Хочу ли я посмертной славы? Ха! А какой же мне еще хотеть? (с)
у часового я спросил:
скажите, можно ходить по плотине?
идить! - ответил часовой
и сплюнул за перила
В этой манере вслушиваться в новый советский язык из старших авторов Сатуновский ближе всего, как ни странно, не к любимому им Маяковскому, не к Платонову или Зощенко, а к Мандельштаму.
И хотя молодой Сатуновский почти наверняка не знал его воронежские стихи, близость к ним иногда удивительна: "Любимая русская река Москва, / набей мне мускулами рукава, / очисть мои легкие от слизи, / верни мне зрение жизни, / Москва-река!".
Сатуновский начал писать серьезные тексты в год гибели Мандельштама, и открытие советской речи каким-то мистическим образом перешло по воздуху от одного к другому. Только для Мандельштама она была новым языком, для Сатуновского - единственным. У нее не было ни альтернатив, ни аналогов.
И из-за невольного слияния, нелюбовного романа с советской речью Сатуновский уж точно первым нащупал ее строй, новый ритм. Ритм, смешивающий темп проповеди с бормотанием, лозунговую поступь и прерывистость полунемой мольбы. Кажется, примерно в этом ритме мы живем - точнее говорим - до сих пор
: http://kommersant.ru/doc/2047807
скажите, можно ходить по плотине?
идить! - ответил часовой
и сплюнул за перила
В этой манере вслушиваться в новый советский язык из старших авторов Сатуновский ближе всего, как ни странно, не к любимому им Маяковскому, не к Платонову или Зощенко, а к Мандельштаму.
И хотя молодой Сатуновский почти наверняка не знал его воронежские стихи, близость к ним иногда удивительна: "Любимая русская река Москва, / набей мне мускулами рукава, / очисть мои легкие от слизи, / верни мне зрение жизни, / Москва-река!".
Сатуновский начал писать серьезные тексты в год гибели Мандельштама, и открытие советской речи каким-то мистическим образом перешло по воздуху от одного к другому. Только для Мандельштама она была новым языком, для Сатуновского - единственным. У нее не было ни альтернатив, ни аналогов.
И из-за невольного слияния, нелюбовного романа с советской речью Сатуновский уж точно первым нащупал ее строй, новый ритм. Ритм, смешивающий темп проповеди с бормотанием, лозунговую поступь и прерывистость полунемой мольбы. Кажется, примерно в этом ритме мы живем - точнее говорим - до сих пор
: http://kommersant.ru/doc/2047807