(no subject)
Моя новая любимая тема для заметок - регент Юрий. О нем хочу говорить.
При том, что ренгентует он в макеевском краю, называемом Черемушками под покровительством Святого Серафима из Сарова и еще трех менее эпохальных старцев - Петра, Михаила и НИКОЛАЯ.
Юра мочит на каждой службе, особенно на вечерней воскресной, тогда на него сходит особое, мистическое состояние.
Я бухой! Я ухожу! - изрекает он. Юрьевна, Вы мой ангел-хранитель, я в Вас верю. Регентуйте!
Тем не менее остается, дает ЦУ во весь голос и даже порывается читать. Это в субботу.
Ноты, отпечатанные со старательными иллюстрациями лавр и пустыней в уголках страниц, пересекает грубая карандашная рукопись голоса, ведущнго не туда... в конце теноровой партии - крупная нота-картоха, не то ре, не то ми. "Юра, мне в Ре идти?" - робко я. "В Ру!" - отвечает он. Вру!
В ля иди!!!
Юра порывается читать канон. Торопится, потеет - и выдает. После третьего по счету ирмоса (это песня такая, текст замоооченный, а напев простой, как мантра. Поется в конце утрени, когда помазывают) идет непростое словечко "пожру". То есть, в жертву принесу. Юра в легкой ужратости читает:"ПОРЖУ!"... и т.д. Реакция соответствующая - хор ржет, не может петь катавасию.
На литургии в воскресенье он ставит перед певчими ноты (а их, соответственно, перед фактом) херувимской песни напева Свято-Ильинского скита. Ноты черные и страшные. Бас и тенор идут параллельными квартами, женщины тянут исон (то есть все кверху ногами). Люба: Юра, убери ЭТО! Мы будем петь кант Греческого распева! Юра: "Не слушайте Юрьевну, она от дьявола!"
Юра заставляет меня петь тенор. Я ору, хор орет, так как не может найти гармонии. Юра: Юрьевна, пойте чисто, это учебный процесс! Тётя Оля, пойте БАСОМ!
При том, что ренгентует он в макеевском краю, называемом Черемушками под покровительством Святого Серафима из Сарова и еще трех менее эпохальных старцев - Петра, Михаила и НИКОЛАЯ.
Юра мочит на каждой службе, особенно на вечерней воскресной, тогда на него сходит особое, мистическое состояние.
Я бухой! Я ухожу! - изрекает он. Юрьевна, Вы мой ангел-хранитель, я в Вас верю. Регентуйте!
Тем не менее остается, дает ЦУ во весь голос и даже порывается читать. Это в субботу.
Ноты, отпечатанные со старательными иллюстрациями лавр и пустыней в уголках страниц, пересекает грубая карандашная рукопись голоса, ведущнго не туда... в конце теноровой партии - крупная нота-картоха, не то ре, не то ми. "Юра, мне в Ре идти?" - робко я. "В Ру!" - отвечает он. Вру!
В ля иди!!!
Юра порывается читать канон. Торопится, потеет - и выдает. После третьего по счету ирмоса (это песня такая, текст замоооченный, а напев простой, как мантра. Поется в конце утрени, когда помазывают) идет непростое словечко "пожру". То есть, в жертву принесу. Юра в легкой ужратости читает:"ПОРЖУ!"... и т.д. Реакция соответствующая - хор ржет, не может петь катавасию.
На литургии в воскресенье он ставит перед певчими ноты (а их, соответственно, перед фактом) херувимской песни напева Свято-Ильинского скита. Ноты черные и страшные. Бас и тенор идут параллельными квартами, женщины тянут исон (то есть все кверху ногами). Люба: Юра, убери ЭТО! Мы будем петь кант Греческого распева! Юра: "Не слушайте Юрьевну, она от дьявола!"
Юра заставляет меня петь тенор. Я ору, хор орет, так как не может найти гармонии. Юра: Юрьевна, пойте чисто, это учебный процесс! Тётя Оля, пойте БАСОМ!