Начало Кавказской войны
В 1837 году император Николай, первый из русских царей, осчастливил приездом своим Кавказ. (Степень справедливости этого формального выражения читатель поймет ниже) . На случай надобности в переводчике во время проезда его через Владикавказ я был из Тифлиса командирован туда же. От всех мирных горцев были назначены депутаты с народными просьбами и, ожидая приезда императора во Владикавказ, они часто собирались то у одного, то у другого из влиятельных лиц.
Разсуждали между собой о прошедшем, о настоящем и о будущем: одни из них понимали и говорили, что им необходимо иметь грамоты и акты на право владения личными и поземельными правами, утверждая и доказывая, что иначе предстоит им жалкая будущность. Другие же, менее благоразумные, но более самонадеянные, думали и говорили, что не имеют надобности просить грамоты и акты на право владения тем, что им дано Богом.
Чем больше собирались и разсуждали, тем более они расходились во мнениях своих о самых ясных и им необходимых вещах. И поэтому просьбы их также были написаны различного содержания, не имея ничего общего.
Наконец 13 октября было получено известие, что государь император едет. Весь сбор этот выехал на встречу Его Величества. Проехавши 25 верст, в местечке Ларсе они встретили государя и сопровождали его до Владикавказа. Его Величество приказал мне скакать возле своей коляски и очень часто спрашивал имена тех, которые по красоте и мужеством более на себя обращали его внимание.
На другой день государь принимал депутатов с народными просьбами, говорил с ними очень благосклонно, исключая из этого злополучных чеченцев, которых упрекал в неверности ему и его русским законам.
Чеченцы в свою очередь ответили: Вашему императорскому величеству мы преданы не менее других горцев и уважаем законы царя нашего также не менее других, но к несчастью нашему, ближайшее начальство наше, затемняя истину и не соблюдая никаких законов и обычаев, управляет нами совершенно по своему произволу, отзываясь о нас с дурной стороны. Вместе с тем они подали ему прошение, где подробно обнаружили всю несправедливость ближайшего их начальства.
Резкий, но очень справедливый ответ чеченцев не понравился государю и, назвав его клеветою, приказал им выкинуть из головы вредные мысли, внушаемые им неблагонамеренными людьми. Чеченцы, видя перед собою царя грозного Николая и ожидая от него получить щедрые награды и милостивые царские распоряжения о благоустройстве края, обещали свято исполнять его волю.
Николай же, ослепленный своим могуществом, думал и поступал совсем иначе: он, на словах обласкав горских депутатов, обещал разсмотреть их просьбы в Петербурге, где они были брошены без всякого исполнения и ответа.
Здесь рождается вопрос: зачем же Николай приехал на Кавказ? Вот ответ: ясно, что Николай как деспот домогался совершенно истребить дух свободы кавказских народов и приготовить их к безусловному рабскому повиновению.
Стремясь к этой цели, он выбрал для себя орудием только один страх и, желая сильно внушить его народу, не пожелал пользоваться случаями дарить свои милости, а напротив того, искал найти случай показать пример своей жестокости над теми, кто в точности не исполнял волю царя.
На этом основании он в городе Тифлисе, во время бывшего там развода, в среде войск и множества народа, показал его над вполне заслуживавшим за лихоимство командиром Эриванского полка флигель-адъютантом полковником князем Дадианом и бывшим тифлисским полицмейстером. С Дадиана царь собственноручно сорвал эполеты и аксельбанты и тотчас же, посадив его там на почтовой тройке с одним жандармским офицером, отправил его в Россию. Дадиан был зять корпусного командира генерал- адъютанта барона Розена, а полицмейстер был зять начальника штаба генерала Вольховского, которых тоже скоро сменили.
До неудачного приезда императора Николая на Кавказ у народов его о царе были разные мнения : большая часть из них полагала, что начальство в отношении народного управления употребляет во зло царское к нему доверие; говорили, что царь любит правосудие, любит одинаково всех своих подданных, желая им всех благ, но к несчастью, Николай, сверх ожидания народа, показал себя эгоистом, желающим только рабского повиновения его воле, не заботясь о выгоде туземцев.
Вследствие этого очень скоро по отъезде его с Кавказа народ почувствовал свое будущее и начало обнаруживаться между мирными горцами Кавказской линии нежелание жить под русской властью. При этом Николай, разставаясь с командующим войсками Кавказской области генералом Вельяминовым, строго приказал ему иметь чеченцев под особенным строгим надзором и под сильным страхом. Приказанием этим негодяй генерал Пулло, как ниже сказано, усердно руководствовался.
По-моему будет очень справедливо назвать главной причиной бывшей 25-летней жестокой борьбы, т.е. возстания всего Восточного Кавказа и неограниченной власти там и в Чечне Шамиля - невнимание Николая к справедливым просьбам всех мирных горцев, которым он на место страха внушил сознание унизительности их положения и сильную к себе вражду.
Царь вместо того, чтобы хоть сколько-нибудь оправдать ожидания от него народа и строго приказать начальству беречь благосостояние страны, приказал держать наименее между горцами терпеливых чеченцев под сильным страхом!! Не менее горцев сам ошибся в своих ожиданиях, ему в голову не приходила возможность бывшей кровавой войны.
