Перемог уходит на орбиту
В достодавние времена гремела слава князя Перемога на всю округу, на все четыре разные стороны света. Слава ратная его врагов страшила, любовная девок будоражила, вот и прозвали враги его Перемогом Малым из желания подлого силу княжескую приуменьшить и на нет спустить, а девки зато прозвали Милым, потому что знали, что не в величине дубины дело.
Двадцать восемь лет радовал князь ликом своим красным подсолнечный мир, и лик тот в чекане отливали, сначала думали, что на монеты пойдёт, а потом решили, пусть так будет, для красоты, а для монет и рубленка серебряная сгодится.
Невелик князь ростом был да рыж, имел кривые ноги прирождённого всадника и зелёные глаза ходока по светлицам чужих жён - белых лебёдушек. Ох, и любили же лебёдушки да журавушки кудри князевы, до плеч вьющиеся, перебирать да на персты сахарные наматывать, а дёргать почём зря князь им не позволял, и что хром князь был из-за перебитого в сече колена, так то лёжа не видно.
Добр был и справедлив не по годам князь Перемог Милый, а что засёк Витьку Чёрного перед дружиной насмерть, так и нечего было Витьке тому княжеской казной, как своей мощной, распоряжаться, а уж что с первой княгиней Витька вытворял, пока князь по боярским дочерям прохаживаться изволил, так о том вся дружина знала, ибо болтлив был Витька без меры, и княгиня на крик не воздерживалась, орала, что твоя свинья резаная, когда Витьку во светлице принимала. Жаль, конечно, что молчит теперь княгиня Зрада в каменном мешке на дне старого пруда, но - что поделать, вспылил Перемог, не сдержался. Зато после слёзно покаялся, и даже повелел Зраду из пруда отловить и закопать, как доброй женщине пристало, однако не пошла Зрада в сети, осталась в пруду русалкой печальной, потому что просила вынуть её из мешка и оставить, где есть, да так князь не захотел.
Поклялся тогда князь, что не будет у него более одной жены, ибо хранить яйца в одной корзине - то вещь накладная, и привёл на двор сразу двух невест - Арину и Марью, обе стройные да гладкие, покорные да друг к дружке сильно неравнодушные, а князь и доволен. Расстроилась, правда, от той женитьбы купеческая дочь Ладушка, только ведь с бабьего расстройства князю ни холодно, ни жарко, а три жены - это уже султанат какой-то мусульманский, спасибо - не надо. Мать Ладушки, Анастасия Гавриловна, первое время скандалила немного у княжьей светлицы, да княжья свора быстро бабу зловредную утихомирила, хоть и не без потерь - двух серых кобелей загрызла Анастасьюшка, пока не добралась до её хребта матёрая сука Стечка и не прервала разом жизнь купчихи, вздорную да тяготную.
Самое же примечательное, что у старого князюшки детушек не было ни родных, ни прижитых, и жаловалась жена его покойница (пока жаловалась-то, живая ещё была, а как нажаловалась, так и покойница), что не силён старый князь в постельных делах, а силён поспать от души и на старую рану пожаловаться, завалившись с свётелку среди ночи в бурном подпитии, а кому оно, скажите, надо, чтобы за такой бездуховной надобностью среди ночи в светёлку вваливались?
Так вот и не было детушек, а этот вдруг взялся, пришёл и говорит:
- Я, батя, так рад, что вот зрю тебя здесь в добром здравии, что прямо очи застит.
Старый князь ему:
- Как? Откуда? Почему?
- А вот так, батя, грехи молодости!
Так князь старый, пусть земля ему будет прахом, и помер на радостях, даже посинел личиком немного, так бурно радоваться изволил, и стал на Береньей земле царствовать Великий княже Перемог Милый, врагами в пустословии злобном прозванный Малым.
Кроме ратных забав, уважал князь Перемог кабанью охоту. Затравят ему егеря зверя лютого, клыкастого, а князь уж сам убивает, один на один любил.
