чёрное
Меньше чем через неделю будет четыре года как умер мой отец. Всё это время об этом хотелось не говорить, а орать до состояния боли в горле и привкуса солёного во рту. Орать долго и истошно, чтобы, наконец, потерять голос. В шкафу у меня висят чёрные брюки и чёрная рубашка - в них я была на похоронах, больше одеть их я не смогла. Недавно опять достала брюки, Бог с ней с рубашкой, померила - а то раньше и это не получалось, но... нет, носить не могу. НЕ МОГУ. Сразу же вижу себя в крематории у гроба, где он лежит с полупрозрачным заострёным носом, усохшим до размера чуть ли не кулака лицом в лучшем своём костюме и ботинках. И не могу никак заставить себя закрыть во всё это дверь. И теперь я знаю, что этого не случится. Нет жизни после этого, есть жизнь с ЭТИМ. Да, стало сейчас немного легче, но только немного. Эта смерть его жила во мне и каждый день со мной разговаривала, каждый день показывала фильмы - истощённого, исхудавшего до состояния жертвы Освенцима его, говорящего не отвлечённые темы, не признающего факта болезни, рассуждающего, что скоро станет лучше и, как только немного стало - попросившего подстричь. Его, бегающего каждые десять минут в туалет, бродящего по дому в трусах, из которых торчат не ноги - а кости, обтянутые кожей. Его, бредущего в туалет в больнице в самом конце коридора - я тогда пришла навещать и увидела из противоположного конца его тощую фигуру и всё внутри меня остановилось в горе - стало пронзительно ясно, что это КОНЕЦ. Его, когда я привела его в поликлинику, чтобы выписали паллиатив - ждущего в очереди и злящегося, что не пускают первым, а он больнее всех - весит 60 кг и не может сидеть, а вокруг все упитанные, полные сил. Но мы всё равно сидели и ждали, потому, что очередь была к онкологу. Его, не могущего уже ходить, и идущего сквозь всю мою жизнь отстранённо, замкнуто, холодно куда-то по своим делам. Его, стоящего у гроба бабушки в зале прощания крематория ещё здорового, энергичного, а через два года - лежащего на этом же самом месте в бордово-чёрном гробу и лучшем костюме.
И речь тут не об обычном горе - вроде бы понятном( хотя, эта понятность - миф), речь тут о том, что смерть стоит за спиной у каждого из нас, и до тех пор, пока не умер ( да!!! рано, в в 58 лет, страшно ВДРУГ заболев), мой отец, пока я не увидела это как состоявшийся факт - смерти не было для меня так близко при всём том, что 2010-е годы были тяжёлые для моей семья: в 2002-ом умер мой дедушка, в 2005 - бабушка, в 2007 отец и в 2010 - я самостоятельно похоронила ещё одного своего дедушку. Из семьи моего отца таким образом - умерли ВСЕ.
С этим самых пор большую часть времени я думала и думаю о смерти. Я превратилась в некрофила - меня стало интересовать всё, что связано с ней, да - даже быт. Так инстинктивно я пыталась сблизиться с ней, привыкнуть. Кое-что мне удалось - теперь я не трепещу и не отворачиваюсь при виде расчленёнки, спокойно принимаю практически любую информацию о бедствиях с жертвами - не значит равнодушно, просто - смерти в жизни больше, чем кажется обывателю, и когда делаешь так, что вокруг тебя её много - то она становится скорее нормой, чем трагедией. И всё же - депрессия. Смерть порождает депрессию, в которой уже 4 года находится моя мать, в меньшей степени я - но я тоже не та, что была до ЭТОГО. Другая. И той прежней жилось легче, хотя и много чего было недоступно пониманию, но... лучше жить без душевных ран. Лучше, когда близкие уходят в глубокой старости, тогда смерть не стоит у тебя за спиной, напоминая о себе каждую секунду, когда ты живёшь, а не доживаешь.
Самое интересно, что мои отношения с отцом никогда особенно не были тёплыми, даже наоборот, но теперь-то смысл их мне открылся по-другому, но никакие смыслы не стоят смерти.
И речь тут не об обычном горе - вроде бы понятном( хотя, эта понятность - миф), речь тут о том, что смерть стоит за спиной у каждого из нас, и до тех пор, пока не умер ( да!!! рано, в в 58 лет, страшно ВДРУГ заболев), мой отец, пока я не увидела это как состоявшийся факт - смерти не было для меня так близко при всём том, что 2010-е годы были тяжёлые для моей семья: в 2002-ом умер мой дедушка, в 2005 - бабушка, в 2007 отец и в 2010 - я самостоятельно похоронила ещё одного своего дедушку. Из семьи моего отца таким образом - умерли ВСЕ.
С этим самых пор большую часть времени я думала и думаю о смерти. Я превратилась в некрофила - меня стало интересовать всё, что связано с ней, да - даже быт. Так инстинктивно я пыталась сблизиться с ней, привыкнуть. Кое-что мне удалось - теперь я не трепещу и не отворачиваюсь при виде расчленёнки, спокойно принимаю практически любую информацию о бедствиях с жертвами - не значит равнодушно, просто - смерти в жизни больше, чем кажется обывателю, и когда делаешь так, что вокруг тебя её много - то она становится скорее нормой, чем трагедией. И всё же - депрессия. Смерть порождает депрессию, в которой уже 4 года находится моя мать, в меньшей степени я - но я тоже не та, что была до ЭТОГО. Другая. И той прежней жилось легче, хотя и много чего было недоступно пониманию, но... лучше жить без душевных ран. Лучше, когда близкие уходят в глубокой старости, тогда смерть не стоит у тебя за спиной, напоминая о себе каждую секунду, когда ты живёшь, а не доживаешь.
Самое интересно, что мои отношения с отцом никогда особенно не были тёплыми, даже наоборот, но теперь-то смысл их мне открылся по-другому, но никакие смыслы не стоят смерти.