Хотя просьбы депутатов остались без исполнения и ответа, но ни в каком случае не могли остаться без последствий. Царь конечно потерял любовь и уважение, возбудил к себе ненависть и недоверие всех горцев, особенно у жителей восточного Кавказа, где духовенство, стоя во главе народа, после приезда Николая, потеряв всякую надежду на лучшее будущее, начало готовить народ искать Шариата и справедливости силою оружия. Дремавшее кавказское начальство хотя и знало о намерении духовенства, но под влиянием русского "авось" не приступало ни к каким правильным мерам к водворению прочного спокойствия в крае.
При этом бывшего корпусного командира барона Розена сменили и на его место назначили генерала Головина, человека умного и распорядительного, но непостижимо было, что командующий войсками на Кавказской линии генерал Граббе, назначенный на место Вельяминова, непосредственно ему подчиненный, не хотел исполнять его приказаний и действовал как отдельно уполномоченный начальник. Иногда даже в ущерб интересам края и службы, если только он этим мог вредить распоряжениям генерала Головина. Вследствие этого дела об управлении горцами путались до крайности, в особенности в Чечне, где начальник края и командующий там войсками генерал-майор Пулло, отыскивая случай к достижению чинов, наград и материальных выгод, безпрестанно доносил генералу Граббе о тревожном состоянии вверенного ему края и, основываясь на приказании царя, выпросил себе разрешение действовать на чеченцев страхом.
В таких видах в 1838 году зимою он начал ходить с отрядами по аулам мирных чеченцев, под предлогом ловить там непокорных тавлинцев, будто бы в аулах их скрывавшихся. На ночлегах солдат и казаков разставляли по домам чеченцев и, отыскивая небывалого тавлинца, забирали все, что понравится солдату и казаку. На жалобы хозяев, на слезы женщин и детей Пулло смотрел с зверским равнодушием и, гордясь своими позорными делами, называл жалобы чеченцев клеветой (как называл Николай).
Наконец, в следующем, 1839 году, зимою он опять повторил свой грабительский поход и сверх того, под предлогом обезоружить чеченцев, потребовал с каждых десяти дворов по одному ценному ружью и, получивши их, он продавал в свою пользу, покупая на место их дешевое (для счету в Арсенал). При этом Пулло низкой грязной хитростью, желая скрыть гнусные меры свои, арестовал несколько почетных чеченцев, собиравшихся с жалобой на него отправиться в Тифлис. Здесь чеченцы, потеряв всякое человеческое терпение, более сносить невыносимые тяжкие меры, согласились подчиниться людям, давно желавшим войны с русскими, и поклялись с открытием ранней весны отложиться и воевать против тирана до последней капли крови.
В это время я, получив отпуск, находился в доме отца моего и, живя в соседстве с чеченцами, знал от знакомых его все, что происходило в Чечне. Состоя при корпусном командире и не сомневаясь в возстании чеченцев и ожидая от него гибельных последствий, я счел долгом, в первых числах декабря, отправиться в Тифлис и доложить генералу Головину о положении Чечни и о проделках там генерала Пулло, присовокупив, что, по мнению знающих людей, если генерал Пулло в скорости не будет сменен и заступающий его место энергично не примет меры к водворению спокойствия в Чечне, то весною они все возстанут.
Не знаю, как генерал Головин принял или понял мой доклад, но знаю, что генерал Пулло не был сменен и в следующем 1840 году в марте месяце чеченцы, в числе 28.000 дворов, разом возстали, безусловно подчинив себя Шамилю, который в то время, после Ахульгинского поражения скрывался от русских в Шатоевском обществе.
Не теряя времени они под предводительством опытных и предприимчивых людей- наибов: Ахверди , Магомета , Шуаиба и других, быстро начали делать движение к соседним племенам и в продолжении одного лета весь Восточный Кавказ, кроме ханств Шамхальского, Аварского, Казикумухского и Акуша, возстал против русских, с чувством жестокой вражды.
Хотя и все племена центра Кавказа: кумыки, осетины и кабардинцы сильно сочувствовали этому возстанию, но господствовавшее над ними высшее сословие, так же как сказанные ханы, по тщеславию своему, считали за стыд подчиниться Шамилю, незнатному по происхождению . Кроме того, по легковерию своему все еще утешали себя щедрыми обещаниями начальства. (Горький им урок).
Имам Шамиль
Таким образом началась на Кавказе кровавая борьба, продолжавшаяся в течение 25 лет (прим. имеется в виду весь период имамата Шамиля, с 1834 по 1859 год. .), т.е. до плена Шамиля русскими в 1859 году, 26 августа. Признавши Шамиля имамом, между всеми племенами водворилось навсегда до того небывалое единодушие и согласие. Забыли постоянно между ними существовавшую вражду и кровомщение. Обычное скотокрадство совершенно бросили. Считали грехом проливать слезы над павшими в священной для них войне. Таким образом разнородные племена Восточного Кавказа начали сливаться с чеченцами в одно целое, с готовностью умереть за свою свободу.
Здесь нужно заметить, что такому небывалому между ними единству способствовал не религиозный фанатизм или мюридизм (как убеждают русские), а то, что до вступления их под власть русских они не имели понятия о величайшем несчастьи, т.е. об общем народном горе. Теперь они одинаково испытали тяжесть русского гнета и почувствовали всю его силу и значение и потому просто, по внушению сердца и разума, нашли необходимым дружно соединиться и признать власть Шамиля, для твердого и совокупного сопротивления и действия против врага. В чем они не ошиблись и что по всей справедливости делает им честь.
Мемуары генерала Муса-паши Кундухова (1837-1865)