- У него клыки, - говорит, - а у меня лазер, чо.
Что за лазер такой - никто не знал, но слухи были, что это палка светящаяся, невидимая ещё, которой если в кабана тырнуть, то тут же и проткнёшь его насквозь, и жарить не надо, только это врут всё, жарить всё равно надо, а шкура - да, не порченая почти, и вон у половины дружины шлемы с клыками, один скорняк выучился по размеру черепа подгонять и кожей обтягивать, только пахнут они немного, не сказать, воняют, но вонь в бою - дело десятое, была бы голова цела.
Так и возвращался как-то князь Перемог с кабаньей охоты, глядь, а посреди двора его, аккурат под окнами светлицы, толпа горожан стоит. Попервой князь подумал было, что Арина или Марьюшка по стопам Зрады пошли и народ веселить принялись криками задорными, раздвинул грозно толпу, смотрит - ой, нет. Лучше бы рога, её яру! Толпа чёрное яйцо окружила и про драконов ропщет.
- Молчать, чернь! - по привычке рявкнул князь просьбу к народу, но спохватился и ну потихоньку доспехи княжьи с себя сдирать и в толпу замешиваться. Только где вы видели толпу, что в себя замешает своего правителя, доброго и великодушного князюшку мудрого?
Вытолкнули Перемога из толпы, навстречу вылезшим из яйца рыцарям дивнодоспешным подтолкнули.
Думали сначала, поколят те князя лазерами волшебными, и вся недолга, ан нет, выскочила на него дева статная, которой князь по подмышку аккурат пришёлся, и завопила:
- Родной ты мой, Михайлушко, на кого покинул, скотина похотливая?
Тут князь и вовсе с лица спал да стравил маленько от страха, а деве всё нипочём: ухватила князя за шкирку и утащила в яйцо, и все прочие рыцари за ними залезли.
Закрутилось яйцо, поднялось в воздух и улетело, как и не бывало его. Толпа загомонила, ладони козырьками к глазам поприставляли, ищут чёрное яйцо в небесной лазури, и не находят.
И только пострелёныш золотушный, Ксанки полоумной сынок, спросил звонким, далеко разнёсшимся по округе голосом:
- А как же драконы?
Двадцать восемь лет радовал князь ликом своим красным подсолнечный мир, и лик тот в чекане отливали, сначала думали, что на монеты пойдёт, а потом решили, пусть так будет, для красоты, а для монет и рубленка серебряная сгодится.
Невелик князь ростом был да рыж, имел кривые ноги прирождённого всадника и зелёные глаза ходока по светлицам чужих жён - белых лебёдушек. Ох, и любили же лебёдушки да журавушки кудри князевы, до плеч вьющиеся, перебирать да на персты сахарные наматывать, а дёргать почём зря князь им не позволял, и что хром князь был из-за перебитого в сече колена, так то лёжа не видно.
Добр был и справедлив не по годам князь Перемог Милый, а что засёк Витьку Чёрного перед дружиной насмерть, так и нечего было Витьке тому княжеской казной, как своей мощной, распоряжаться, а уж что с первой княгиней Витька вытворял, пока князь по боярским дочерям прохаживаться изволил, так о том вся дружина знала, ибо болтлив был Витька без меры, и княгиня на крик не воздерживалась, орала, что твоя свинья резаная, когда Витьку во светлице принимала. Жаль, конечно, что молчит теперь княгиня Зрада в каменном мешке на дне старого пруда, но - что поделать, вспылил Перемог, не сдержался. Зато после слёзно покаялся, и даже повелел Зраду из пруда отловить и закопать, как доброй женщине пристало, однако не пошла Зрада в сети, осталась в пруду русалкой печальной, потому что просила вынуть её из мешка и оставить, где есть, да так князь не захотел.
