сна
В сопле двигателя второй разгонной ступени.
И, не просыпаясь ни от топота ног, ни от предрассветного холода,
Утром двенадцатого апреля
Мальчик-герой сгорел и замерз в одну и ту же секунду,
Как бывает только в нашей, крапленой космической эре.
* * *
Кызым проснулся - видимо, уже спать устал,
И увидел, как летними лучами играет
Солнце на зелени листьев, и на архитектурно-богатых вратах:
Он не видел таких ни в Алма-Ате, ни в Костанае.
Мальчик створку толкнул, и шагнул вперед
Не глядя под ноги, привычно и немного небрежно -
Там нервно толпился бородатый народ,
А чуть выше - некто неназванный в белых одеждах.
Этот неназванный был горестен и сердит,
И детски-наивно слушая речь его гневную
Кызым понял: хочет этот старик истребить на земле
Все живое - за нахальство лезть по рукотворной лестнице в небо.
Бородачи говорили смирно - но против, просили его снизойти,
А неназванный не внимал мудрости свЯзной.
И тогда шагнул вперед казашонок-малыш - как Тенгри,
Смелый и хитрый герой бабушкиных памятных сказок.
Он просил, не поминая ни праведников, ни мудрецов
С невозможным своим казахским прищуром -
За зверьков и птичек, волков, лошадей и сов
Воющих, ржущих и рыщущих.
* * *
Что ему ответили - мне не сказали, а может просто нельзя,
Но стоит небо, и задрав головы под небом стоим
И пять, и десять, и пятьдесят лет спустя,
И казахская степь, и Байконур, и сказка, и казашонок-Кызым...
Странно-приимен без пределов, размеров и мер,
Мне приснился маленький мальчик Кызым -
Первый веган и герой Казахской АССР.
* * *
Обычный казашонок восьми годков,
Повод для соплеменников тыкать пальцами и смеяться -
Он, неожидАнный, может быть и хотел - но не мог
Пить молока, кушать бараньего мяса.
Просто по правилам эпоса, еще до его рожденья,
Кочуя со стадом где-то от Семипалатинска налево-прямо,
Во время испытаний оказались случайно в очаге поражения
Казах с казашкой - кызымовы папа и мама.
Из-за болезни не был вспоен мальчик молоком кобылицы,
Не был взращен на вкусном горячем бараньем жире.
Чем питался он - все росло из землицы.
Корни и злаки для питания его служили.
Оттого он телом был слаб, плечами сутул,
И в короткой жизни скоромного не отведав ни разу
Любил каждого зверя и каждую птицу не как еду -
А так. Оттого, а еще от бабушкиных казахских сказок.
Кызым поднялся горьким зернышком от земли -
Подковерной основы юрты, по которой бОсыми ножками бегал.
А бабкины сказки - шаманские легенды Тенгри
Тянули его в казахстанское синее небо.
И чему тогда удивляться: когда молодой казах
Принес весть, что в урочище Байконур люди построили к небу лестницу,
Кызым засобирался в дорогу на риск и на страх,
Никому не сказавшись: все равно никому не поверится.
Кто там знает, как казашонок-малец
Прошел одиночкой этими полупустынными километрами?
Какой силой бетонный забор перелез,
Прошел следовые полосы и колючку зоны запретной...
Наверно, как зверя-любимца гнала его степная весна,
Печатала его шаги, железными лестницами сгибала колени -
Но Кызымка добрался - и забылся в мягких лапках счастливого сна
В сопле двигателя второй разгонной ступени.
И, не просыпаясь ни от топота ног, ни от предрассветного холода,
Утром двенадцатого апреля
Мальчик-герой сгорел и замерз в одну и ту же секунду,
Как бывает только в нашей, крапленой космической эре.
* * *
Кызым проснулся - видимо, уже спать устал,
И увидел, как летними лучами играет
Солнце на зелени листьев, и на архитектурно-богатых вратах:
Он не видел таких ни в Алма-Ате, ни в Костанае.
Мальчик створку толкнул, и шагнул вперед
Не глядя под ноги, привычно и немного небрежно -
Там нервно толпился бородатый народ,
А чуть выше - некто неназванный в белых одеждах.
Этот неназванный был горестен и сердит,
И детски-наивно слушая речь его гневную
Кызым понял: хочет этот старик истребить на земле
Все живое - за нахальство лезть по рукотворной лестнице в небо.
Бородачи говорили смирно - но против, просили его снизойти,
А неназванный не внимал мудрости свЯзной.
И тогда шагнул вперед казашонок-малыш - как Тенгри,
Смелый и хитрый герой бабушкиных памятных сказок.
Он просил, не поминая ни праведников, ни мудрецов
С невозможным своим казахским прищуром -
За зверьков и птичек, волков, лошадей и сов
Воющих, ржущих и рыщущих.
* * *
Что ему ответили - мне не сказали, а может просто нельзя,
Но стоит небо, и задрав головы под небом стоим
И пять, и десять, и пятьдесят лет спустя,
И казахская степь, и Байконур, и сказка, и казашонок-Кызым...