Четвертое письмо Вольтера
(Из ФБ-публикации Юрия Чижова)
И оторваться не могу - читаю до конца:
"Этот Галушко тоже себя считал интеллигентом и пути расколоть подследственного выбрал интеллигентные. При аресте и обыске у «писучей жилки» нашли в архиве восемнадцать писем Вольтера - подлинных, как утверждал владелец и против чего нисколько Галушко не возражал - иначе бы его метод копейки не стоил. Вот что придумал он: сжигать по одному письму на свечке, когда подследственный запирался или казалось Галушке, что он не откровенен. Письмо сжигалось в конце допроса, при подведении итогов, так что минутный акт сожжения подследственный переживал заранее долгими часами. И, разумеется, ему прежде показывалось это письмо, даже в руки давалось подержать, дабы он еще раз осознал его ценность.
Уже три письма было так сожжено, и Галушко пообещал, что как доберется до восемнадцатого, то самого владельца оформит к расстрелу - за уничтожение величайших культурных ценностей.
- Да как же он докажет, - поинтересовался учитель логики, а прежде корниловский офицер, - если он доказательства сожжет?
- Очень просто докажет, - отозвался товарищ прокурора Временного правительства, - ссыплет весь пепел в архивный конверт и даст эксперту, а тот понюхает и напишет заключение, что пепел - тот самый. А где сжег? Да у себя дома на свечечке, чтоб не досталось народу.
Самого же «писучую жилку» не так поразила перспектива быть расстрелянным за Вольтера, как то, что Галушко назвал эти письма «величайшей культурной ценностью».
- Так, значит, понимает, что ценность? - прямо таки бесновался он. Ведает, что творит?
- А они всегда ведали, - сказал корниловец. - Не ведал бы - так не жег.
Генералу было мучительно видеть, как убивается «писучая жилка» из за каких то бумажек, и он, отозвав его в угол, осведомился полушепотом:
- Позвольте узнать… А копии с этих писем - составлены? Они в надежном месте? - И, кашлянув смущенно в кулак, добавил: - Если во мне не уверены, то не отвечайте…
«Писучая жилка» взглянул на него с изумлением.
- Боже мой, о чем вы? Да говорите, кому хотите. Копии есть во многих музеях. Они приведены в книгах. Но, мой генерал, он сжигает не копии, он сжигает подлинники!
- Ах, вон что… - сказал генерал. - Да, я понимаю.
И ему самому показалось, что он это понял.
На четвертом письме великого эпикурейца, которое лишь подпалилось с угла - и тут же Галушко его погасил, - на этом письме «писучая жилка», не битый, не тронутый пальцем, сломался. Он согласился подписать все, что ни натолкал ему в протокол изобретательный Галушко, и возвратился в камеру с просветленным лицом, имея впереди восемь лет Соловков, а при его истрепанном сердце - так и неминуемую быструю смерть.
- Все! - сказал он генералу, вздохнув освобожденно. - Теперь я человек".
Г. Владимов. Генерал и его армия.
И оторваться не могу - читаю до конца:
"Этот Галушко тоже себя считал интеллигентом и пути расколоть подследственного выбрал интеллигентные. При аресте и обыске у «писучей жилки» нашли в архиве восемнадцать писем Вольтера - подлинных, как утверждал владелец и против чего нисколько Галушко не возражал - иначе бы его метод копейки не стоил. Вот что придумал он: сжигать по одному письму на свечке, когда подследственный запирался или казалось Галушке, что он не откровенен. Письмо сжигалось в конце допроса, при подведении итогов, так что минутный акт сожжения подследственный переживал заранее долгими часами. И, разумеется, ему прежде показывалось это письмо, даже в руки давалось подержать, дабы он еще раз осознал его ценность.
Уже три письма было так сожжено, и Галушко пообещал, что как доберется до восемнадцатого, то самого владельца оформит к расстрелу - за уничтожение величайших культурных ценностей.
- Да как же он докажет, - поинтересовался учитель логики, а прежде корниловский офицер, - если он доказательства сожжет?
- Очень просто докажет, - отозвался товарищ прокурора Временного правительства, - ссыплет весь пепел в архивный конверт и даст эксперту, а тот понюхает и напишет заключение, что пепел - тот самый. А где сжег? Да у себя дома на свечечке, чтоб не досталось народу.
Самого же «писучую жилку» не так поразила перспектива быть расстрелянным за Вольтера, как то, что Галушко назвал эти письма «величайшей культурной ценностью».
- Так, значит, понимает, что ценность? - прямо таки бесновался он. Ведает, что творит?
- А они всегда ведали, - сказал корниловец. - Не ведал бы - так не жег.
Генералу было мучительно видеть, как убивается «писучая жилка» из за каких то бумажек, и он, отозвав его в угол, осведомился полушепотом:
- Позвольте узнать… А копии с этих писем - составлены? Они в надежном месте? - И, кашлянув смущенно в кулак, добавил: - Если во мне не уверены, то не отвечайте…
«Писучая жилка» взглянул на него с изумлением.
- Боже мой, о чем вы? Да говорите, кому хотите. Копии есть во многих музеях. Они приведены в книгах. Но, мой генерал, он сжигает не копии, он сжигает подлинники!
- Ах, вон что… - сказал генерал. - Да, я понимаю.
И ему самому показалось, что он это понял.
На четвертом письме великого эпикурейца, которое лишь подпалилось с угла - и тут же Галушко его погасил, - на этом письме «писучая жилка», не битый, не тронутый пальцем, сломался. Он согласился подписать все, что ни натолкал ему в протокол изобретательный Галушко, и возвратился в камеру с просветленным лицом, имея впереди восемь лет Соловков, а при его истрепанном сердце - так и неминуемую быструю смерть.
- Все! - сказал он генералу, вздохнув освобожденно. - Теперь я человек".
Г. Владимов. Генерал и его армия.