Поклялся тогда князь, что не будет у него более одной жены, ибо хранить яйца в одной корзине - то вещь накладная, и привёл на двор сразу двух невест - Арину и Марью, обе стройные да гладкие, покорные да друг к дружке сильно неравнодушные, а князь и доволен. Расстроилась, правда, от той женитьбы купеческая дочь Ладушка, только ведь с бабьего расстройства князю ни холодно, ни жарко, а три жены - это уже султанат какой-то мусульманский, спасибо - не надо. Мать Ладушки, Анастасия Гавриловна, первое время скандалила немного у княжьей светлицы, да княжья свора быстро бабу зловредную утихомирила, хоть и не без потерь - двух серых кобелей загрызла Анастасьюшка, пока не добралась до её хребта матёрая сука Стечка и не прервала разом жизнь купчихи, вздорную да тяготную.
Самое же примечательное, что у старого князюшки детушек не было ни родных, ни прижитых, и жаловалась жена его покойница (пока жаловалась-то, живая ещё была, а как нажаловалась, так и покойница), что не силён старый князь в постельных делах, а силён поспать от души и на старую рану пожаловаться, завалившись с свётелку среди ночи в бурном подпитии, а кому оно, скажите, надо, чтобы за такой бездуховной надобностью среди ночи в светёлку вваливались?
Так вот и не было детушек, а этот вдруг взялся, пришёл и говорит:
- Я, батя, так рад, что вот зрю тебя здесь в добром здравии, что прямо очи застит.
Старый князь ему:
- Как? Откуда? Почему?
- А вот так, батя, грехи молодости!
Так князь старый, пусть земля ему будет прахом, и помер на радостях, даже посинел личиком немного, так бурно радоваться изволил, и стал на Береньей земле царствовать Великий княже Перемог Милый, врагами в пустословии злобном прозванный Малым.
Кроме ратных забав, уважал князь Перемог кабанью охоту. Затравят ему егеря зверя лютого, клыкастого, а князь уж сам убивает, один на один любил.
- У него клыки, - говорит, - а у меня лазер, чо.
Что за лазер такой - никто не знал, но слухи были, что это палка светящаяся, невидимая ещё, которой если в кабана тырнуть, то тут же и проткнёшь его насквозь, и жарить не надо, только это врут всё, жарить всё равно надо, а шкура - да, не порченая почти, и вон у половины дружины шлемы с клыками, один скорняк выучился по размеру черепа подгонять и кожей обтягивать, только пахнут они немного, не сказать, воняют, но вонь в бою - дело десятое, была бы голова цела.
Так и возвращался как-то князь Перемог с кабаньей охоты, глядь, а посреди двора его, аккурат под окнами светлицы, толпа горожан стоит. Попервой князь подумал было, что Арина или Марьюшка по стопам Зрады пошли и народ веселить принялись криками задорными, раздвинул грозно толпу, смотрит - ой, нет. Лучше бы рога, её яру! Толпа чёрное яйцо окружила и про драконов ропщет.
- Молчать, чернь! - по привычке рявкнул князь просьбу к народу, но спохватился и ну потихоньку доспехи княжьи с себя сдирать и в толпу замешиваться. Только где вы видели толпу, что в себя замешает своего правителя, доброго и великодушного князюшку мудрого?
Вытолкнули Перемога из толпы, навстречу вылезшим из яйца рыцарям дивнодоспешным подтолкнули.
Думали сначала, поколят те князя лазерами волшебными, и вся недолга, ан нет, выскочила на него дева статная, которой князь по подмышку аккурат пришёлся, и завопила:
- Родной ты мой, Михайлушко, на кого покинул, скотина похотливая?
Тут князь и вовсе с лица спал да стравил маленько от страха, а деве всё нипочём: ухватила князя за шкирку и утащила в яйцо, и все прочие рыцари за ними залезли.
Закрутилось яйцо, поднялось в воздух и улетело, как и не бывало его. Толпа загомонила, ладони козырьками к глазам поприставляли, ищут чёрное яйцо в небесной лазури, и не находят.
И только пострелёныш золотушный, Ксанки полоумной сынок, спросил звонким, далеко разнёсшимся по округе голосом:
- А как же драконы?