Вряд ли многие слышали что-то о поручике Залеваеве. Здесь я попытаюсь немного рассеять сложившуюся вокруг него завесу тайны.
Начнём с точно установленных фактов. Сразу уточню, что есть все основания подозревать, что исторически его фамилия звучала как Заливаев, но в дальнейшем либо невнимательность писаря, либо умышленное стремление избежать неловких ассоциаций привели к изменению одной буквы. Так или иначе, но во всех известных нам документах герой этой истории указан именно как Семён Семёнович Залеваев.
Ранняя биография его не демонстрирует ничего необычного. Семён получил классическое гимназическое образование, поступил в университет и готовился к юридической карьере. Судя по всему, он был довольно любознательным юношей с отчётливой склонностью к языкам, довольно наблюдательным и усердным. Однако начало первой мировой войны внесло существенные коррективы в его карьеру. После окончания школы прапорщиков Семён Залеваев отправляется на Юго-Западный фронт. В 1916 году он, уже в чине поручика, отбывает во Францию в составе 1-й особой бригады генерала Лохвицкого.
Осенью того же года известные нам следы поручика Залеваева обрываются. Согласно формальному отчёту, во время рекогносцировочной миссии, в которой он принимал участие вместе с французскими военнослужащими и двумя прикомандированными офицерами Канадского экспедиционного корпуса, их отряд попал в область газовой атаки, и затем был накрыт немецкой артиллерией. Очевидцы сообщали о газовом облаке «странного перламутрового оттенка» которое практически сразу оказалось в зоне артогня. Позднее на месте боя были найдены и опознаны два тела. Остальные пятнадцать участников рекогносцировки были также сочтены погибшими по причине интенсивности огня и не слишком тщательного поиска тел в условиях начавшегося вскоре наступления.
Вновь поручик Залеваев (либо некто, выдающий себя за него) попадает в поле зрения документальных источников только спустя двадцать восемь лет на Галапагосских островах. Никаких данных о том, где поручик находился всё это время, когда и каким образом попал на Галапагосы в архивах обнаружить не удалось.
Год спустя, в 1945 Семён Заливаев переезжает в Канаду и селится в городе Торонто. Ему довольно быстро удаётся там натурализоваться, во многом благодаря содействию некоей Мери Пикберт, сестры Джеймса Пикберта - одного из офицеров, участвовавших в той самой рекогносцировочной миссии. В документах Залеваев классифицируется как белоэмигрант и перемещённое лицо, хотя никаких документальных свидетельств о его участии в Гражданской или Второй мировой войнах не имеется.
В следующем году поручик официально вступает в брак с мисс Пикберт и с тех пор безвыездно живёт в Торонто и его пригородах фактически на содержании у супруги. Замечу, что примерно в то же время там же появляется ещё одно лицо из той самой рекогносцировочной группы - Жан Батье, бывший лейтенант французской армии. Что интересно - о его судьбе между 1916 и 1948 годом также абсолютно ничего не известно. Как, впрочем, крайне мало известно и о последующей. Мы лишь знаем, что после непродолжительного пребывания в Торонто Батье с супругой перебираются в Монреаль, где их следы теряются.
Основные сведения о последних годах жизни поручика восходят к опросам его соседей и знакомых, зафиксированных в отчётах частного сыщика Арчибальда Шлейхера, нанятого жившим неподалёку булочником, подозревавшим Залеваева в коммунистической пропаганде, работе на советскую разведку и соблазнении своей жены. Подозрения не подтвердились ни по одному пункту, но собранные отчёты попали в руки местной полиции, и были в дальнейшем переданы адвокатскому агентству, занимавшемуся делами о наследовании.
На основании этих данных мы можем утверждать, что все эти годы бывший поручик ведёт жизнь тихого и малозаметного обывателя, изредка развлекая соседей рассказами о своих приключениях в экзотических странах. Которые большинство слушателей считает откровенными байками. В целом поручик имеет репутацию большого любителя приврать. Хотя практически все очевидцы признают за ним владением некими экзотическими языками. К сожалению согласия в том, что это были за языки нет. Одни соседи говорят о языках папуасов или африканских пигмеев, другие - южноамериканских индейцев, иногда упоминаются китайский и малайский. Что объединяет все свидетельства - ни один из соседей не имел ни малейшего представления о том языке, знание которого он приписывал поручику. В силу этого установить хотя бы по косвенным признакам местопребывание Залеваева в 20-30е годы не представляется возможным.
Вообще о языках стоит заметить отдельно. Нам точно известно, что поручик весьма хорошо владел немецким и французским, изученными ещё в юности, как и классическими латынью и древнегреческим. Английский он знал заметно хуже и до конца жизни говорил на нём с сильным акцентом. По крайней мере один из знавших его соседей как-то упомянул, что его акцент был «довольно странен для русского», но к сожалению, он не уточнил чем именно. Что интересно - испанского Залеваев почти не знал, что весьма необычно, учитывая его появление в сороковых годах в Южной Америке.
Кроме Батье, проведшего в доме поручика около двух месяцев в 1948 году, нам ещё известно, что Залеваев поддерживал оживлённую переписку с археологом-любителем и исследователем паранормальных явлений Гарри И. Джонсом. В 1951 году молодой тогда ещё Джонс даже посетил его в Торонто. К сожалению, их переписка не сохранилась, а доступа к архивам Джонса получить пока не удалось.
