Использованы сканы фотографий 1999 года.
Вот забавный эпизод из моей биографии фотографа. Страсть к фотографии передалась мне от отца, который снимал простенькой «Сменой», но ухитрялся делать неплохие фото. К моменту эпизода мой ч/б фотоаппарат, самый дешевый «Зенит», изжил себя. Времена изменились, творческий процесс фотографирования зашел в тупик. И вот 1999 год, муж подарил мне мой первый «Олимпус», пленочный, достаточно качественный и дорогой для этого времени, но того рода, который в народе презрительно именуется «мыльницей». Полный восторг! «Олимпус» был великолепен! Одна заморочка омрачала существование - ограниченное количество кадров… Поэтому каждый кадр был буквально на вес золота.
Я часто фотографировала дочь, она охотно позировала.
Гуляли мы часто, да и было, где. Излюбленный маршрут - вдоль берега Яхромы. В любую погоду. Любили бороздить мелководье, поэтому частенько надевали резину.
1999 год. Дочери 17 лет. Конец августа, совсем нежаркий день. Джинсы, кроссовки, свитера, тяжелая мыльница на узком шнурке. Мы с дочкой вечерком, перед баней, отправились на берег реки Яхромы, чтобы сделать новой мыльницей серию незабываемых кадров. Спустились с холма вниз, к мосту, перешли по нему, затем пересекли луг, огибающий подошву Ильинского холма, и направились к броду, то и дело восклицая: «А вот еще красивое местечко!»
Кадр вправо, кадр влево. Идем от брода дальше вдоль реки. «Ой, какой красивый островок посередке, как бы его взять на прицел?» - «А вот же здесь спуск к рыболовному местечку!» Спускаемся, продираясь сквозь густой ольшаник. «Давай, я первая!» - предлагает дочь. - «Посмотрю и скажу, можно ли найти место». Ксю идёт вдоль по кромке берег, двигается осторожно и легко, прощупывая почву в густой траве. - «Ой, здесь можно пройти дальше, не знаю только, сможешь ли ты…» Я мысленно смогла. Мне невтерпеж: я обязана найти это место, откуда можно снять этот дивный изгиб реки. Смело шагаю следом, вперив горящий энтузиазмом взгляд вдаль, с фотоаппаратом наготове.
Ксю через что-то перешагивает, потом оборачивается, но не успевает ничего сказать. Я тоже, как мне кажется, перешагиваю через что-то в узком месте, но почему-то попадаю ногой в канавку, скрытую травой. Нога - дрынь, другая - дрынь на скользкой глине, и я, не успев ничего понять, мгновенно ухожу по пояс в ледяную воду. Чувствую, ноги скользят дальше и вязнут, любой рывок провоцирует погружение, а схватиться-то не за что: под левой рукой - травинки, в правой - драгоценный фотоаппарат с открытым объективом, и все мысли - об ём, родимом. Ору (или шепчу?): «Ксюха, мыльницу хватай!» А как? Олимпус же у меня на шее висит - удавлюсь…
Ксю топчется на месте и пытается протянуть мне руку, согнувшись в три погибели: «Я же тебе сказала, подожди, узкое место…» - но дотянуться до фотоаппарата не может, хотя я судорожно вздымаю руку с Олимпусом вверх, как можно выше: на мою драгоценность не должно попасть ни капли!
Побарахтавшись и схватившись наконец-то за Ксюхину руку, сорвала шнурок с шеи, затем вытянула левую ногу, а правую не могу - увязла в глине. Вот тут я перепугалась по-настоящему. Рванула ногу изо всех сил. Чудо просто подбрасывает меня вверх. Но это не чудо, а толчковая правая с такой силой пинает вязкий грунт, что освобождается из глиняных оков...
…Выкарабкалась кое-как на четвереньках. Потянутые мышцы долго потом болели.
Вышли другой тропкой, все в репье. Идти далековато, километра три, да в гору, и мокрой, может быть, было бы и приличней, но не полезней, это уж точно. Разделась, обернулась сзади свитером, спереди косынкой прикрылась, такой вот прикид. Ксюше свой пиджак отдала. Видок мой способен был внушить ужас или смех. Так и шли, смеялись - мол, дочка протрезвевшую мамашу из какой-то канавки выудила и домой ведет. Как нарочно, там еще знакомый фраер на новом мотоцикле гонял взад-вперед.
Мокрые штаны в руках тащу - «А вот кому штаны, новые, продам или обменяю на любые сухие…»
Я Ксюху всё умоляла - сфотай меня в таком дивном виде! Эротическом! Не захотела.
Нога болела, от ледяной грязевой ванны нос заложило. Но меня распирала гордость - я спасла свой Олимпус! Жаль, моего геройства никто не оценил.