Продолжаю про 1 февраля.
И вот, выбравшись от родника, решила пройтись по лесу, в котором сто лет не была…
Лес болел долго и давно. Много-много лет, я еще школьницей была - уже были приметы. И вот он окончательно погиб его сожрал короед. Спохватились, вешали ловушки с отравой, писали объявления - не трогайте, не снимайте, это ловушки для короеда! Не знаю, кто читал, кто понимал, но я не сразу нашла объявление и очень удивлялась странным банкам с непонятной жидкостью…
Не помогло. Ели погибали, обрушивались и трухли. Я прикладывала ухо к павшим стволам и слышала шорох, и ощущала некую вибрацию внутри. Потом ели начали вырубать и вывозить. Но все равно осталось торчать много сухих стволов, много бурелома, много пней со снежными нахлобучками - я назвала этот лес, бывший когда-то таким свежим и живым, грибным и красивым, лесом «бюстов», ибо пень со снежной нахлобучкой напоминал бюст на постаменте…
Ноги в сугробе:
Лес горизонтальный. Сплошные завалы. Павшие стволы похожи на ощетинившиеся противотанковые ежи.
Сюда я иду, перелезаю:
Справа оставляю овраг, по которому ручей стекает в Яхрому. Из таких вот родников и таких вот ручьев и «составляются» реки. Перекорежь местность, уничтожь ручьи - и река обмелеет.
Вот во что превратился любимый грибной лес. Всюду бюсты… Налево виднеются участки от Дмитрова, раньше там, в низине, было болотце, сейчас прудик с ручейком, стекающим в тот же овраг, а наверху, на опушке, когда-то была дивная грибная и разнотравная поляна… Все было. Все в прошлом.
Любопытное явление. Жуткий, сгнивший березовый пень, и из него растет живая тонкая березка.
Последний перелаз. Перекинули одну ногу, уселись верхом, перекинули вторую.
Click to viewЛес болел долго и давно. Много-много лет, я еще школьницей была - уже были приметы. И вот он окончательно погиб его сожрал короед. Спохватились, вешали ловушки с отравой, писали объявления - не трогайте, не снимайте, это ловушки для короеда! Не знаю, кто читал, кто понимал, но я не сразу нашла объявление и очень удивлялась странным банкам с непонятной жидкостью…
Не помогло. Ели погибали, обрушивались и трухли. Я прикладывала ухо к павшим стволам и слышала шорох, и ощущала некую вибрацию внутри. Потом ели начали вырубать и вывозить. Но все равно осталось торчать много сухих стволов, много бурелома, много пней со снежными нахлобучками - я назвала этот лес, бывший когда-то таким свежим и живым, грибным и красивым, лесом «бюстов», ибо пень со снежной нахлобучкой напоминал бюст на постаменте…
Ноги в сугробе:
Лес горизонтальный. Сплошные завалы. Павшие стволы похожи на ощетинившиеся противотанковые ежи.
Сюда я иду, перелезаю:
Справа оставляю овраг, по которому ручей стекает в Яхрому. Из таких вот родников и таких вот ручьев и «составляются» реки. Перекорежь местность, уничтожь ручьи - и река обмелеет.
Вот во что превратился любимый грибной лес. Всюду бюсты… Налево виднеются участки от Дмитрова, раньше там, в низине, было болотце, сейчас прудик с ручейком, стекающим в тот же овраг, а наверху, на опушке, когда-то была дивная грибная и разнотравная поляна… Все было. Все в прошлом.
Любопытное явление. Жуткий, сгнивший березовый пень, и из него растет живая тонкая березка.
Последний перелаз. Перекинули одну ногу, уселись верхом, перекинули вторую.