Поручик не отличался богатырски здоровьем. Практически все отмечали, что он выглядел заметно старше своих лет, что обычно списывалось на бурную молодость и жизнь в тропиках, о чём он часто упоминал. Также Залеваев страдал неким лёгочным расстройством и возможно иными заболеваниями. Однако он принципиально не обращался к врачам и использовал какие-то свои домашние средства. К сожалению записи его подозрительного соседа заканчиваются на событиях 1953 года. После этого булочник теряет интерес к Залеваеву и о трёх последних годах жизни поручика нам практически ничего не известно.
После смерти Залеваев оставил большой сундук с записями и архивами, который он завещал передать своим наследникам в России. Поскольку осуществить это на тот момент было проблематично, а ценности его записи особой не представляли (мало того, на тот момент они даже толком не были прочитаны, ибо писал он их в основном по-русски) то последующие почти четыре десятилетия сундук простоял на чердаке дома госпожи Пикберт в Торонто. Лишь после её кончины в 1989 году вопрос передачи наследства всплыл вновь. На этот раз изменение политической ситуации сделало возможным исполнение последней воли поручика. После серии проволочек и переговоров, в начале 90-х сундук Залеваева таки оказался в руках его российских родственников.
К своему большому разочарованию они обнаружили там лишь массу разрозненных записей, рисунков и документов, две дюжины монет, старинный кинжал и металлический гравированный футляр-тубус со странными картами. Единственную ценность с их точки зрения представляли собой монеты, которые наследники попытались продать нумизматам. Увы, но из двадцати пяти монет семь оказались перуанскими чеканки 30-х годов (что косвенно подтверждает факт пребывания поручика на Галапагосах) а остальные были признаны сувенирными. По крайней мере, эксперт заявил, что ничего подобного никогда не чеканилось на постоянной основе, сами монеты довольно странны по исполнению и за единичными исключениями выглядят полным и безоговорочным новоделом.
Кинжал, учитывая традиционно сложное советское отношение к холодному оружию, наследниками не афишировался и долгое время вообще числился контрабандой. По сути единственным, что было востребовано в хозяйстве, оказался сундук. Который активно использовался для хранения овощей и прочего имущества, пока совершенно не пришёл в негодность и не был пущен на дрова.
В итоге, когда несколько лет назад один младших наследников (который весьма настоятельно просил не предавать огласке его личность и фамилию) всё таки заинтересовался содержимым прадедовского наследства и обратился ко мне, большая часть связанных с ним материалов оказалась рассеяна и перепутана, так что разбор и каталогизация бумаг и вещей поручика до сих пор ещё не полностью завершены.
Беглый анализ уцелевших документов привёл меня к интересным умозаключениям. Сперва я решил, что поручик был неплохим литератором и замыслил написать некий грандиозный роман-мистификацию. Тем более, что ещё в 1948 он пытался издать в Канаде некий фантастический рассказ. Увы - но русскоязычные тексты не были востребованы, а с английским у него были определённые проблемы. В итоге рассказ был отклонён «за убогостью стиля и фантасмагоричностью содержания». Сам текст этого рассказа мне пока разыскать не удалось.
Однако чем дальше я разбирался с записями поручика, тем больше возникало вопросов. Суть записей Залеваева сводилась к тому, что тот провёл довольно длительное время (видимо тот самый интервал 1916 - 1944 годов, хотя с точной продолжительностью поручик путается) на некоей другой планете или в параллельной реальности. Где, по его утверждениям «активно участвовал в политической и общественной жизни». При этом вопреки ожиданиям он не столько описывает свои приключения (по сути мне вообще практически не удалось обнаружить среди его записей связного изложения связанных лично с ним событий) сколько собственно мир, его астрономию, географию, этнографию и историю.
Сами тексты крайне разностильны, отрывочны и сумбурны. Создаётся впечатление, что это не столько личные записи, сколько переводы, пересказы и изложения каких-то иных источников и книг, якобы существовавших в том мире. Что интересно - ряд документов резко выделяется как специфическим качеством бумаги, так и тем, что написан на неизвестном языке или языках с использованием неизвестных систем письменности. Их немного, и судя по отдельным комментариям, они являются «оригиналами» каким-то образом доставленными поручиком из неизвестного мира. Если эти бумаги и были подделаны Залеваевым, то определённо с большой искусностью. Либо заказаны у каких-то канадских или иных специалистов. К сожалению, подобные материалы слишком немногочисленны для внятного анализа.
Также в текстах его записей попадаются упоминания о неких «старых друзьях», которые находились вместе с ним. Возможно, он придерживался версии о том, что ряд участников рекогносцировочной миссии 1916 года каким-то образом тоже перенеслись в параллельную реальность. В одной из записей поручик упоминает о том, что вернувшийся с ним «французский друг» захватил с собой «с той стороны» некие предметы - как он выражается «немало сувениров и несколько книг». В этом плане крайне интересным представляется изучение судьбы уже упомянутого выше лейтенанта Жана Батье. А также Гарри Джонса, чьи идеи об инопланетянах и атлантах, несомненно, могли оказать сильное влияние на поручика. Или наоборот.
Увы, но следов лейтенанта Батье пока обнаружить не удалось, а что касается Джонса, то он пропал без вести в одной из своих безумных экспедиций где-то в Тихом Океане ещё в 70-е. Вопросы доступа к его архивам пока обсуждаются с наследниками.
В общем и целом, вполне можно счесть литературное наследие поручика Залеваева чистым вымыслом или бредом сумасшедшего (а репутацией человека со странностями в Торонто он пользовался). С другой стороны в этом бреду определённо прослеживается система, которая представляется небезынтересной и позволяет, в чисто теоретическом разрезе, конечно, полагать его сообщения правдивыми.